испытывал, но тут по какой-то надобности на улицу вышел Дед в не застегнутой телогрейке и приветливо махнул мне рукой.
— Что, хозяин-то оклемался? — спросил его, приоткрыв окно. — Сам приехал или привезли?
Дед был явно навеселе и словоохотливо пояснил:
— Да какого хрена ему будет, живехонек, сбежал из больнички, водяры набрал и всей компанией заявился. Зайдешь, примешь с нами?
Покачал отрицательно головой и поехал к себе. От сердца отлегло, но осталось загадкой, медицина ли поставила на ноги бывшего кузнеца или Асхат узнал от своего дедушки секрет исцеления от тяжкого недуга. Но главное, все в порядке. Сам же Асхат примерно через месяц, а то и позже заглянул ко мне и вел себя как ни в чем не бывало, словно не было того нашего напряженного разговора. Пояснил, что ездил к родственникам в другой город кого-то там лечить. Думал, он сам спросит о Вакуле и его здоровье, но он или уже забыл о памятном для меня случае или ждал, когда я заговорю на эту тему. Пришлось спросить его.
— А дедушка тогда сказал, что нужно делать, тот мужик должен быть здоров. Нет?
— На твое счастье, здоров вроде бы. Только ты больше так не делай, а то потеряешь мою дружбу. Мне такие эксперименты совсем ни к чему.
Асхат в ответ широко улыбнулся, но ничего не ответил, а прочесть, что он думает на этот счет, в его узких, как щелочка не до конца затворенной двери, было невозможно. Но начал его с тех пор опасаться, не зная, что еще он способен выкинуть, и в деревню с собой уже не брал.
Через какое-то время он исчез, и розыски, предпринятые мной на вполне официальном уровне через органы власти, ничего не дали. Звонил в деревню, откуда он родом, но и там ничего определенного сообщить не могли. Потерялся и все. Дошли слухи, что он связался с крутыми ребятами, участвовал в розыске угнанных у них машин, брал за это немалые деньги, но так это или нет, проверить невозможно. Просто еще один человек нарушил предписанные ему правила и вышел на проезжую часть, где совсем иные законы ему неизвестные. И всесильный дедушка не смог ему помочь и защитить. Мир людей и духов, хоть и связан меж собой, но и там и здесь свои правила поведения и трудно сказать, кто более жесток и безжалостен: духи или мы, люди, пока еще считающие себя живыми и вполне самостоятельными. А может, и хорошо, что мы отделены от них незримой границей, переходить которую опасно, поскольку обратно вернуться мало кому удавалось…
Сам Вакула после этого ничуть не изменился и даже при случае хвастался, что организм у него железный, а в тот раз просто хлебнул паленой водки, отчего у него и случился приступ. Ко мне он заходил изредка с единственной просьбой занять денег или свозить в магазин за «пойлом», как он именовал выпивку. О прежних раздорах и не вспоминал, а у меня язык не поворачивался спросить его о неожиданной потере речи и способности двигаться, не навлекая на себя лишних подозрений. Да и расскажи я ему все, как есть, вряд ли бы он воспринял все должным образом и повинился. Скорее попытался бы сделать очередную гадость, а то бы и попробовал разыскать Асхата. Так и жили, соседствуя вот до этого самого пожара…
4
Абзац первый
Дед пробыл у меня около недели, скучая на лавочке или помогая мне по хозяйству. Заглядывал участковый, от которого узнал, что во время пожара погиб один из собутыльников Вакулы, но личность его пока установить не удалось, а против хозяина возбудили уголовное дело о неосторожном использовании печного отопления. С его же слов, что сам хозяин, то есть Вакула, куда-то уехал и отыскать его тоже пока не могут. Меня же он спрашивал, не видел ли кого подозрительного в тот вечер и не мог ли пожар оказаться предумышленным поджогом. Поскольку и впрямь никого не видел, так и ответил, промолчав о Деде, что предусмотрительно, завидев участкового еще издали, ушел в стоящую на задворках баню. С тем и расстались.
Когда все успокоилось и в деревне никого из представителей власти не осталось, Дед решил посетить пепелище. Обратно вернулся, сильно хромая, зато нес под мышкой свой покрытый копотью топор без топорища.
— Главное, что топор мой жив, а топорище… что топорище… Я их столько переделал, что и сейчас слажу. Остальное барахло не жалко, бабки дадут какую ни есть одежонку, переживу. А вот без топора оно никак…
— Ты лучше скажи, что с ногой? Обо что поранился? — спросил его и автоматически отметил, что поранил он, как и Джой, правую ногу.
— Да на гвоздь напоролся, — ответил он, добавив привычный матерок. — Да на мне, как на кошке, быстро все заживает, пройдет.
Потом объявился трезвый и злой Вакула, отозвал Деда за ворота, и они там долго о чем-то разговаривали. Мог догадаться о чем, поскольку вскоре они перешли на крик. Как и думал, Дед оказался крайним и главным виновником случившегося.
Счел за лучшее не вмешиваться в их, выражаясь научным термином, полемику и терпеливо дождался возвращения Деда. Он, сильно прихрамывая, вошел в дом, подсед к столу и тяжело вздохнув, огляделся по сторонам, будто впервые попал сюда. Спросил, что у них там за сыр-бор случился, что делили, могу ли чем помочь. Дед раскраснелся после перепалки и первым делом спросил:
— Слышь, а выпить у тебя ничего нет? А то, мать твою, того и гляди карачун хватит, ежели не приму.
— Извини, не держу. Сам знаешь, начнем с одной, а закончим невесть как. Уж лучше на трезвую голову. Были бы вы тогда трезвыми, глядишь и пожара не случилось, — намекнул на недавнюю трагедию.
— Так-то оно так, да дальше как? Присказка такая вот у матери моей покойной была. Дело-то, как ни прикинь, худо поворачивается. Правду ты тогда говорил, Вакула все на меня повесить хочет. Дескать, баню ту я рубил, проем под трубу сделал узехонек, вот потому дескать, и занялось все…
— Чего же ты малый проем сделал? Неужто не знаешь, что самое опасное место? Не у тебя одного бани вспыхивали от потолочного перекрытия. Что не увеличил?
— Так то я делал под старую трубу, кирпишную, а оне-то потом приперли котел здоровущий, разломали каменку, дескать, пару от нее не хрена нет, а им подавай все шибче да шибче. Я ему сколь разов сказывал, надо проем расширить, асбеста привести, коль так