Читать интересную книгу Отряд - Андрей Посняков

- Помилован! - зашептали в толпе, повторяя все громче и громче, кто с досадою, а многие с радостью. - Помилован!

- Слава царю Дмитрию! Слава!

- Разочарован? - Иван наклонился к Митрию.

- Да нет, - пожал плечами тот. - Сказать по правде - не люблю кровопролития. Ежели б начальство не приказало всем тут быть, сидел бы себе дома, читал бы книжку… «Повесть о голом и небогатом человеке» - говорят, умора!

- Купил, что ли? - удивился Иван. - Пошто не хвастал?

Митрий с досадой махнул рукой:

- Да не купил, так, мечтаю просто. Где бы достать?

- В лавку-то загляни к книжникам.

- А деньги? Книжицы-то немало стоят.

- На Басманова посмотрите-ко! - обернулся к обоим стоявший чуть впереди Прохор. - Краше в гроб кладут.

И в самом деле, после оглашения помилования Петр Федорович поник головою и медленно поехал прочь. Князь Василий, пару раз поклонившись народу с помоста и покосившись на плаху, быстренько покинул площадь, уведенный под руки невесть откуда появившимися доброхотами. Ушел и палач… но сразу поспешно вернулся, схватив, поднял на плечо секиру… наклонился к стоявшим ближе людишкам, пошутил:

- Хорошо, не украли!

- Плаху еще унеси! - засмеялись в толпе. - Не то ведь и ее, не ровен час, сопрут на дровишки.

Посмеявшись, палач ушел. Давно скрылся из виду и Басманов, и стража, и дьяки, а народ все не расходился, все кричал, славил царя:

- Да здравствует добрый царь Дмитрий Иванович!

- Слава царю Дмитрию, слава!

Похоже, Дмитрий все ж таки сделал верный шаг, помиловав Шуйского, верный - на сегодняшний день, что же касаемо дня завтрашнего, то кто его мог сейчас знать? Хотя предположить, конечно, можно было…

Вернувшись в приказ, занялись Михаилом Скопиным-Шуйским, кстати - племянником только что помилованного князя Василия. И здесь следовало быть осторожным: как узнали уже от Овдеева, князь Михайло, несмотря на юный возраст - всего-то девятнадцать лет, - уже был обласкан царями. Год назад Борис Годунов пожаловал ему чин стольника, а вот сейчас - неизвестно, за какие заслуги - приблизил к себе Дмитрий.

- Вот везде так, - зло говорил Овдеев. - Везде знатным детушкам - прямая дорога. Восемнадцать лет - и уже стольник! Чего уж больше хотеть-то? Тут, чтоб до стольника добраться, - всю жизнь свою положишь… а у этих - все как по маслу. Ух, проклятое племя!

- Проклято местничество! - поддакнул Иван. - Я тоже этого не люблю - худороден.

- Как, впрочем, и я, - Овдеев покривил губы.

- Не говоря уже о Митьке, Иване, Ондрюшке Хвате…

- Это уж точно! - Начальник неожиданно рассмеялся. - Им и городовые чины - в радость. А с Михайлой - с осторожностью действуйте. Не так сам опасен, как родичи его, связи…

- Так ведь родичей-то его царь чуть не казнил! - удивился Иван. - Чего теперь их опасаться?

- Э, не скажи, Ваня, не скажи! - Овдеев прищурился и погрозил пальцем. - Знаешь такую игрушку - ванька-встанька называется?

- Ну.

- Вот и бояре высокородные так: как бы их не валили, а все подымаются! Рвать! С корнем рвать надо, как Иоанн Грозный делал! Эх! - Стольник раздраженно хватанул кулаком по столу, что, в общем-то, было понятно. Иван тоже не любил знатных да богатых выскочек, у которых, как выразился Овдеев, «все как по маслу». Да и кто их любил? Просто такой уж был порядок, когда знатным - все, и другого не знали.

- Ты сам-то перед Михайлой не мелькай, - неожиданно предупредил стольник. - Ребят своих пусти - пусть сначала они сведения пособирают. Сам жди. Совсем скоро Михайло Скопин-Шуйский от Москвы отъедет - встречать матушку царя Дмитрия Марфу, - о том мне верный человек сообщил. И еще сказывал - цареву матушку Михайла извести надумал!

Иван вскинул глаза:

- Как - извести?

- Зелье в питье подсыпать или просто зарезать… Отомстить. Представляешь, какие слухи по Москве поползут, когда Марфу убьют? Скажут - специально это царь сделал, ведь Марфа-то его опознать должна бы. Скажет «сыне родной» - уже окончательно ясно, что царь настоящий, истинный чудесно спасшийся Дмитрий. А ежели убьют бабусю да Дмитрию это убийство припишут? Чуешь, о чем толкую?

- Да уж… - Иван чувствовал, как лоб его покрылся холодным потом - больно уж в жуткое дело влезал. Тут как бы самому выжить…

- О себе и друзьях своих не беспокойся, - обнадежил Овдеев. - Не токмо от меня, но и… - он поднял глаза кверху, - и от высших чинов вам, в случае чего, защита и покровительство будет. А дело, не скрою, сложное - и князя Михайлу надобно из него вывести… чтоб уж при всем желании не смог убить.

- Это как? - переспросил юноша. - Самим, что ли, его того… на тот свет отправить?

- То бы хорошо, но слишком опасно. Слухи поползут, опять же - следствие, на покровителей наших могут выйти… Нет, убивать мы не станем… а вот какую-нибудь болезнь на князя наслать - это можно.

- Болезнь? Что же мы, ворожеи, что ли?

Стольник осклабился:

- Почему ворожеи? Вот…

Выдвинув ящик стола - длинный, в какие приказные дьяки обычно метали те челобитные, что без опаски можно было заволокитить, так и говорилось: «положить в долгий ящик», - Овдеев достал из него небольшой мешочек из серой замши:

- Подсыпать в питье или в пищу… От того животом князюшка так изойдет, что ни о чем боле помыслить не сможет. Бери! Когда придет время ехать - скажу. Свободен.

Вот это влип! Словно муха в мед, если не сказать похуже. Иван хорошо понимал, что порученное его команде дело было очень опасным - после таких мелкие людишки обычно на этом свете не задерживаются… «Животом изойдет» - ага, поди проверь, животом ли? Может, после этого зелья князь и вообще не встанет? Скорее всего. Проверить бы на собаках - да собак жалко.

Вытащив из дома скамейку и кувшин квасу, Иван сидел на крыльце и думал, дожидаясь возвращения друзей. Задание у тех было простое - молодой князь Михаил Скопин-Шуйский. Близко к князю не подходить - да и кто бы пустил? - просто разговорить дворню и неближних знакомцев.

Усталое солнце к вечеру спряталось в облака, превратившись в маленький золотистый шарик. Впрочем, дождя не было, да и в облаках зияли просветы. Так и чередовались: молочно-белые, светло-оранжевые, густо-палевые облака полосками - нежная лазурь неба. Было не жарко, но и не холодно, а так, в самый раз. За воротами, в уличной пыли, крича, играли дети, пахло укропом, шалфеем и яблоками. Василиска ушла к подружке, Филофейке, взяв с собой пряжу. Ужо, посидят, посплетничают, посмеются, что еще молодым девкам делать-то?

Посмотрев в небо, Иван встал, потянулся - пора бы уж Василиске возвращаться. Хватит сплетничать, нашли бы, чем заняться, и тут… Юноша улыбнулся. Вообще-то, и парни должны бы скоро быть. Что-то они долгонько сегодня, долгонько… Иван от нечего делать походил по двору, лениво попинав ногами валявшиеся дрова: вчера вечером покололи, а в поленницу не сложили - стемнело. А сегодня было неохота, да и не дворянское это дело - дрова в поленницы складывать, невместно занятие сие благородному мужу, на то слуги имеются.

В калитку вдруг дернулись, постучали. Иван обрадованно отворил, гадая, кто там - Митька, Прохор иль Василиска? Если Василиска, то…

- Здрав будь, господине! - низко поклонился какой-то незнакомый парень, даже не парень, а совсем еще молоденький отрок - безусый, светлоглазый, худой, с длинными русыми волосами.

- Да что ты на улице кланяешься? - посмеялся Иван. - Во двор хотя бы зайди.

- Коли позволишь, господине.

Одет парнишка был вполне даже прилично: белая, с вышивкою, рубаха, приталенный длинный кафтан темно-зеленого аглицкого сукна, украшенный серебристой плющеной проволочкою - битью, с кручеными веревочками-застежками - канителью - от ворота до самого низу, на ногах - алые сапожки, волосы аккуратно причесаны, в руках - беличья шапка.

Войдя во двор, гость еще раз поклонился:

- Спаси тя Господь, господине!

- Да что ты все кланяешься? - раздраженно бросил Иван и вдруг застыл, с удивлением вглядевшись в парня. - Постой, постой… Господи, да ведь ты Игнат, кажется!

Да уж, в этом прилично одетом, уверенном в себе пареньке сейчас было трудно признать того плачущего заморыша, что еще так недавно висел на дыбе под кнутом палача Елизара.

Гость улыбнулся:

- Признал, господине! Извиняюсь, что побеспокоил, - заглянул ненадолго и от дел никаких не оторву. Просто зашел поблагодарить за свое спасение… И вот сказать… Ежели, господине, не дай Бог, хворь с тобой какая-нибудь приключится, ты к лекаришкам немецким не ходи, а иди к моей матушке, Олене, - уж она-то от любой хвори вылечит. Мы на Поварской живем, в Земляном городе.

- На Поварской… - задумчиво повторил Иван. - А, знаю! Недалеко от Чертолья.

- Ну да, там рядом, - отрок улыбнулся. - И вот еще что. Матушка вчера гадала - сказала, опасность для тебя есть немалая.

- Что? - Юноша вскинул глаза и тут же рассмеялся. - У меня, вообще-то, вся жизнь в опасностях - служба такая, тут и гадать не надо.