Он подозрительно изучал ее взглядом.
— Но ты ведь всегда хотела здесь оказаться, не так ли? С самого начала. Годольфин еще удивлялся, откуда в тебе этот бес. Теперь и я удивляюсь. — Он проследил направление ее взгляда. — Что там, Юдит?
— Тебе и самому видно, — ответила она. — Нас убьют, не успеем мы добраться до конца улицы.
— Нет, — сказал он. — Только не нас. На нас заклятие против любой опасности.
— Ты уверен?
— Мы же с тобой два сапога пара, помнишь? Идеальные партнеры.
— Помню.
— Десять минут. Потом мы отправляемся.
— Я буду готова.
Она услышала звук закрываемой двери и снова опустила глаза на свои руки. Видение исчезло бесследно. Она оглянулась на дверь, проверяя, ушел ли Дауд, потом прижала руки к стеклу и закрыла глаза. У нее было десять минут на то, чтобы найти женщину с таким же, как у нее, лицом, десять минут, прежде чем она окажется вместе с Даудом, и все надежды на контакт будут перечеркнуты.
— Кезуар… — прошептала она.
Она почувствовала, как стекло завибрировало под ее палацами, и услышала чей-то предсмертный крик, разнесшийся над крышами. Она второй раз произнесла имя двойника и подумала о башнях, которые были бы видны из этого окна, если бы город не заволокло дымом. Видение этого дыма возникло у нее в голове, хотя она сознательно не вызывала его, и она почувствовала, как ее мысли поднимаются вверх вместе с его клубами, уносимые жаром разрушения.
Кезуар было нелегко отыскать что-нибудь неприметное среди одежд, приобретенных в основном из-за их вызывающего вида, но, оборвав все украшения с одного из самых скромных, она достигла относительной пристойности. Она покинула свои покои и приготовилась к долгому путешествию по дворцу. Маршрут после того, как она окажется за воротами, был ясен: назад к гавани, туда, где она впервые узрела Скорбящего на крыше. Если там Его не окажется, она найдет кого-нибудь, кто будет знать, где Он. Он появился в Изорддеррексе не для того, чтобы просто так исчезнуть. Он оставит за собой следы, чтобы по ним отправились Его приверженцы, и, конечно же, суды, которые им предстоит вынести, чтобы доказать своей стойкостью, сколь горячо их желание быть рядом с Ним. Но сначала надо выбраться из дворца, и она отправилась по коридорам и лестницам, которыми не пользовались уже долгие десятилетия и о которых знала только она, Автарх и каменщики, которые выложили эти холодные камни и давно уже превратились в хладный прах. Только Маэстро и их возлюбленные сохраняли молодость, но теперь и это не казалось ей таким уж счастьем. Она хотела, чтобы следы прожитых лет были заметны на ее лице, чтобы, когда она преклонит колени пред Назореем, Он понял, что она много страдала и заслужила Его прощение. Но ей придется положиться на Него и верить, что под покровом совершенства Он сумеет разглядеть боль.
Ноги ее были босы, и холод постепенно поднимался по ее телу, так что, когда она вышла в сырую прохладу сумерек, зубы ее стучали. Она остановилась на несколько секунд, чтобы сориентироваться в лабиринте двориков, окружавших дворец. И в тот миг, когда она обратилась от конкретного к абстрактному, в голове ее всплыла еще одна мысль, дожидавшаяся в глубинах сознания как раз такого поворота событий. Ни на мгновение она не усомнилась в ее источнике. Ангел, которого Сеидукс прогнал сегодня днем из ее комнаты, ждал ее все это время на пороге, зная, что в конце концов она появится и будет нуждаться в руководстве. Слезы навернулись у нее на глаза, когда она поняла, что не покинута. Сын Давида знал о ее муках и послал ангела, чтобы он прошептал свою весть.
— Ипсе, — сказал ангел. — Ипсе.
Она знала, что означает это слово. Она посещала Ипсе много раз, всегда в маске, как и все дамы высшего света во время посещения сомнительных с моральной точки зрения мест. Она видела там все пьесы Плутеро Квексоса, переложения Флоттера, а иногда даже и грубоватые фарсы Коппокови. То, что Скорбящий выбрал именно это место, показалось ей странным, но кто она такая, чтобы судить о его целях?
— Я слышу, — сказала она вслух.
Не успел еще стихнуть голос в ее голове, как она уже отправилась в путь по внутренним дворикам в направлении ворот, из которых можно было быстрее всего добраться до Кеспарата Деликвиум, где Плутеро соорудил памятник искусственности, которому вскоре предстояло быть перепосвященным Истине.
Юдит отняла руки от окна и открыла глаза. Контакт был лишен ясности и отчетливости, которые она ощущала во сне. По правде говоря, она вообще не была уверена, что он состоялся, но теперь уже было поздно предпринимать повторную попытку. Дауд ожидал ее, и не только Дауд, но и пылающие улицы Изорддеррекса. Из окна она видела, как льется кровь, видела многочисленные схватки, атаки и отступления войск, видела мирных жителей, бегущих толпами, и тех, кто маршировал в колоннах, вооруженный и дисциплинированный. В этом хаосе ей трудно разобраться, за что они борются, да, честно говоря, и не было до этого дела. Ее задача — это поиски сестры в этом Мальстреме и надежда на то, что та в свою очередь будет искать ее.
Кезуар, разумеется, будет ждать огромное разочарование, когда они встретятся (если, конечно, это случится). Ведь Юдит была вовсе не вестником Бога, которого та жаждала разыскать. Но к тому дню боги небесные и земные уже перестали быть теми искупителями и спасителями, которыми их сделала легенда. Они были разрушителями и убийцами. И доказательство этого было здесь, на тех самых улицах, по которым Юдит собиралась отправиться в путь. И если бы только она могла разделить с Кезуар это зрелище и объяснить ей его значение, то тогда, возможно, встреча с сестрой оказалась бы не таким нежеланным даром — встреча, о которой Юдит не могла не думать как о воссоединении.
Глава 35
1
Справляясь о дороге у людей — как правило, раненых, — Миляга проделал путь от триумфа на Ликериш-стрит до Кеспарата мистифа за несколько часов, в течение которых процесс превращения города в хаос резко убыстрился, так что по дороге его не оставляла мысль о том, что, когда он достигнет цели, на месте стройных рядов домов и цветущих деревьев окажутся пепел и руины. Но, оказавшись наконец в этом городе внутри города, он обнаружил, что ни мародеры, ни разрушители здесь не побывали — то ли потому, что знали, что здесь ничем особым не поживишься, то ли потому — и это было больше похоже на правду, — что давнишние суеверия, связанные с народом, некогда населявшим Доминион Незримого, удержали их от бесчинств.
Первым делом он направился в сторону чианкули, готовый к чему угодно — угрозам, мольбам, лести, — лишь бы вновь оказаться рядом с мистифом. Однако в чианкули и прилегающих к нему зданиях никого не оказалось, и он принялся за систематическое прочесывание улиц. Но на них также никого не было, и по мере того как росло его отчаяние, он утрачивал всякую осторожность и в конце концов принялся выкрикивать имя Пая в пустоту, словно полуночный пьяница.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});