Кудеяр повернулся к Тимохе.
– Однако на вопрос твой отвечу. Как Орда Торжок обложила, послали мы гонца в Новгород, мол, пришлите подмогу…
Кудеяр замолчал. Его глаза застыли, уставившись в одну точку.
– И что? – подал голос Тимоха.
– А то, – очнулся от воспоминаний атаман. – Кабы ударили новгородцы по Орде с тыла, а мы тут же с другой стороны – глядишь, и стоял бы город до сей поры. Но не сочли нужным бояре да купцы господина Великого Новгорода свои зады от лавок оторвать да ими в сече рискнуть за землю русскую. Потому как своя мошна для них и родина, и мать, и единственная благодать. Так что нет теперь ни Торжка, ни жителей его. Тем же, кто остался, нынче лес – дом родной. А теперь сказывай, откуда ты и за каким лешим в Новгород собрался, коли сам не новгородец?
Тимоха нахмурился.
– За тем же, за каким ваш гонец туда ездил. Из Козельска я. Нас тож Орда обложила. Подмоги у новгородского князя еду просить.
Над поляной на мгновение повисла тишина, внезапно взорвавшаяся многоголосым хохотом, в котором, однако, отчего-то не чувствовалось веселья. Опустив луки и ослопы, заходилась горьким смехом ватага Кудеяра. Некоторые не смеялись, лишь сочувственно поглядывали на пришлого витязя.
Ерема, схватившись за живот, упал под лысый куст.
– Ой, не могу! Ой, насмешил, лихоимец! – стонал он. – За триста верст приперся у Новгорода подмоги просить! Это ж надо удумать такое!
Первым отсмеялся Кудеяр. Перевернув меч, он с явным сожалением протянул Тимохе оружие.
– Забирай, парень. Да не теряй больше.
Тимоха недоверчиво взялся за протянутую рукоять – кто ж знает разбойничьи шутки? Может, ватажники лишнюю причину посмеяться нашли.
Но нет, атаман отдал меч без обмана. С явным облегчением Тимоха вложил оружие в ножны, и, обретя на поясе привычную тяжесть, сразу почувствовал себя увереннее.
– Скачи-ка ты обратно, витязь, – посоветовал Тимохе Кудеяр. – Двух коней забирай – и поворачивай. За третьего не обессудь – мне ватагу тож чем-то кормить надо.
– Спасибо и на этом, – сказал Тимоха, отвязывая повод Бурки. – Только нельзя мне обратно. Я воеводе и народу Козельска слово дал, что приведу подмогу.
Кудеяр покачал головой.
– Дурной ты. Потому как молодой. Звать-то тебя как?
– Тимохой.
– Так вот, Тимоха, – продолжал Кудеяр. – Коль твой город Орда обложила, считай, что нет его больше. Супротив Орды никакие стены не устоят.
– Ну, это мы еще посмотрим, – сказал витязь, вскакивая в седло. – Второго-то коня вернете?
Кудеяр кивнул кому-то – и из-за деревьев, словно по волшебству, крутя головой и фыркая, возник боевой Тимохин скакун.
– Того, что поплоше, мы забили, – сообщил светловолосый парень, с сожалением поглаживая холку коня. – Скачи ужо. Тут недалече. Двух коней тебе за глаза хватит.
– Боле в наших местах тебя никто не тронет, – прогудел Кудеяр. – И когда обратно ни с чем поскачешь – тоже. Ежели чего – назовешь мое имя. Здесь меня кажная собака знает. С некоторой поры.
Тимоха ничего не ответил, лишь слегка хлопнул голенищами сапог по бокам Бурки – и только облако снежной пыли, взметнувшееся из-под лошадиных копыт, от него и осталось.
* * *
– Командуй отступление, – бросил Субэдэ барабанщику и, не сказав более ни слова, поехал прочь с холма. Барабанщик удивленно проводил взглядом непобедимого полководца. Нечасто приходилось ему выполнять подобные приказания.
Грохот барабанов вновь разнесся над полем. Кипчакские лучники, еще не веря, что спасены, поворачивали коней. Безмолвные кешиктены одновременно подняли копья. Значит, не суждено сегодня отточенному железу напиться крови трусливых кипчаков. Как не суждено ему и скреститься с урусскими мечами. Что ж, хороший воин умеет ждать…
Субэдэ смотрел, как пьет его конь из реки, стремительно темнеющей в быстро сгущающихся сумерках.
Так… Урусская крепость оказалась еще более крепким орешком, чем предполагалось. Субэдэ криво усмехнулся. «Два дня…» Пусть великий походный хан сам попробует за два дня расколоть эти стены… Если у урусов достаточно громового зелья, они перемолотят в муку сначала тумен Субэдэ, а после всю остальную Орду. Разумней было бы, конечно, сжечь этот город огненными стрелами прямо завтра, но пока что слово джехангира – закон. Пока что…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Субэдэ не спеша достал из-за пазухи халата необычный предмет.
Это был кинжал удивительной формы, выплавленный или выточенный из единого куска иссиня-черного металла, испещренного загадочными символами и страшными ликами демонов. В навершие кинжала была искусно вделана кисточка длинных серебристых волос.
Полководец медленно провел кончиками пальцев по волосам. В огрубевших подушечках пальцев почувствовалось легкое покалывание. И сразу же где-то далеко за его спиной раздался рев, приглушенный толстыми стенами железной кибитки.
– Ты слышишь меня, алмас…
Рев повторился. На этот раз в нем послышались жалобные нотки.
– Тебе больно и страшно, – прошептал Субэдэ. – Поверь, мне сегодня тоже было очень больно и страшно, когда урусы убивали моих детей… Они все мои дети, алмас…
Это случилось в те годы, когда империя Цзинь[119] билась в агонии, жестоко огрызаясь и бросая в жерло войны последних сынов своего народа…
Он ударил ногой по тяжелой двери, изукрашенной выпуклыми барельефами чужих богов, – и она распахнулась неожиданно легко, слишком легко для двери, отлитой из чистого золота. Но Субэдэ некогда было дивиться такому чуду. Он с ходу перепрыгнул порог – немного странный завет Потрясателя Вселенной не касаться стопой порога стал неистребимой привычкой всегда и везде, даже вдали от родных юрт – и ворвался в роскошные императорские покои с изогнутым мечом на изготовку. Тогда для него это было важно – лично захватить в плен владыку империи чжурчженей.
Маленький худой человек в легком халате, расшитом золотыми драконами, стоял посреди огромной залы и смотрел на Субэдэ отсутствующим, ничего не выражающим взглядом, каким смотрят очень сильные люди на очень невзрачное насекомое. Он был совсем не похож на правителя огромной империи, этот маленький человечек, но его глаза показались полководцу знакомыми. Он не раз видел отражение похожего взгляда в неподвижной глади озера во время своих раздумий или – гораздо чаще – в полированной до блеска стали клинка перед решающим сражением.
Но у человека не было оружия. В руках у него было лишь огниво, а у его ног валялся большой кувшин. Только сейчас Субэдэ заметил, что легкая ткань халата и волосы человека были пропитаны какой-то маслянистой жидкостью, а по круглому лицу медленно стекали крупные, тяжелые капли.
– А ведь мы похожи, – отчетливо сказал человек на родном языке Субэдэ. – Как же мы похожи!
И засмеялся, занося руку для последнего удара.
– Постой! – закричал Субэдэ, бросаясь вперед.
Сейчас он уже почему-то не хотел смерти императора. Иногда достаточно одного слова или взгляда для того, чтобы без особой причины изменить годами выношенное желание.
– Подожди! Не надо!!!
Но рука человека опустилась с неожиданной силой. Железо ударило о кремень. На том месте, где только что стоял владыка империи Цзинь, взметнулся огненный столб.
Субэдэ отпрянул от жара, прикрывая лицо ладонью. Император продолжал стоять, несмотря на то что его халат и кожу уже с громким треском пожрал огонь. И в этом треске Субэдэ вновь почудился издевательский смех… Наконец пламя немного поутихло, и лишь тогда рухнул черный обгорелый столб, рассыпав по залу сноп искр. В воздухе удушливо завоняло горелыми благовониями и паленым мясом.
Субэдэ опустил голову и вложил меч в ножны. Но тут сбоку, за огромной кроватью, кто-то громко заверещал нечеловеческим голосом. Субэдэ молча, словно барс, прыгнул на звук, одновременно молниеносным движением вновь обнажая клинок – и замер… За кроватью сидело серое существо, отдаленно похожее на человека, сжимая в лапах кинжал из темного металла.