Читать интересную книгу Рыцари былого и грядущего. Том II - Сергей Катканов

Кирилл слушал Князева с напряжённым вниманием, хотя и старался придать себе вид несколько отрешённый. Когда Князев закончил, он сказал насколько смог степенно:

— Надеюсь, Дмитрий Юрьевич, когда-нибудь и я научусь так же виртуозно расставлять все точки на «i».

— Вот и я на это надеюсь. А пока тебе трудно даже представить, какие ошеломляющие перспективы, причём в мировом масштабе, открывает появление вашего братства. «Пересвет» рождён самой русской землёй, русским православным народом — из глубин национального духа. Ничего подобного на Руси никто и никогда не смог бы внедрить извне, да в Ордене и нет таких идиотов, которые стали бы пытаться это делать. У «Пересвета» есть шанс стать тем словом, которое Русь скажет всему миру в грядущем веке.

— Деус вульт, — улыбнулся Кирилл.

— А жучков в этом кафе нет. Точнее, не было, пока я их не поставил. Твоя задача — их найти. Хочу посмотреть, как вас теперь в Конторе учат.

* * *

В Москву Князев взял Сиверцева, Зигфрида и Милоша — восторженный черногорец всю жизнь мечтал побывать в России. Вечером в кафе они пришли в полном составе и при полном параде — в элегантных европейских костюмах, но без галстуков. От «Пересвета» пришли Ставров, Шерхан, Кирилл и почти уже поправившийся Серёга — он только левой рукой пока ещё не владел.

Решили обойтись без горячих блюд, чтобы на кухне не было поваров и не возникало необходимости в официантах. На столе красовались грубо нарезанные балыки, ветчины, сыры, хлеб. Особый упор сделали на икру, красную и чёрную, которая немалыми хрустальными бадейками украшала стол. Шерхан предложил вместо бокалов поставить на стол стальные эмалированные кружки, пояснив: «Это не воровская традиция, скорее армейская и очень хорошо подходящая для братства, как символ нашего нестяжания». Все согласились. Впрочем, из стальных кружек весь вечер пили «Нарзан». Водку подали только на посошок, когда уже расходились.

Князев довольно подробно рассказал про Орден и даже про «Секретум Темпли». Сиверцева сначала удивила такая откровенность, но он сразу понял, что командор решил играть ва-банк. И действительно, несколько дней напряжённо думая, Дмитрий связал с «Пересветом» такие планы, что уже не было смысла прятать карты.

Сиверцев сразу же очень легко сошёлся со Ставровым и, с лёгкой руки Шерхана, их начали называть «два капитана». Офицерам, прошагавшим дорогами третьей мировой, было что вспомнить.

Милош вскоре уже ни на шаг не отходил от Серёги, ошеломлённый блестящей эрудицией нового русского друга, который не только про Россию, но и про Черногорию рассказал черногорцу много нового.

Немногословному Зигфриду очень понравился Шерхан. Зигфрид сразу же решил, что такое прозвище может заслужить только настоящий мужчина, а когда узнал историю с волком, задушенным голыми руками, спокойно утвердился в первоначальном мнении.

Когда официальная часть была закончена, и все разошлись по углам, Ставров рассказал Сиверцеву о своей встрече с командором Ордена тамплиеров Эмери д'Арвилем, который погиб в битве под Ла-Форби в 1244 году. Сиверцев слушал молча, всё больше бледнея.

— Ты знаешь, Володя, — неторопливо начал Андрей, когда Ставров закончил, — я тут, было дело, написал опус про средневекового тамплиера. Взял лицо вымышленное, постаравшись сделать его максимально типичным. И назвал его — Эмери д'Арвиль. До настоящего момента был уверен, что я выдумал Эмери. А теперь мне начинает казаться, что это Эмери выдумал меня. Да и тебя тоже, брат Ставров. Именно так — если бы не Эмери д'Арвиль, нас с тобой и на свете бы не было, а были бы вместо нас какие-то совершенно другие люди.

Шестой конь Люцифера

Рома любил насвистывать себе под нос:

Пять коней подарил мне мой друг ЛюциферИ одно золотое с рубином кольцо,Чтобы мог я спускаться в глубины пещерИ увидел небес молодое лицо

Дальше в «Балладе» Николая Гумилёва шла какая-то лабуда, которую Рома совершенно не воспринимал, а вот это первое четверостишие пьянило его и завораживало, заставляя душу сладостно сжиматься. Он даже заказал себе кольцо с рубином насыщенного кровавого цвета. Друзья недоумевали — им, сатанистам, запрещено носить золото. Рома тонко улыбался и говорил: «Тайна посвящённых». Не было никакой тайны, а была лишь дешёвая распальцовка, но Рома любил изображать из себя вселенскую загадку.

В школе Рома показывал неплохие успехи по математике, и все были уверены, что он выберет технический вуз, но Рома почему-то пошёл в медицинский и долго потом наслаждался всеобщим удивлением. Никто не видел в нём врача, который спешит на помощь людям, почему же он выбрал эту профессию? Рома загадочно улыбался. Однако, и этот ларчик открывался довольно просто. Ещё мальчишкой Рома очень любил вспарывать животы кошкам и собакам — хотел посмотреть, как они устроены изнутри. Так он сам себе говорил. На самом деле внутреннее устройство животных не так уж сильно его занимало — всё там у них у всех было одинаково, а вот то, что Рома потрошил не мёртвых, а живых кошек и собак, это его по-настоящему увлекало. Они так здорово визжали. Этот визг страшно страдающих животных ему почему-то никогда не надоедал — хотелось слышать его снова и снова.

Когда их, студентов, впервые привели в морг, Рома всех поразил своим улыбчивым хладнокровием. Конечно, сознание потеряли лишь пара хлипких девочек, а большинство студентов держались твёрдо и по-деловому, но только Рома улыбался так, словно его привели в Эрмитаж — ему здесь нравилось. Даже старые циничные патологоанатомы с брезгливым недоумением наблюдали тонкую улыбочку Ромы, кромсавшего трупы. Сразу было видно, что человек занимается любимым делом. Тогда ещё все были уверены, что Рома станет патологоанатомом, но он опять всех удивил, выбрав специализацию психиатра. И опять это всеобщее удивление доставило ему ни с чем не сравнимое удовольствие.

Рома — психиатр? Специалист по человеческой душе? Вот уж, казалось бы, материя, которая занимала Рому меньше всего. Но тут-то они и ошибались. Человеческая душа очень занимала Рому, прежде всего — своя собственная. На эту тему он имел один нешуточный секрет. Когда ему было 13 лет, он сказал своему пятилетнему соседу: «Пойдём в подвал, там кошка родила, котят покажу». Ребёнку, конечно, захотелось посмотреть на котят, а Рома, когда они оказались в полумраке подвала, накинул ему сзади на шею заранее заготовленный кусок бельевой верёвки и медленно-медленно задушил. Пол в подвале был земляной, Рома закопал детский труп в самом тёмном углу и аккуратно утрамбовал землю. Это захоронение так никто и не нашёл, ребёнка объявили пропавшим без вести. У ментов ведь как? Нет трупа — нет убийства, значит убийцу не ищут, ищут жертву, а жертву попробуй найди, если она мертва.

Зачем Рома сделал это? Причина была вот в чём. Он как-то прочитал в одной книжке, что убийц потом мучают кошмары, вот ему и захотелось проверить, будут ли его кошмары мучить?

Его никогда никакие кошмары не посещали, ни во сне, ни наяву, и он считал, что это должно быть интересно — новые острые ощущения. Однако, и на сей раз никаких кошмаров у него не было. Рома рассудил, что он, вероятнее всего — сверхчеловек, потому что не похож на остальных людей, а значит ему можно всё, чего нельзя им. Получалось, что его психика — загадка. Вот эту-то загадку он и хотел изучить, а значит, ему была прямая дорога в психиатрию. А трупы — что? С ними быстро наскучило. Они почти все одинаковые, в них нет никакой загадки, потому что у них нет психики. Только первое время нервы пощипывает от мысли, что кромсаешь плоть бывшего человека, но это быстро приедается, нервы не возбуждаются, остаётся одна рутина. А для рутины Рома не рождён, потому что он — сверхчеловек, это уже было ему понятно.

Как же Рома умудрился вырасти таким необычным человеком? Тут у него был ещё один секрет, о котором никто не знал. Дело в том, что его мать была христианкой. Точнее, она считала себя очень ревностной христианкой. Это потом уже, когда Рома вырос, он уяснил для себя, что никаких христиан на свете не существует, они сами себя выдумали, а в детстве Рома постоянно слышал о Боге и никогда не сомневался, что Бог существует. Бог — это боль, которую так любила причинять ему его чрезвычайно религиозная мать. Для его же пользы. Если матушке случалось уличить маленького сына в какой-нибудь незначительной лжи, она била его молотком, которым обычно отбивают мясо. Била по таким местам, которые редко кто видит, а потому никто и никогда не видел на Роме следов побоев. Мать говорила: «Лучше я тебя накажу за твой грех, а иначе Бог отправит тебя в ад, и там тебя будут жарить на сковородке». Однажды, когда он без разрешения съел конфеты, хранящиеся в шкафу, мать раскалила сковородку и приложила к ней его ладошку. Он страшно кричал, мать заботливо смазала ожёг заранее приготовленной мазью и перебинтовала руку. Потом она строго и назидательно сказала ему: «Понял теперь, что такое раскалённая сковородка? Не будешь больше совершать грехов?». Рома сказал, что не будет, хотя и знал, что это невозможно, потому что грехом было всё. Слово «грех» он слышал гораздо чаще, чем слово «бог». И сам-то он был «плодом греха». Мать родила его без мужа и вот теперь искупала этот грех правильным воспитанием сына.