Я знала, что он убил Клари, погубил Мэтью Мерри, предал Ральфа Мэгсона, убил грума, убил дядю Джона и мою любимую мамочку.
Я смотрела на него, будто никогда не видела его прежде. Но теперь в моей душе не было страха. Я перешла эту грань.
Механически я продела дужки серег в уши, и они щелкнули.
Затем я приняла руку Ричарда, и мы спустились вниз встретить доктора Пирса и его друга мистера Фау-лера. За столом я, как всегда, сидела на своем месте, а Ричард — во главе стола. Страйд сервировал такой стол, которым могла бы гордиться и королева.
Потом мы играли в карты, и мы с доктором Пирсом выиграли. Затем был подан чай, и они уехали домой. Ричард и я остались вдвоем в гостиной.
— Очень приятно, когда в доме гости, — зевая, сказал Ричард. — Мы слишком много времени проводим вдвоем, это и делает тебя такой мрачной, Джулия. Сегодня ты была просто очаровательна.
Моя рука лежала на горле, касаясь ожерелья. Ричард бросил на него взгляд.
— Просто удивительно, как подходит розовый жемчуг к цвету твоей кожи, — продолжал он. — Ты похожа на бокал, наполненный взбитыми сливками.
Он предложил мне руку, чтобы помочь подняться, и прежде, чем я успела подумать о том, что делаю, я приняла ее и мигом оказалась на ногах рядом с Ричардом.
Он взял меня одной рукой за подбородок и приподнял мое лицо вверх. Без всякой причины он сжал подбородок рукой, и я почувствовала силу его крепких пальцев, пальцев убийцы. Кровь застучала у меня в голове, но я не опустила глаз и не заговорила.
— Думаю, я приду сегодня ночью к тебе в спальню, — и он легонько вздохнул. — Думаю, я хочу этого.
В комнате воцарилось молчание, моя голова шла кругом, я осмысливала то, что он сказал.
— Ты не должен! — воскликнула я тупо. — Ричард! Ты же мой брат!
Рука Ричарда соскользнула с моего подбородка и стала гладить мое обнаженное плечо, затем спустилась к груди.
— О, я не верю этому, — лениво процедил он. — Это они говорили просто чтобы попугать нас.
— Что ты, — я попыталась отступить назад, но другая рука Ричарда крепко держала меня за талию и прижимала к себе. — Нет, они знали, что говорили. Это правда, я уверена в этом, Ричард.
Я все еще не боялась, я была слишком потрясена, чтобы бояться. Мой брат, убийца моей матери, стоял рядом и обагренными ее кровью пальцами ласкал мою грудь.
— Я не верю, — повторил он. — И не считаю, что мы должны принимать на веру их слова. К тому же они никогда не повторят их снова. — Он послал мне одну из своих самых очаровательных улыбок и, приподняв мое лицо, поцеловал меня.
В той порочной бездне, в которую провалилась моя воля, не осталось никаких доводов, которые могли бы убедить его. Его рот прижался к моему, и я сжала зубы, чтобы подавить приступ рвоты, и отодвинулась.
— Шлюха, — тихо произнес он. — Ступай в постель и приготовься. Я приду сегодня ночью.
Моя воля была сломлена, и разум померк.
Я поднялась к себе в спальню, ибо куда же еще я могла идти. Дженни Ходжет, раздевая меня, тревожно заглядывала мне в лицо, которое было бледным, как у мертвой. Я скользнула между простынями и дунула на свечу. В полумраке я тихо лежала, прислушиваясь к протяжному крику совы за окном.
Ричард пришел очень поздно. В своем странно-спокойном состоянии я даже задремала, пока ждала его. Я больше не боялась. Я потеряла свой страх. Я не была невинной, и я не боялась, что мне будет больно. Я не могла крикнуть и пристыдить его, я не могла ничего. Когда он грубо откинул с меня одеяло, я лежала неподвижно, как мертвая.
Кровать скрипнула под его тяжестью, когда Ричард лег рядом. В свете принесенной им свечи его лицо казалось розовым и юным. В его дыхании слышался запах бренди, волосы пахли сигарным дымом.
Он был в растерянности, не зная, как начать. Я открыла глаза и равнодушно, без всякого выражения посмотрела на него. Он бесцельно играл безделушками на моем туалетном столике, передвигал стакан воды, трогал пальцем деревянную сову Ральфа.
— Ты помнишь Шехеразаду? — неожиданно спросил он.
Мое лицо оставалось спокойным, но ум лихорадочно заработал.
— Ты действительно любила ее, правда? — его голос стал чуть громче. В нем зазвучал какой-то резонанс его властных команд, которые он давал мне в детстве. — Ты была смертельно огорчена, когда ее убили, да, Джулия?
Мое молчание раздражило его.
— Была, я тебя спрашиваю?
— Да, — мне не хотелось разговаривать, но я не понимала, почему он спрашивает. — Да.
— Ты плакала по ней, — напомнил он мне. — И ты долго не могла поверить, что это Денч убил ее.
Я вздохнула. С тех прошло много лет, и неизмеримо горшие потери произошли в моей жизни.
— Да.
Ричард оперся на локоть, чтобы лучше видеть мое лицо.
— Лошадь пришлось прикончить, ее ударили молотком прямо между глаз, — продолжал Ричард. — И Денч был уволен и потом принужден был скитаться всю жизнь. Помнишь? Если бы дедушка Хаверинг поймал его, он бы велел его повесить.
— Я помню, — коротко сказала я.
Ричард выглядел взволнованным, его глаза сверкали.
— Это сделал я! — экзальтированно выкрикнул он. — Я один! И никто ни о чем не догадался! Никто из вас даже близко не подошел к разгадке. Это я перерезал ей сухожилия и свалил всю вину на Денча. Чтобы ты прекратила скакать на моей лошади! И я лишил тебя этого и подставил Денча, который был с тобой заодно. Я сделал это все сам! И заставил тебя плакать неделями, правда?
Я лежала совершенно спокойно, стараясь понять то, что говорил Ричард. Но еще труднее было понять его внезапную экзальтацию. Внезапно он придвинулся ближе ко мне, и для меня все стало ясно. Он взялся за подол моей ночной рубашки и рывком поднял ее. Я сделала над собой усилие и не стала опускать ее. Если дело дойдет до борьбы, то Ричард победит. И я знала, по какому-то странному, извращенному наитию, к которому я совсем не стремилась, что его возбуждает борьба со мной.
— А тот ястреб… — Его дыхание стало чаще, он поднял свою собственную сорочку и прижался ко мне. — Драгоценный ястреб Ральфа Мэгсона. Когда он вздумал улететь от меня, я дернул его назад. Первый раз это вышло случайно, но он разозлил меня тем, что не хотел сидеть на моем кулаке. Во второй раз мне захотелось сделать ему больно, и я понял, что, если сильно дернуть назад, я сломаю ему ноги. Ты помнишь, как они треснули, Джулия?
Я вспотела. Ричард неуклюже полез ко мне и просунул руку между моими ногами. Он карабкался на меня, но ему мешали простыни. Он хихикнул, как самодовольный школьник, когда его твердая плоть вонзилась в мою.
— Но ты не осмелился тронуть овец, — неожиданно для самой себя сказала я. Я говорила почти лениво. Мой разум и мое тело онемели от страха и отвращения перед тем, что рассказал мне Ричард, и от того, в чем я призналась себе сама. Я давно уже знала все это, но мне не хватало мужества сказать или сделать что-нибудь. Я была невольным сообщником Ричарда.