Хоть после вчерашнего есть и не хотелось, Павел отправился на кухню, основательно подкрепился остатками вчерашнего пиршества, и, вернувшись в спальню, аккуратно застелив постель, уселся за письменный стол Валерии со своей тетрадкой. Перечитал исписанные страницы. Роман закручивался довольно динамично, но чего-то не хватало. Он долго думал, чего не хватает, но вскоре понял, что во всем нагромождении эпизодов не видно системы только потому, что не понятна конечная цель происходящего, а потому и кажется, что сюжет бесформенный. Версий масса: чеченские деньги, давняя история с алмазами… А, скорее всего, что-нибудь вовсе невозможное: – " Петька, кто в сортире стены дерьмом мажет? Фурманов…" А потому Павел принялся старательно записывать все, что с ним происходило за последние дни, расцвечивая повествование всякими художественными красивостями. Агате Кристи и Конан Дойлу было хорошо; они придумывали преступления, а Павлу приходится писать о реальном преступлении, к тому же которое еще не совершилось…
Он увлекся так, что аж вздрогнул, когда из прихожей донесся щелчок замка, в тишине прозвучавший так, будто кто-то передернул затвор пистолета. Он вышел в прихожую на всякий случай держа руку на рукоятке нагана, заткнутого сзади за пояс. Валерия уже сбросила туфельки и шла к нему, радостно улыбаясь. Подошла, подпрыгнула и повисла на шее, чмокнув в обе щеки. Шепнула:
– Я уже соскучилась без тебя… Как же я буду, когда ты опять уйдешь по своим делам?..
Они пообедали вчерашним салатом и пельменями, и отправились на пляж. Оказалось, что время для Павла бежало быстро только тогда, когда он писал. В томном ничегонеделаньи на песочке время тянулось невыносимо медленно. Павел успел наплаваться, а до заката было, еще черт знает сколько времени. Оно будто растянулось, как жевательная резинка, и казалось, что день никогда не кончится. Было ощущение, будто в кишки вонзились сотни рыболовных крючков, и куда-то тянут, а тело вынуждено оставаться на месте. Павлу вдруг пришло в голову, что за последние двадцать пять лет он ни разу не лежал на пляже вот так, ничего не делая, просто, млея на солнышке. К тому же впервые за много дней пришло ощущение полнейшей безопасности, будто кепку-невидимку надел. Это невыносимое состояние, мухи в киселе, не скрашивала даже Валерия; она то головой о плечо потрется, то руку Павла себе под щеку подсунет, то шепнет на ухо что-то нежное.
Она неплохо плавала, но не могла, как Павел, махать против течения по полчаса кряду. Наверное, только благодаря тому, что вода была очень теплая, и Павел совершил штук шесть заплывов по полчаса, ему удалось скоротать время до заката. Одевшись, они неторопливо пошли домой.
И этот вечер был роскошен. Валерия приготовила филе палтуса и какой-то острый салат. Недопитая вчера водка из вмерзшей в лед бутылки оказалась еще приятнее, а настоящие устрицы под белое вино – оказались для Павла сущим откровением. Как биолог, проведший большую часть жизни в тайге, он ел все, вплоть до моллюсков и асцидий, но только в жареном или вареном виде. Глотать же живьем, кого бы то ни было, ему не доводилось, и он замешкался. Валерия засмеялась, и подала ему пример.
Проглотив несколько устриц и запив их стаканом белого вина, он спросил:
– Сколько же ты зарабатываешь?..
Она улыбнулась, сказала:
– Когда как… Если бы ты знал, сколько мужиков в наше время маются типично мужскими хворостями, да сколько подцепляют всякой заразы, когда суют куда попало, и при этом страстно желают, чтобы жена не узнала… Ты бы не спрашивал, сколько я зарабатываю… Но тебе не страшны никакие хворости… О, мой Спартак!
Она вскочила с табуретки и потащила его в спальню.
Вторая ночь с Валерией чуть не доконала Павла, его спасли, видимо, устрицы. Наутро он понял, что третью ночь он не выдержит, даже если съест пару килограмм устриц, и выпьет литр женьшеня с пантокрином, а потому он сказал, когда Валерия вылезла из постели, и сладко потягивалась, как разнежившаяся кошечка:
– Пожалуй, я тоже пойду по делам…
Она помрачнела, спросила, как можно старательнее делая свой тон безразличным:
– Когда придешь?..
– Честно говорю, не знаю… – обронил он. – Не сегодня-завтра выяснится, кто кукловод, и тогда завертится та еще карусель…
– Ну что ж, – грустно сказала она, – пойдем, позавтракаем вместе…
Он пробрался домой через двор соседа с параллельной улицы. Анна Сергеевна, копавшаяся на огороде, всплеснула руками:
– Господи, Паша! Где ты пропадал? Я извелась вся…
– Я ж предупреждал, что исчезну на пару дней… Меня тут никто не спрашивал?
– Спрашивал. Такой обходительный молодой человек, интересовался, когда ты вернешься. Я ему сказала, как ты учил, что, мол, уехал, что вернешься не раньше, чем через месяц…
– Отлично! Поесть там чего найдется?
– Конечно! Картошка. Я сейчас с погреба помидор достану…
Анна Сергеевна была в своем амплуа; когда не нужно было готовить для внуков, она могла питаться хлебом с водой, или картошкой, даже без помидоров или соленых огурцов. Павел прошел на кухню, наложил в миску картошки, полил постным маслом, а тут и Анна Сергеевна принесла банку прошлогодних помидор. Картошка с помидорами фирменной засолки, совершенно не приедалась, а потому Павел навернул всю миску, потому как завтрак у Валерии был более чем легким, в связи с тем, что Павел успел прикончить все, что она наготовила, еще вечером; ведь рыба, это не мясо, можно съесть раза в два больше. Жуя картошку, он сосредоточенно думал, с чего начать; с "игры в голос", или "кидания камней по кустам"? В голову, однако, не приходило ни единой путной мысли; опять приходилось ждать хода противника. Одно хорошо; та банда, которая хотела его непременно прикончить, вдруг тоже предложила переговоры. Что же за сослуживец такой выискался, который превратился в крутого мафиозо? Ну не Харрасов же, в самом деле! Всего его ума и фантазии хватило только на то, чтобы податься в хомуты!
И тут прозвенел телефонный звонок. Павел прошел в прихожую, переждал еще три звонка, после чего взял трубку, сказал, нарочито тягуче и лениво:
– Ал-ле-у?..
В трубке послышался уже знакомый голос:
– Здравствуй Паша. Ты что же, всерьез подумал, что мы поверим, будто ты уехал? А вот что семью спрятал, это ты умно поступил. Но мы не станем терять времени, вычислять, куда ты ее девал. Скорее всего, в Урман отправил, к родителям… Давай встретимся, и поговорим.
– Не о чем мне с тобой разговаривать… – пробурчал Павел. – Ты же видишь, что вам меня без шума и пыли не взять. Чего вяжешься? Мне побоку ваши бандитские заморочки… Еще пришлешь своих бойцов – мочить буду. Меня кореша менты отмажут…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});