Самым опасным для Великобритании в те годы был ирландский вопрос. Требования автономии для Ирландии набирали силу, особенно на католическом юге. Одно крыло либералов, следуя примеру своего великого вождя Гладстона, сочувствовало им, но политическая необходимость тоже играла свою роль. После выборов 1910 г. у правительства либералов больше не было большинства, и оно зависело от голосов ирландских националистов. В начале 1913 г. правительство внесло на рассмотрение законопроект об автономии Ирландии, по которому Ирландия получила бы свой собственный парламент внутри федеральной Великобритании. К сожалению, важное меньшинство в Ирландии, главным образом те протестанты, которые были в меньшинстве в Ольстере в северной части острова, не хотели автономии, которая оставит их под властью католиков; и в сопротивлении им выразила поддержку большая часть Консервативной партии Великобритании, включая ее лидера Бонара Лоу, который сам был протестантом родом из Ольстера.
Вопрос об ирландской автономии разделил британское общество; старые друзья переставали здороваться друг с другом, люди отказывались сидеть рядом за столом на званых обедах. Однако это все было всего лишь пеной на поверхности гораздо более зловещих глубинных течений. В 1911 г. в Ирландии ольстерские юнионисты, как они любили себя называть, издали программу, в которой провозгласили, что готовы сформировать собственное правительство, если будет принят закон об автономии Ирландии. В начале 1912 г. первые военизированные отряды добровольцев стали заниматься военной подготовкой и учиться владеть оружием – пример, которому вскоре последовали сторонники автономии Ирландии на юге. В конце сентября почти 300 тыс. человек из Ольстера подписали договор – некоторые явно своей кровью, – дав клятву провалить автономию. Из Великобритании их открыто поощряли Бонар Лоу и другие видные консерваторы, используя безрассудно возбуждающие и провокационные формулировки. В июле 1912 г. Лоу и многие его коллеги из палаты общин вместе с рядом консервативно настроенных пэров присутствовали на большом съезде в Бленхеймском дворце герцога Мальборо. В длинной и страстной речи Лоу заявил, что правительство ведет себя неконституционно, предлагая автономию Ирландии, и – что звучало как угроза, им неоднократно повторяемая, – обвинил его в том, что оно рискует развязать гражданскую войну. «Не могу себе представить, – заключил он, – на какое сопротивление пойдет Ольстер, в котором я не буду готов поддержать его и в ко тором его не поддержит подавляющее большинство британского народа»[1515]. Пока Лоу подливал масла в огонь, которого, по его словам, он страшился, другой бывший житель Ольстера – сэр Генри Вильсон, начальник военных операций в военном министерстве, ненавидевший Асквита (Пьяницу), да и большинство либералов подбадривали наиболее ярых сторонников Ольстера, строивших планы захвата власти силой в случае введения закона о самоуправлении Ирландии[1516]. (Его вполне могли бы уволить, что, очевидно, возымело бы разрушительное действие на развертывание военных сил Великобритании в начале Великой войны.) Более того, Вильсон поставлял консерваторам конфиденциальную информацию об армии и ее реакции на кризис. Так как многие офицеры и военнослужащие рядового и сержантского составов были родом из Ольстера или протестантских семей с юга, кризис вокруг автономии Ирландии вызвал у них сильное беспокойство в связи с тем, что им, возможно, придется выступить против своих мятежных соотечественников.
В марте 1914 г. кризис еще более обострился. Палата общин дважды передавала законопроект об автономии Ирландии в палату лордов, где доминировали пэры-юнионисты, которые каждый раз его отвергали. Асквит предложил компромисс: не включать временно в территорию, подпадающую под ирландскую автономию, шесть графств Ольстера, но оппоненты отказались такую возможность рассматривать. Действительно, среди членов палаты лордов возникло движение за то, чтобы оказать давление на правительство путем отклонения законопроекта, разрешающего существование армии, который принимали без обсуждения каждый год с 1688 г., и Лоу, безусловно, играл с идеей о поддержке «твердолобых пэров», как их стали называть. (В американской политике недавнего времени есть параллель – отказ республиканцев разрешить правительству принять повышенный «потолок долга», чтобы оно могло осуществлять заем денежных средств, необходимых ему для функционирования.) В тот же месяц произошел самый тревожный инцидент – так называемое восстание в Куррахе среди английских армейских офицеров, расквартированных на юге Ирландии. В результате глупости, неразберихи и, возможно, враждебности со стороны военного министра – некомпетентного сэра Джона Сили и главнокомандующего войсками в Ирландии сэра Артура Паджета офицеры на военной базе в Куррахе были предупреждены о том, что могут получить приказ предпринять военные действия против Ольстерских добровольческих сил, а в случае нежелания делать это они могут уклониться или уйти в отставку. Несколько десятков офицеров дали ясно понять, что они уйдут в отставку, и тогда Сили позволил себя уговорить послать им уверения в том, что их не попросят силой претворять в жизнь в Ольстере закон об автономии. Асквит предпочел не «продавливать» этот вопрос, но освободил Сили от занимаемой должности и взял на себя функции военного министра.
Когда в 1914 г. лето сменило весну, либералы и консерваторы по-прежнему продолжали оставаться далекими друг от друга, а в Ирландии оружие продолжало поступать к обеим сторонам конфликта и не прекращалась военная подготовка. В июле, сделав последнюю попытку прийти к компромиссу, король созвал в Букингемском дворце совещание лидеров обеих сторон. Британские правящие классы, общественность и пресса были почти полностью заняты ирландским вопросом и не обращали внимания на то, что происходило в Европе, даже когда Франц-Фердинанд – наследник австрийского престола – был убит в Сараеве 28 июня. Асквит, который теперь влюбился в молодую женщину гораздо моложе себя по имени Венеция Стенли, впервые упомянул о нарастающем кризисе на континенте в своих ежедневных письмах к ней лишь 24 июля, в день завершения совещания в Букингемском дворце еще одним провалом. И если англичане не замечали, что делается у их соседей, европейские страны пребывали в остолбенении от зрелища британского общества, явно балансирующего на грани гражданской войны. Как сказал русский царь английскому послу, он находил ситуацию в Великобритании трудной для понимания и выразил надежду, что она не окажет влияния на позицию Великобритании в международных делах[1517]. Германия и Австро-Венгрия имели иную точку зрения; если повезет, Великобритания окажется слишком разъединенной внутренне, чтобы воевать в случае начала войны[1518].
В начале 1914 г. это казалось большинству европейцев не более вероятным, чем в прошлое десятилетие. Конечно, продолжала существовать напряженность: Великобритания и Германия по-прежнему участвовали в военно-морской гонке, Франция и Германия не приблизились ни на шаг к более дружественным отношениям, а Россия и Австро-Венгрия по-прежнему маневрировали друг против друга на Балканах. К 1914 г. русские националисты уже усердно баламутили русинов в австрийской Галиции, что и раздражало, и беспокоило Вену[1519]. (Это имело и положительные и отрицательные стороны; монархия также поощряла католических священников переходить границу и обращать в свою веру русинов на территории России.) И внутри альянсов тоже существовали очаги напряжения. После Балканских войн отношения между Германией и Австро-Венгрией ухудшились; немцы считали, что их союзники безрассудно рисковали войной с Россией, тогда как в Австро-Венгрии были возмущены тем, что Германия оказалась плохим другом. Монархия также негодовала, видя растущие капиталовложения и влияние Германии на Балканах и в Османской империи. Несмотря на Тройственный союз, Италия и Австро-Венгрия продолжали соперничать за влияние в Албании, а общественное мнение в Италии по-прежнему было обеспокоено правами италоговорящих подданных Дуалистической монархии. Отношения между этими двумя державами достигли такой низкой отметки к лету 1914 г., что ни итальянский король, ни официальный представитель Италии не присутствовали на похоронах Франца-Фердинанда. В 1912 г. Германия и Австро-Венгрия договорились обновить Тройственный союз, быть может, для того, чтобы уверить друг друга в своей надежности, а также чтобы удержать в нем Италию.
«Члены Антанты, – сказал русский посол в Германии, – всегда находятся в согласии между собой; однако Тройственный союз – полная противоположность. Если Австро-Венгрия задумает что-то, то она торопится осуществить задуманное. Италия иногда примыкает к другой стороне, а Германия, которая объявляет о своих намерениях в самый последний момент, главным образом вынуждена поддерживать своих союзников, будь то к лучшему или худшему»[1520]. Хотя в самой Антанте соперничество между Великобританией и Россией за Центральную Азию и Персию никогда не прекращалось, и к весне 1914 г. Грей и его главные советники опасались, что договоренность о том, что российская сфера влияния – север Персии, а английская – ее юг, находится на грани срыва.