однако предлагает мне пачку «Белых карликов». Я тянусь через стеклянный стол и беру одну сигарету. Горго кидает мне зажигалку. Я прикуриваю и откидываюсь на спинку дивана, любуясь этим местом. Это комната трофеев. Редкий бриллиант, украденный через год после Падения, лежит на стеклянном столике у окна, играя роль пресс-папье. На стене в шести метрах от пола висит военный шлем с полумесяцем дома Луны. Комната усеяна бесценными сокровищами. Ни одно из них не приколочено и не упрятано под стекло. Они словно говорят: «Никто не посмеет взять нас». Великолепная заносчивость, уравновешенная угрозой. На столике лежит принадлежащая герцогу пила для костей.
– Это он все украл? – спрашиваю я.
Любуясь комнатой, я прихожу к выводу, что мне никак не добраться через стол до пистолета или датапада – Горго прикончит меня раньше. Он способен раздавить мой череп, даже не вспотев. Странная манера двигаться говорит о том, что Горго, похоже, из тех черных, которых выводят для секретных операций. Возможно, он был берсерком или даже меченым. Хотя я никогда не видел ни одного из них вживую.
Легко ли ему будет выдернуть мои руки из суставов? Я видел, как черные восстания проделывали это с пленными легионерами-серыми и с золотыми. Буду ли я кричать, как те несчастные?
– Все, что здесь находится, он украл собственноручно. До него была герцогиня. Ее корону он тоже украл, – говорит Горго.
– Удивительно, что он не разместил тут детей на каком-нибудь пьедестале. – Я пытаюсь выудить хоть какой-нибудь намек на их местонахождение. Неудобно получится, если я позвоню Холидей с ее спецназом, а предъявить им будет нечего. Но Горго не клюет. – Вернемся к муравьям. Они успокаивают его? Герцог еще и энтомолог?
Горго не отвечает. Он просто сидит, как окультуренный йети с этими его жутковатыми выпученными глазами на лице трупного цвета.
– Я не очень-то тебе нравлюсь, да, Горго?
– Да.
– Могу я спросить почему?
– Слишком много болтаешь.
– И что?
– Разговоры сбивают дыхание и замедляют размышления. В отличие от тебя, мне не нужно трепать языком, чтобы успокоить нервы.
– Общение – душа цивилизации. Иначе чем мы будем отличаться вот от них? – Я киваю на муравьев. – Носить, таскать, копать, вкалывать… Если человек выражает себя только через работу, кто он, если не муравей? – Я хочу разозлить Горго. Его спокойствие бесит меня. – Правда, попробуй поболтать.
– Я сказал ему, что тебя стоило бы убить. Как ту зеленую.
– Беру свои слова обратно. Возможно, тебе лучше помалкивать.
– Я все еще думаю, что ему стоило бы убить тебя.
Горго не из тех людей, при которых хочется вспоминать, что ты смертен.
– Но смерть – это же навсегда. Ты бы скучал по мне. – Я выпускаю в его сторону струю дыма. – А есть какая-то конкретная причина, по которой ты хочешь загнать меня под землю?
Сегодня вечером моим легким не хватает воздуха.
Горго не отвечает. Я смотрю на его черные ботинки и пыльник:
– Мне всегда было интересно: откуда у вас эти плащи? Их вам выдают, когда вы подписываете трудовой договор, или вы сами покупаете их в каком-нибудь магазине криминальной одежды?
– Ты смешной, – хмыкает Горго.
– Спасибо.
– И каково это тебе, серый? Быть смешным.
Я оглядываюсь по сторонам:
– Да ничего так. А как тебе работа пса при герцоге?
Горго лишь улыбается своей жутковатой металлической улыбкой.
Этот человек пугает меня до чертиков. Большинство людей можно прочитать – но не этого позолоченного голема. Я понятия не имею, чего он хочет. Изображая скуку, я встаю и прохаживаюсь вдоль муравьиной колонии. При ближайшем рассмотрении я понимаю, что здесь два вида муравьев. Колонии разделены раздвижной стеклянной перегородкой почти до потолка. Возле нее скопились сотни представителей каждого вида. Это маленькие, тяжело движущиеся боевые машины. Они крупнее рабочих муравьев, с толстым панцирем, непомерно большой головой и до смешного огромными челюстями. Желтые муравьи вытягиваются вверх, словно воющие собаки, и шевелят мандибулами, а синие то выпускают, то прячут жало. Я снова смотрю на колонию желтых муравьев, приглядываюсь к питающей их падали. Подхожу ближе к стеклу, чтобы рассмотреть процесс получше. Ч-черт! Это отрубленная рука, уже почти очищенная от плоти. Слишком большая для детской. Виднеется лишь вплавленный в кости запястья металлический полумесяц, знак черных.
Ужас поднимается у меня из яиц в живот. Так вот, значит, как герцог взыскивает долги. Белог? Так, кажется, звали того черного? На меня вдруг накатывает приступ тошноты. Они собираются убить меня. Поэтому и привели посмотреть на этих муравьев. Меня прикончат и скормят этим гребаным трупоедам.
Я отворачиваюсь с отвращением. Горго смотрит на меня тихим взглядом, обещающим так много боли. Через несколько минут, когда входит герцог, черный забирает со стола свой датапад и мой пистолет и встает. Мое сердце падает, ударяясь по пути о каждое ребро, когда вслед за розовым в комнату вваливаются два телохранителя-черных.
– Ну как вы тут, хорошо провели время? – приветствует нас герцог.
– Относительно, – говорю я с искренней улыбкой облегчения. – Горго малость неразговорчив.
– И в том его очарование. Горго, сегодня ты мне больше не нужен. Иди развлекайся со своими маленькими игрушками, – говорит герцог. – Я взял на себя смелость освежить твою коллекцию.
Между губами Горго поблескивает металл.
– Его пистолет. – Он отдает герцогу «всеядный» и, коротко поклонившись, уходит.
Герцог облачен в черный халат с пурпурным отливом и черные комнатные туфли.
– Эфраим, дорогой! Как это скверно с моей стороны – заставлять тебя ждать. Надеюсь, Горго был не слишком уж скучен.
– У него словарный запас дохлой рыбы. Где вы его взяли?
– О, мы давно знакомы. Скажем так: мы вместе плавили то золото, что у него во рту. Идем-идем. Надеюсь, ты голоден.
Он кладет пистолет рядом с ножами на край стола. Достаточно близко, чтобы я мог дотянуться до ствола, завладеть им, забрать датапад герцога и подать сигнал Холидей. Но черные разорвут меня на куски…
Мы занимаем места напротив друг друга за длинным столом. Слуги герцога открывают бутылку «La Dame Chanceuse», а я наблюдаю за телохранителями в дальней части комнаты. Герцог игриво посматривает на меня:
– Должен признаться, я не ожидал, что увижу тебя так скоро. Я опасался, что, возможно, немного перестарался, убивая твоих друзей.
– Каких еще друзей? Они предали меня. Пошли они в жопу.
– Хладнокровный… – говорит герцог. – Мне нравятся рептилии. Почти так же, как насекомые! – Он кивает в сторону муравьев. – И все же я думал, что ты заскучаешь лишь через несколько недель. Похоже, ты такой же, как и я.
– Это какой?
– Неугомонный разум порождает неугомонных людей.
– Это мой ужасный