Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тут в разговор вмешалась мадам Пикарде:
— Вы не правы. Месье Эррера действительно может видеть сквозь предметы материального мира! Например, он скажет нам, что находится вот здесь. — С этими словами женщина достала из кармана своего платья золотую коробочку, похожую на те, в которых наши бабушки держали нюхательную соль, и спросила: — Что в ней находится?
Хмуря брови, ясновидец некоторое время разглядывал флакон.
— Три золотые монеты, — наконец ответил он, — одна номиналом пять долларов, вторая — десять франков и третья — двадцать немецких марок с профилем старого императора Вильгельма.
Мадам Пикарде открыла коробочку и показала нам ее содержимое. Чарльз через силу улыбнулся.
— Это какой-то сговор, — тихо проговорил он. — Сговор…
Ясновидящий резко повернулся и мрачно посмотрел на него.
— Вам нужны более убедительные доказательства? — громогласно воскликнул он. — Ну что ж, тогда в левом кармане вашего жилета лежит мятое письмо. С вашего разрешения, я могу огласить его содержимое.
Должен признаться, как бы невероятно это ни звучало, но эти слова заставили Чарльза покраснеть. Я не знаю, что было написано в том письме, но мой шурин только уклончиво ответил:
— Нет, нет, спасибо. Не беспокойтесь. Показанного вами достаточно, чтобы убедить нас в ваших способностях, — раздраженно проговорил он и судорожно пошарил пальцами в кармане, где лежало письмо. Похоже, он действительно испугался, что этот колдун прочитает его.
Мне показалось также, что Чарльз с каким-то беспокойством посмотрел на мадам Пикарде.
Ясновидящий же вежливо поклонился и сказал:
— Сеньор, ваша воля для меня закон. Я никогда не позволял себе злоупотреблять своим даром. В противном случае публика быстро разочаровалась бы во мне: кому хочется услышать о себе всю подноготную?
При этих словах всех охватила неприятная дрожь. Многим показалось, что этот жуткий латиноамериканец знает слишком много. А ведь кое-кто из нас был вовлечен в финансовые операции…
Сеньор Эррера как ни в чем не бывало продолжал свой рассказ.
— Вот, например, пару недель назад, когда я направлялся сюда из Парижа, вместе со мной в вагоне ехал учредитель одной компании — очень умный человек. При себе он имел портфель с секретной документацией. — Тут провидец покосился на Чарльза. — Это были доклады горных инженеров. Полагаю, вы поймете, о чем идет речь, когда я скажу, что они были помечены надписью «Совершенно секретно».
— Подобные грифы являются неотъемлемой часть крупных финансовых операций, — холодно подтвердил Чарльз.
— Именно так, — вполголоса сказал ясновидящий. От его испанского акцента не осталось и следа. — А так как они были засекречены, я с уважением отнесся к печати секретности. И вот к чему я клоню: обладая таким даром, я взял за принцип не использовать его во вред своим последователям.
— Ваши принципы делают вам честь, — язвительно ответил Чарльз и шепнул мне на ухо: «Чертовски сообразительный негодяй. Зря мы притащили его сюда».
Видимо, до сеньора Эрреры дошел смысл слов сэра Чарльза, потому как он поспешил сказать уже другим тоном — более веселым и легким:
— А сейчас, дамы и господа, я покажу вам другую, более интересную сторону оккультизма. Для этого нам понадобится пригасить свет в комнате. Вы не будете возражать, сеньор (я намеренно воздерживаюсь пока от чтения вашего имени в сознании присутствующих), если мы погасим несколько ламп? Да, вот эту и вот эту. Превосходно! — Он высыпал на блюдце немного какого-то порошка из пакетика. — Теперь дайте мне, пожалуйста, спички. Благодарю!
Порошок занялся необычным зеленым пламенем. Затем сеньор Эррера вынул из кармана карточку с тиснеными краями и пузырек с чернилами.
— У вас найдется перо? — спросил он.
Я тотчас принес ручку, которую ясновидящий вручил Чарльзу.
— Будьте так любезны, — сказал он, указывая в центр карточки с небольшим разноцветным квадратиком, — написать здесь ваше имя.
Но Чарльз не любил без причины скреплять своей подписью какие-либо документы. Мало ли на что можно использовать подпись миллионера? Зная это, он спросил:
— Зачем вам это?
— Я хочу, чтобы вы положили карточку в конверт, а затем сожгли его, — объяснил сеньор Эррера, — а после покажу ваше имя, которое будет написано кроваво-красными буквами на моей руке вашим собственным почерком.
Сэр Чарльз взял ручку. Что ж, если карточка с его подписью будет немедленно сожжена, то он не имеет ничего против. И расписался своим твердым, четким почерком, — почерком человека, знающего себе цену и не боящегося даже подписать чек на пять тысяч фунтов.
— Посмотрите на нее очень и очень внимательно, — сказал мексиканец с другого конца комнаты, где он стоял, повернувшись к нам спиной.
И мой шурин долго смотрел на то, что написал. Этот мексиканец по-настоящему заинтриговал его.
— А теперь вложите карточку в конверт, — велел ясновидящий.
Чарльз как завороженный беспрекословно выполнил приказ. Большими шагами сеньор Эррера подошел к нему.
— Отдайте мне его! — потребовал он. Забрав конверт с карточкой, он повернулся и направился к камину, где с торжественным видом бросил его в огонь.
— Обратите внимание — конверт обратился в пепел, — сказал ясновидец. Вернувшись в центр комнаты, — туда, где горел зеленый огонь, — он закатил рукав и показал Чарльзу свою руку. На ней карминовыми буквами было написано имя «Чарльз Вандрифт» — да так, словно мой шурин собственной рукой написал его!
— Я все понял, — растерянно пробормотал Чарльз, отступая назад. — Очень ловкий трюк, но я все-таки разгадал его. Темно-зеленые чернила, зеленое пламя, вы дали мне время посмотреть на мое имя, написанное на карточке, а потом я увидел его у вас на руке, но выведенное уже другим цветом — как бы «противоположным» зеленому!
— Вы так думаете? — насмешливо спросил сеньор Эррера.
— Я в этом уверен, — твердо ответил Чарльз.
Ясновидец молниеносно закатил рукав снова и заговорил звонким голосом:
— Это — ваше имя, но оно не полное. Что, скажете я не прав? А здесь, в таком случае, тоже написано другим цветом?
С этими словами он обнажил предплечье другой руки, где буквами сине-зеленого цвета было написано «Чарльз О'Салливан Вандрифт». Да, это действительно было полное имя, которое дали моему шурину при крещении. Но по прошествии ряда лет он перестал дописывать «О'Салливан», так как, честно говоря, немного стеснялся семьи своей матери.
Чарльз с ужасом уставился на надпись.
— Да, вы правы, — сказал он глухим голосом. Нетрудно было догадаться, что у него больше нет никакого желания продолжать сеанс. Он, конечно, видел этого ясновидящего насквозь. Но тот знал о нас слишком много, а это было не совсем приятно.
— Зажгите свет! — приказал я слугам и прошептал сэру Чарльзу: — Не распорядиться ли мне насчет кофе с ликером бенедиктин?
— Делайте что хотите, — ответил он, — пусть только этот человек прекратит свои дерзкие выходки! А еще, пожалуй, стоило бы предложить мужчинам покурить. Да и дамы не отказались бы от сигаретки — во всяком случае, некоторые из них.
Гости облегченно вздохнули, когда комнату озарил яркий свет. Сеньор Эррера явно окончил свое представление. Он весьма благосклонно отнесся к предложенной ему гаванской сигаре и не спеша потягивал кофе в углу гостиной, ведя учтивую беседу с той дамой, которая высказалась насчет моего родства с графом Стаффордом. Что ни говори, он был безукоризнен в своих манерах.
На следующее утро в фойе отеля я столкнулся с мадам Пикарде. Она была одета в изящный дорожный костюм, сшитый на заказ, и явно собиралась отправиться на вокзал.
— Как, мадам Пикарде, неужели вы покидаете нас? — воскликнул я.
Улыбнувшись, она протянула мне на прощание свою изящную ручку, облаченную в перчатку.
— Да, я уезжаю, — с хитрой улыбкой ответила она. — Не знаю, правда, куда — может быть, во Флоренцию, может быть, в Рим. Или куда-нибудь еще. Так или иначе, но я отбываю в милую моему сердцу Италию. Я взяла от Ниццы все, что хотела, выжала ее буквально до последней капли.
Но хоть мадам Пикарде и утверждала, что едет в Италию, тем не менее села в омнибус, который вез до поезда первого класса на Париж. Это показалось мне странным. Однако я не придал этому значения, так как светский человек привыкает верить женщинам, как бы неправдоподобны ни были их слова. И должен признать, что в следующие дней десять я и думать забыл и о ней, и о таинственном мексиканце.
Но десять дней спустя из банка в Лондоне пришла наша расчетная книжка. Будучи секретарем финансиста, я должен был каждые две недели просматривать ее и по квитанциям Чарльза сверять аннулированные счета. В этот раз мне бросилась в глаза серьезное расхождение — точнее, расхождение на пять тысяч фунтов стерлингов в большую меньшую сторону. Получалось, что сэру Чарльзу было записано в дебет на пять тысяч фунтов больше, чем значилось в общей сумме по квитанциям!