— Да, я того же мнения. Не то что бы у меня были проблемы с желудком, но ощущения у меня тяжелые; они немного напоминают мне «плащ МДА». Это не самые любимые мои переживания.
— Что такое «плащ МДА»? — донеслось из угла под большим окном, где лежал Джон.
— Это причина, по которой я не принимаю МДА. У меня появляется такое ощущение, будто у меня на плечах надет свинцовый плащ. И я не могу его сбросить. Это все, о чем я могу думать под МДА. Этот наркотик означает для меня потерянное даром время, потому что я вообще больше ничего не чувствую. Никаких прозрений, ни приятных визуальных эффектов, ни образов, ни галлюцинаций. У меня лишь болит спина, и мне хочется поскорее выйти из этого состояния.
— О, милая, — сказал Джон. — И это ты чувствуешь сейчас, под 5-ТОМ?
— Не настолько плохо, но, похоже, и ничего интересного, что могло бы компенсировать физический дискомфорт, внутри меня не происходит, по крайней мере, пока.
Эмма потянулась, зевнула и доложилась:
— Ну, лично для меня это здорово, пока. Он великолепно расслабляет Я трещу без умолку и хорошо провожу время, но я понимаю, о чем говорит Элис, то есть что какого-то продвижения вперед нет. Цвета яркие и дружелюбные, и листья вон того растения на каминной доске приятно движутся, но в другом отношении… ну, у меня такое чувство, если я попробую писать стихи под этим, то у меня не особо получится.
— Хорошо, — сказал Шура. Потом он повернулся к Бену: «А ты, Бенджамино?»
— Я согласен с тем, что он расслабляет, но что до остального, должен признать, что был слишком занят шутками и не обратил внимания. Я не заметил никаких физических проблем. Довольно приятно, на самом деле. Я сосредоточился на психологической стороне и жду, что будет происходить.
В ответ на вопросительный взгляд Шуры Ли, сидевшая на полу облокотившись на кофейный столик, улыбнулась и сказала:
— Я вижу какие-то приятные визуальные эффекты и чувствую себя хорошо, я очень расслабилась. Думаю, особенных прозрений ждать не следует, но сейчас со мной все в порядке. Мне нужно было расслабиться. Мне хорошо, Шура.
Шура слегка повысил голос и спросил: «Дэвид, как ты?» Длинное, тощее тело Дэвида с неохотой поднялось с коврика. Он медленно сел, обнял свои колени, обтянутые брюками из денима, откашлялся и сказал: «Больше всего здесь… э… депрессивных моментов. Я вновь пережил некоторые случившиеся со мной разочарования и крушения надежд. И еще — много одиночества. Я пытался переключиться на другой канал, но это не сработало. Похоже, я буду видеть одну и ту же запись. Боюсь, не слишком положительный отзыв».
Не в первый раз я ощутила острое желание, чтобы кто-нибудь нашел подходящую девушку для Дэвида. Она тоже должна любить химию и приходить от нее восторг, как и он. Или просто любить его и восхищаться им настолько, чтобы смириться с тем, что химия была его первой любовью, его источником жизненной силы. Ей надо было привыкнуть к мысли о том, что в его сердце она будет занимать второе место, пусть даже и частично второе.
Зато ей не придется беспокоиться о соперничестве с другой женщиной; если только с метиловыми группами и сексуальными штуками о четвертой позиции!
Шура поднялся с дивана. «Пойду проверю Джорджа. Я сейчас вернусь», — сказал он.
— Думаю, что попробую сесть за стол. Посмотрим, смогу ли я писать, может быть, начну свой отчет по 5-ТОМ, — сказал Тео. — Подозреваю, что, если буду лежать на полу и ничего не делать, то буду обращать слишком много внимания на неприятные ощущения в теле.
Я смотрела, как он поднимается с пола, и пожелала ему удачи. Он был красивым молодым мужчиной с темной бородой и густыми волосами. Хотя светло-голубые глаза он унаследовал от отца, лицом он пошел в мать. Тео в шутку называл меня своей «злой мачехой», и мы с ним стали очень хорошими друзьями.
Когда Шура спустился вниз, Эмма делилась своими впечатлениями от посещения выставки в Оклендском музее искусств. Шура подошел к Бену и пробормотал ему на ухо: «Пойдем со мной в спальню на минутку. Взглянешь на Джорджа. Мне нужно твое профессиональное заключение». Я увидела, как Шура надевает свои сандалии, которые несколько часов назад он сбросил.
Бен нацепил очки.
Как-то давно Шура сказал мне немного в шутку, что всегда можно понять, когда во время эксперимента случаются проблемы. В этом случае он надевает свои сандалии, а Бен — очки. «Этому есть свое логическое объяснение, — сказал Шура. — Так мы реагируем на проблему. Это первый инстинктивный шаг, позволяющий настроиться, собраться и приготовиться иметь дело с вышедшей из-под контроля ситуацией».
Я пошла в столовую. Там сидел Тео и что-то писал в своем блокноте. Я села за стол напротив него и сказала: «Твой отец пригласил Бена посмотреть на Джорджа. Должно быть, что-то происходит».
Тео поднял глаза и спросил: «Что ты думаешь об этом? Рут сошла вниз?»
— Нет. Думаю, я на цыпочках поднимусь туда и все разузнаю. Между прочим, как ты себя чувствуешь? По-прежнему не очень хорошо?
— Мне стало лучше, — признал Тео. — Я сделал кое-какие записи, но это похоже на работу, а не на вдохновение. Наверное, меня не проймет.
— Меня тоже, — сказала я. — Я пытаюсь избавиться от дискомфорта, стряхнуть его, но не могу, а больше мне не на чем особо концентрироваться. Ни идей, ни космических откровений, ничего. На самом деле, если я бы ни была так встревожена, то просто бы умерла от скуки!
Мы рассмеялись.
— Могу я посмотреть, что ты написал? Ты не против?
— Вперед. — Тео развернул блокнот и толкнул его мне. Запись начиналась с пометки [1:25], означавшей, что с момента приема препарата прошел час двадцать пять минут.
«Пожалуй, +2. Какой-то зрительный эффект, особенно похожий на светотень. Цвета набегают друг на друга. Проблем с письмом нет. Легкие желудочные колики, усталость в мышцах. Что-то беспокоит по краям поля зрения. Явное изменение восприятия времени, но оно не слишком беспокоит. Очень активное периферийное зрение. Кажется ядовитым для тела, но не для разума. Чувство «выхода нет». Движение и глубина как-то испортились. Хочется сделать что-нибудь, но что?
Тяжело собраться с мыслями. Это означает токсичность, или просто наркотик так действует? Не продуктивно».
Я кивнула Тео и поблагодарила его, толкнув блокнот по столу ему обратно. Проходя мимо гостиной, я услышала, как Эмма и Ли все еще продолжают оживленно говорить о музее. Я пошла по покрытой ковром лестнице на второй этаж. Шура с Беном поддерживали Джорджа под руки с обеих сторон и заставляли его идти. Рут стояла рядом с кроватью, на ее лице застыла тревога. Шура посмотрел на меня и намеренно спокойным тоном сказал: «Несколько странных неврологических признаков. Как и я, Бен думает, что тепло от одеяла с электрообогревом, возможно, усилило воздействие — между прочим, он поставил подогрев на максимум. И теперь мы пытаемся убедить его сойти вниз, где мы сможем наблюдать за ним».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});