Начните с достопочтенного графа Доринкорта и леди Фаунтлерой. Эге!.. Что случилось?..
Дик, весь бледный, взволнованный, смотрел, разинув рот, на фотографию, помещённую на первой странице газеты, и не верил своим глазам.
– Что вас так поразило, Дик? – спросил молодой адвокат. – В чём дело?
Дик действительно стоял совершенно поражённый и, указывая пальцем на снимок, под которым была подпись: «Леди Фаунтлерой – мать претендента», воскликнул:
– Да это она! Я её прекрасно знаю!.. Лучше, чем вас.
Молодой адвокат засмеялся:
– Где же вы её встречали, Дик? В Ньюпорте? Или, может быть, в Париже во время последнего путешествия?
Но Дику было не до смеха. Он начал нервно укладывать свои щётки и банки и всё повторял:
– Я её знаю, хорошо знаю и сегодня не буду чистить сапоги…
Через пять минут он со всех ног бежал по направлению к лавочке мистера Гоббса. Почтенный торговец не поверил своим глазам, когда Дик, еле переводя дух, вбежал к нему с газетой в руках и с размаху бросил её на прилавок.
– Хеллоу! – воскликнул Гоббс. – Что вы мне принесли?
– Посмотрите, – с трудом произнёс Дик, – посмотрите на эту женщину! Какая она аристократка?! Разве она может быть женою лорда? Будь я повешен, если это не Минна. Я бы её узнал везде, а также и Бен её узнает…
Мистер Гоббс от удивления опустился на стул.
– Я предчувствовал, что тут интрига, – сказал он. – Это всё сделали графы и князья, чтобы наследство не перешло к американцу.
– Вовсе не графы, а она всё подстроила! – закричал Дик. – Знаете, что мне пришло в голову, когда я увидел её портрет? В какой-то газете было написано, что у её сына на подбородке шрам… Какой же он после этого лорд?.. Это сын Бена… помните, я вам рассказывал, как она вместо меня попала тарелкой в сына и раскроила ему подбородок…
Профессор Дик Типтон всегда был смышлёным малым, а уличная жизнь в громадном городе ещё больше развила в нём это качество. Он приучился не зевать и подмечать всё происходящее кругом, и надо признаться, что его целиком охватило возбуждение, вызванное неожиданным открытием. Если бы маленький лорд Фаунтлерой мог заглянуть в это утро в лавочку, его заинтересовали бы споры и планы, обсуждавшиеся здесь, даже если бы дело шло не о нём, а о другом мальчике.
Мистер Гоббс был почти подавлен важной задачей, выпавшей на его долю, а Дик проявлял бурную энергию. Он тотчас же принялся писать Бену, вложив в письмо вырезанный из газеты портрет его жены, а мистер Гоббс сочинил сразу два послания: одно Седрику, а другое графу. Как раз во время написания этих писем Дику пришла в голову новая мысль.
– Постойте, – сказал он. – Ведь парень, который дал мне газету, – адвокат. Спросим у него, как лучше сделать, – адвокаты всё знают.
Мистер Гоббс был прямо-таки поражён находчивостью и деловитостью Дика.
– Отлично! – ответил он. – Здесь есть в чём разбираться адвокату.
Он оставил лавку на попечение подручного, надел сюртук и пошёл с Диком к адвокату, который несказанно удивился их романтическому рассказу. Если бы мистер Гаррисон не был так молод и не имел, как начинающий адвокат, столько свободного времени, он, пожалуй, не обратил бы внимания на всю эту странную и не совсем правдоподобную историю, но у него не было другого дела, и притом он хорошо знал Дика.
– Скажите вашу цену! – сказал мистер Гоббс. – Я заплачу за всё, только вникните хорошенько в дело. Я заплачу – Сайлас Гоббс, угол Белой улицы, овощная и бакалейная торговля.
– Очень хорошо, – ответил адвокат, – если дело выгорит, то это будет для меня почти так же выгодно, как и для лорда Фаунтлероя. И во всяком случае, мы не принесём никакого вреда, если внимательно расследуем все подробности. По-видимому, имеются сомнения насчёт ребёнка. Эта женщина возбудила подозрения, она противоречила себе, говоря о его возрасте. Первым делом надо написать брату Дика и поверенному графа Доринкорта.
Итак, ещё до заката солнца были написаны и отправлены два письма: одно на имя Беньямина Типтона с поездом в Калифорнию, а другое с пароходом в Англию на имя мистера Хевишэма.
В этот же вечер мистер Гоббс, закрыв свою лавку, до полуночи сидел с Диком и не переставал толковать об этом удивительном происшествии.
Глава 14
Разоблачение обмана
Не странно ли, что самые удивительные происшествия совершаются в очень короткое время? Достаточно было, по-видимому, нескольких минут, чтобы изменить судьбу Седрика и из бедного мальчика, живущего в скромной обстановке, преобразовать его в лорда, будущего графа и наследника громадного состояния. Достаточно было, по-видимому, нескольких минут, чтобы превратить его из английского лорда в маленького нищего самозванца, не имеющего никаких прав на ту роскошь, которой он пользовался. И, как это ни странно, не больше времени потребовалось, чтобы вновь изменить положение вещей и вернуть ему всё то, чего предстояло лишиться.
Этот последний переворот совершился тем быстрее, что женщина, называвшая себя леди Фаунтлерой, оказалась далеко не столь умной, какой ей следовало бы быть. Прижатая к стенке вопросами мистера Хевишэма о её замужестве и рождении сына, она заметно путалась в ответах, чем возбудила в нём сильные подозрения. Потом она стала сердиться и в порыве гнева проговорилась ещё больше. Все её недомолвки, противоречия и ошибки касались ребёнка. Казалось несомненным, что она была замужем за Дэвисом, лордом Фаунтлероем, потом разошлась с ним и получала от него содержание с условием жить отдельно; но мистер Хевишэм нашёл, что её рассказ о рождении ребёнка в Лондоне недостоверен. Как раз в это самое время он получил письма от нью-йоркского адвоката и от мистера Гоббса.
Какое это было потрясающее известие: мистер Хевишэм и граф весь вечер просидели в библиотеке, не переставая обсуждать дело.
– После моего третьего свидания с нею, – говорил мистер Хевишэм, – я начал сильно сомневаться, правдивы ли её показания. Ребёнок казался старше, чем она утверждала, и она заметно путалась, говоря о времени его рождения, хотя старалась потом поправить свою ошибку. Содержание писем из Америки подтверждает мои подозрения. Всего лучше выписать обоих братьев Типтон, не говоря ей ни слова, и внезапно сделать очную ставку. В общем, она очень неловкая интриганка, и я полагаю, что, увидев их, она смутится и тотчас же выдаст себя.
Так и случилось. Ей, конечно, ничего не сказали о письмах из