Читать интересную книгу Первобытная культура - Эдуар Тайлор

«Уиракоча! Ты. который дал бытие солнцу и впоследствии повелел, чтобы были день и ночь. Подними его и заставь его светить, и сохрани то, что ты создал, чтобы оно могло давать свет людям. Сделай это, Уиракоча! Солнце! Ты, находящееся в мире и безопасности, свети на нас, избавь нас от болезней и дай нам здоровье и благополучие».

Впрочем, если сравнивать с другими этапами в развитии религиозных форм, ничего нет странного в том, что подчиненный бог в силу ближайшего общения с людьми и своего могущества занимает место высшего божества. О том, как это произошло при инках, мы узнаем, между прочим, из преданий о великом храме в Куско, называвшемся «Золотым местом», где Манко Капак поставил сперва плоское овальное золотое блюдо для обозначения творца. Майта Капак возобновил, как говорят, этот символ, но Гуаскар Инка велел убрать его и поставил взамен его на почетное место золотой круг в виде солнца с лучами. Сам знаменитый храм Куриканча, «Золотое место», известен был испанцам под именем храма Солнца. Поэтому неудивительно, что благодаря общему распространению указанной идеи солнце считалось главным божеством Перу. Правда, против этого были выдвинуты замечательные возражения одним из инков, осмелившимся отрицать, что солнце есть творец всего мира, и сравнивавшим его с пасущимся на привязи животным, которое должно вечно проходить тот же ежедневный путь, и со стрелой, которая должна лететь, куда ее посылают, а не куда она хочет. Но что значил этот философский протест даже со стороны главы церкви и государства против государственной религии, которая едва ли имела себе в мире подобие по строгости и прочности организации? Солнце самодержавно правило в Перу, пока Писарро не опрокинул его престола, а его великолепное золотое изображение не было вынесено из храма как добыча кастильского солдата, который в одну ночь проиграл его в кости.

Нам также известны свидетельства о существовании у диких племен Северной Америки идеи первенства божественного солнца. Сведения, сообщенные патером Геннепеном о племени сиу, которое поклоняется солнцу как творцу, достаточно определенны, и, кроме того, верования эти вполне совпадают с воззрениями современных шауни, что солнце оживляет все и должно быть поэтому царем жизни, или великим духом. Именно это столь распространенное верование в великого духа привлекало так давно и основательно внимание европейских мыслителей к туземным религиям североамериканских племен.

Имя великого духа вместе с его равносильным обозначением – Китчи Маниту получило начало в языке алгонкинских индейцев. До общения с европейцами в XVII в. у этих племен не было божества, носившего такое имя, но, как уже было сказано, это наименование впервые вошло в употребление вследствие применения туземного слова «маниту» (т. е. божество, или демон) к христианскому богу. В течение последующих столетий имя великого духа с относящимися к нему идеями широко распространилось по всему материку. Оно стало обычным выражением европейцев в их описаниях индейской религии, употреблялось на английском языке в устном общении между европейцами и индейцами и более или менее получило право гражданства среди самих индейцев. С одной стороны, оно оказало на их религию преобразующее влияние, а с другой – как это бывает всегда при слиянии религий, новое божество воплотило в себе характерные черты туземных божеств, и в нем отчасти остались туземные представления. Божественное существо, свойства которого столь несходны с теми, какие могли быть внушены общением с европейцами, едва ли было полностью чужеземного происхождения.

И Торнгарсук, или великий дух, гренландцев (имя его представляет собой увеличительное от «торнгак» – демон) был известен датскому миссионеру Эгеде как прорицающее божество ангекоков, в подземном царстве которого души надеялись очутиться после смерти. Торнгарсук столь отчетливо и прочно занимал место высшего божества в представлениях туземцев, что, по словам Кранца, миссионера несколько более позднего времени, многие гренландцы, слыша о боге и всемогуществе его, готовы были думать, что речь шла о Торнгарсуке. Но иногда они отождествляли его и с дьяволом. Таким же образом алгонкинские индейцы еще в начале XVII в., слушая рассказы о боге белых людей, отождествляли его с божеством, известным им из их туземной религии, – с Атагоканом, творцом. Когда миссионер Лежен рассуждал с ними о всемогущем творце неба и земли, они заговорили, обращаясь друг к другу: «Атагокан, Атагокан, это Атагокан!» Предание о таком существе, по-видимому, удерживалось в их умах в полной мифической неопределенности, потому что они сделали из его имени глагол «нитатагокан», означающий: «Я рассказываю сказку, или вымышленную повесть».

В последнее время Скулькрафт изображает великого духа как душу вселенной, везде обитающую и все оживляющую, проявляющуюся в скалах и деревьях, водопадах и облаках, громе и молнии, урагане и легком ветерке, воплощающуюся в птицах и животных, – как охраняющее божество, распространенное во всем мире, во всех возможных формах, одушевленных и неодушевленных. Но мы имеем все основания сомневаться, чтобы ум краснокожих индейцев держался пусть даже в недавнее время столь крайней пантеистической схемы. Описания, относящиеся к наиболее ранним временам после открытия Америки, воспроизводят совершенно иное и более обычное представление туземцев о верховном божестве. В числе таких старинных свидетельств, наиболее достойных внимания, встречается, между прочим, следующее. Жак Картье в описании своего второго путешествия в Канаду (1535) говорит, что туземцы не имеют настоящего понятия о боге, так как они верят в существо, называемое ими Кудуаньи, которое, по их словам, часто разговаривает с ними и сообщает сведения о погоде, а когда сердито на них, то засыпает им глаза землей.

Описание Тевэ, несколько более позднее, сообщает: «Что касается их религии, то они не почитают бога и не молятся ему, а только смотрят на новую луну, называемую на их языке Осаннага. Они говорят, что Андуаньи называет ее этим именем и высылает ее мало-помалу на землю, чтобы поднять или задержать воды. Вообще же они вполне верят, что существует творец, который сильнее солнца, луны и звезд и держит все в своей власти. Его-то они зовут Андуаньи, не имея, однако, никакого рода молитв для обращения к нему». Относительно Виргинии мы имеем сообщение Гериота, относящееся приблизительно к 1586 г., что туземцы там верят во многих богов, которых они называют «мантоак» и которые неравны по свойствам и силе, и что, кроме того, они признают существование верховного бога, создавшего сначала всех остальных главных богов, а затем уже солнце, луну и звезды как мелкие божества. В Новой Англии в 1622 г., говорит Уинслоу, туземцы верили, подобно виргинцам, в большое число духовных сил, над которыми стоит одно высшее божество. Жители Массачусетса называют верховного бога Киэтан. Он сотворил всех других богов, живет далеко на западе, над небом, и к нему отправляются после смерти все добрые люди. «Они никогда не видели Киэтана, но считают священным долгом и прямой обязанностью, чтобы одно поколение говорило о нем другому. В его честь они устраивают празднества, кричат и поют, прося его об урожае, победе или о чем-нибудь нужном им».

Известно еще одно туземное американское название для верховного божества – Оки. Капитан Джон Смит, герой колонизации Виргинии в 1607 г., сблизившийся с Покагонтас, «прекрасной дикаркой», так описывает религию страны и в особенности соплеменников этой дикарки, поугатанов: «В Виргинии не открыто еще области настолько дикой, чтобы живущие в ней племена не имели религии, оленей, стрел и луков. Все, что способно причинить им зло, которое они не в силах предотвратить, становится в их глазах предметом обожения: так, они боготворят огонь, воду, молнию, гром, наши пушки, лошадей и т. д. Но главный предмет их обожения – дьявол. Его они называют Оки и служат ему скорее из страха, чем из расположения. Они, по их собственным словам, находятся в общении с ними стараются возможно больше уподобиться ему по наружности. В их храмах стоит его изображение, грубое изваяние, раскрашенное, увешанное медными цепочками и бусами, покрытое кожей и безобразное, как и следует быть такому божеству». Это оригинальное описание заслуживает внимания, по крайней мере, как образчик мнения, которое полуобразованный и полный предрассудков европеец способен составить себе о божествах дикарей. Эти божества являются в его глазах настоящими демонами.

Из других источников нам известно, однако, что «оки» – слово, принадлежащее гуронскому языку, – было общим названием для духа или божества. Мы можем составить себе гораздо более верное понятие о верованиях этих индейцев из отчета патера Бребёфа о небесном боге, указанного в предыдущей главе: «Они воображают, что на небе живет Оки, т. е. демон, или сила, управляющая временами года и повелевающая ветрами и волнами, они боятся гнева этого существа и призывают его имя при заключении важных договоров». Спустя столетие у патера Лафито мы находим удачное объяснение перехода туземных анимистических понятий под влиянием миссионеров в идеи, приближающиеся к христианской теологии. Такие общие обозначения духовных существ, как «оки» или «маниту», сделались для этого миссионера именами собственными высшего, божества: «Это великий дух, известный у караибов под именем Шемиена, под именем Маниту у алгонкинских племен и под именем Оки у говорящих на гуронском языке». Все американские племена, говорит он, употребляют выражения, могущие служить только обозначением бога: «Они называют его великим духом, иногда господом и подателем жизни…»