— Смотри, чтобы тебя саму в городе не схватили. А ну, как он кричать примется про разбойников?
— А ты ему язык отрежь, и делов-то.
«Вот добрые люди», — подумал я. Ну и повезло же мне вляпаться. Кто, интересно, в этих местах так осерчал на оборотня? Ну, действительно, не меня же здесь ловят. Я и не говорил никому, что собираюсь в эти места, да и не знал о них прежде. А выследить меня было довольно затруднительно. Угас нес меня с огромной скоростью, пешему за нами не угнаться, всадника же я непременно заметил бы.
Меж деревьев промелькнула тень. Я обернулся на разбойников, но никто ничего не заметил. Между тем среди деревьев двигалась огромная туша угаса. Тихо, без единого звука, подбирался он к костру. А я-то всегда полагал, что эти глупые животные могут передвигаться по лесу только напролом, поломав половину деревьев. Видно, зря жаловались на него дриады, воняет он, конечно, изрядно, но шуму производит не так уж и много. Впрочем, когда угас держит рот закрытым, то и вонь почти не чувствуется.
Внезапно из темноты прямо над костром возникла драконья голова. Желтые глаза зловеще сверкнули. Угас разинул пасть и, сунув ее в костер, проглотил жарящуюся на вертеле телячью ногу вместе с вертелом. Проглотил ее целиком, не прожевав, смачно отрыгнул вертел обратно в костер и громко икнул. Пламя зашипело от его слюны. Трое разбойников молча взирали на угасову морду, зависшую над костром. Удивленный отсутствием реакции, угас открыл пасть и исторг звук, напоминающий рев медведя, у которого сорвалась женитьба по весне. Женщина упала в обморок, второй разбойник вскочил и с диким криком скрылся среди деревьев, а Габ так и остался сидеть у костра, не отводя переполненных ужасом глаз от Мохха.
— Габ, — позвал я, — если не хочешь, чтобы он сожрал и тебя вместе с вашим ужином, развяжи меня, да побыстрее.
Мохх наклонил голову и слегка кольнул своим шипом разбойника. Тот ползком подобрался ко мне, в ужасе оглядываясь на угаса.
— Дракон, мать моя, и откуда он только взялся, а?
— Режь веревки! — воскликнул я. — Мой дракон не любит, когда обижают его хозяина.
— Ты б сказал, что у тебя есть дракон, сразу-то, а, — Габ почти плакал, когда перерезал веревки. — Я ж не знал, я б разве посмел.
В это время из землянки появилась заспанная физиономия одного из разбойников, а рядом с ним другая.
— Че орете-то? — спросил он, щурясь.
Потом, разглядев, что Габ развязывает меня, завопил:
— Проклятье, Габ, что ты делаешь?
Габ ничего не ответил, а разбойник увидел наконец угаса и тихонько завыл. Второй разбойник свалился обратно в землянку, а на его месте появилось любопытное личико молоденькой девушки.
— Ого, — сказала она тихо.
За ней появился еще один разбойник, рябой парнишка, хмыкнул и скрылся в землянке.
В этот момент Габ закончил возиться с веревками, мои руки освободились, я тут же вцепился в ошейник и, разогнув его, снял, кожа на шее пылала, будто после ожога. Я поднял веревку, валявшуюся на земле, и связал ею Габа.
— Сидеть, — скомандовал я разбойнику, — Мохх, сторожи.
Я подошел к потерявшей сознание женщине, так и лежавшей возле костра. Она все еще была в обмороке, но я решил не рисковать, взял ее за ногу и оттащил к землянке.
— Принимайте груз, — приказал я.
— Здесь больше нет места! — крикнула девушка.
— А ты ужмись, — посоветовал я и спихнул бездыханное тело в землянку. Габ пролепетал:
— Слушай, а, мы тебе ведь ничего плохого не сделали, парень.
— Совсем ничего, — согласился я. — Только побили малость да вот еще эту гадость с шипами надели.
— Ну, за «побили» не вини, ты же сам сопротивляться начал, убежать хотел. А что ошейник надели, так тебе-то никакого вреда от этого не было.
— Никакого вреда, говоришь, — рассердился я. — Научили меня такие подонки, как вы, не выть да не кувыркаться вам на потеху, даже когда металл вот такой на меня надевают. Для тебя это было бы то же, что в костер живьем положить. Может, хочешь попробовать, чтобы определить, много ль вреда будет?
Лицо Габа перекосилось гримасой ужаса. Часто же мне приходилось видеть такое. Он рухнул на колени и заговорил быстро-быстро:
— Ты только не серчай, не думай, что я глупую бабу слушать бы стал. Я отпустил бы тебя, честное слово, клянусь покойной матушкой, отпустил бы. А матушка моя была порядочной женщиной, не то что эти потаскухи, — Габ неопределенно кивнул головой. — Добрый человек, освободи нас, а?
— Отпустил бы, говоришь?
— Клянусь, клянусь, — затряс головой Габ.
— А коли заказчик твой признал бы во мне того, кого ищет?
Габ беззвучно тряс головой. Я рассмотрел ошейник. Он был из серебра, тяжелый, массивный. Такого наверняка хватит на то, чтобы расплатиться с моряками. Габ вновь подал голос:
— Только ты не забирай ошейник, ладно? Хрыч этот меня убьет, коли я его ценность потеряю.
— И ошейник заберу, — сказал я, — и все остальное, что найду.
— Ты что же, еще и ограбишь нас? — искренне удивился разбойник.
— Радуйся, что только ограблю, — усмехнулся я. — У меня-то в отличие от вас нет проблем с тем, куда девать ненужных пленников. Вон какое брюхо за мной ходит, — я хлопнул угаса по круглому боку и продолжил: — Будет справедливо, если одним из вас он пообедает.
Угас принялся обнюхивать разбойника.
— Может, ему лучше бычка, а? — плаксиво спросил Габ, пытаясь увернуться от широкой морды угаса. — Там у нас за землянкой туша лежит, почти целая. Ляжку-то его мы сжарили.
— Туша, значит, без ляжки, так, что ли? — возмутился я. — Кому-то из вас придется восполнить недостающее.
Габ расплакался.
— Сторожи их, — приказал я угасу, а сам направился к туше быка.
Был это скорей теленок, чем бычок, но он действительно оказался почти целым. Я осмотрел его. Неплохо бы взять часть мяса с собой, чтобы потом не тратить время на охоту. Я отрубил вторую ногу для угаса и несколько кусков для себя. Их, конечно, лучше сразу пожарить, так они дольше сохранятся.
Я установил вертел и закрепил на нем два здоровенных куска мяса. Угас протяжно заревел. Я позволил ему пойти перекусить остатками бычка, пока пеклось мясо. Когда оно прожарилось, я завернул его в шкуры, укрепил на спине у Мохха, и мы тронулись в путь.
— Эй, хоть развяжи меня, парень, — крикнул мне вслед Габ.
— Не беспокойся, твой заказчик тебя непременно развяжет, — ответил я.
Больше меня не тянуло в людские селения. Не то чтобы я стал бояться людей, но появилось какое-то пренебрежение, которого я никогда не испытывал прежде. И еще меня преследовала мысль о некоем ловце оборотней. Кто нанял разбойников, и кого в действительности он хотел поймать? Может, шалили в округе волки, или кто-то промышлял похищением скота? Бывает такое нередко, когда вся округа вдруг ополчится на волков, а то еще хуже — на кого-нибудь из жителей, кто наиболее смахивает лицом да повадками на дикого зверя. И тогда начинают облавы или нанимают какого-нибудь бродячего шарлатана, выдающего себя за ведьмака, или, как в этот раз, местную шайку шалых людей.
Только спустя два дня я сообразил, что мог бы получить ответ на свои вопросы, если бы догадался остаться там, в лесу, подле разбойников и дождаться того, кто нанял их. Но я, как любой волк, случайно спасшийся из капкана, поспешил скрыться вместо того, чтобы дождаться в укрытии охотника и наказать его.
Я так до сих пор и не выяснил дороги. Нужно было опять ловить одинокого странника да страхом заставлять его говорить. Я выезжал несколько раз на тракт в надежде встретить такого, кто не потянется к мечу и не вынудит меня его убить или не убежит в лес, — искать мне было бы недосуг. Наконец я заметил издали двух одиноких путников, медленно бредущих по дороге. Когда они подошли ближе, я заметил, что пара эта двигается как-то странно: один держит свою руку на плече другого. Тот, что шел впереди, был еще юнцом, пацаненком. За ним шел, вцепившись в него, глубокий старик. Были они в таких драных лохмотьях, что ясно стало, почему, завидев всадника, не испугались и не спрятались. Брать с таких нечего. Когда мы сблизились, юнец, разглядев меня и угаса, пискнул: