Прошло бесконечно много времени, когда какая-то тревожная нотка, возникшая рядом, заставила его открыть глаза. Над ним склонился командир. По его лицу было видно, что в нем борются бесконечная усталость, и бесконечная бессильная ярость. Павел равнодушно поглядел ему в глаза. Выпрямившись, командир заорал благим матом:
– Встать!!! Смир-рно!!!
Оттолкнувшись руками от краев ванны, Павел взметнулся во весь рост. Не менее половины ванны выплеснулось на командира. У него даже фуражка намокла. Некоторое время он стоял, ошеломленно глядя на Павла, а тот стоял перед ним вытянувшись по стойке смирно, абсолютно голый, пожирая командира невинным взглядом. Медленным движением стерев брызги воды с лица, командир пошел прочь, ссутулившись, и путаясь сапогами в траве. До него, наконец, дошло, что в такой захолустной роте, для старика хоть кухня, хоть губа – все одно курорт. А Павел, добавив холодной воды из колонки, снова залег в ванну.
Командир, конечно, догадывался, кто стоял за мелкими пакостями, творимыми в роте до самой осени, но ни разу больше Павла даже не пытался прищучить – приберег напоследок свою главную пакость. Правда, самая крупная пакость, которую Павел сотворил, это была продажа кабанчика с хоздвора. Павел с Никанором взяли в оборот Гамаюнова, так как подозревали, что он стучит, и его требовалось повязать круговой порукой, втроем они отволокли в поселок кабанчика и там продали за сто десять рублей. Купили себе дембельские чемоданчики, а остальное весело и непринужденно проели и пропили…
…Солнце закатывалось, стало прохладно. Павел окунулся напоследок, встал на ветерке, обсыхая, усмехнулся про себя; вот задача топтунам, куда он исчезает на полдня? Боссы, поди, все хвосты им пооткручивали…
Перебредя протоку, он оделся и пошел к остановке. На остановке в ряду из четырех телефонов, два работали, правда, цифры с дисков были стерты напрочь. Для Павла это было непривычно, и он с трудом с пятой попытки набрал номер домашнего телефона Димыча.
– Привет, Димыч! – решил он поразнообразить свои приветствия.
– А, Паша, наконец-то! Я тебе уже звонил… Ты из дому?..
– Да нет, из автомата…
– Отлично! Пусть Ольга завтра с утра оформит отпуск, и к четырем будет готова. Все, отбой. Я, конечно, не думаю, что меня прослушивают, но черт любит пошутить… Завтра обговорим все остальное.
Домой он пришел уже в сумерках. Ольга поливала огород из шланга, Денис с Ксенией деятельно ей помогали. Увидев Павла, она сказала:
– Ну, где ты шляешься?! Я же волнуюсь…
– А ты не волнуйся. Пока злоумышленники считают меня легкой добычей и гоняются за мной по городу, и ты, и дети в полнейшей безопасности. Вот что, Оля, завтра с утра пиши заявление на отпуск, и вечером уедешь.
– А как же отпускные?
– Ничего, осенью получишь. Все равно отпускные выплачивать не будут… Деньги у нас есть, вам на троих хватит.
– А ты что будешь делать?
– С этими козлами разбираться. Чего они от меня хотят? Без вас мне легче будет.
– А мы куда едем? В Урман?
– Подальше. В санаторий МВД. Там вас никакая мафия не достанет.
Приняв душ, Павел поужинал. Пока он ужинал, Ольга приняла душ, уложила детей, села напротив, жалостливо, по-бабьи, глядя на него.
Павел усмехнулся:
– Ну-ну, не на войну провожаешь…
– Как же не на войну? Тебя будут стараться убить, ты будешь убивать… Господи! Какое страшное время! Главное, за что?!
– За что, за что… За деньги! Пошли спать…
Впервые за время охоты, Павел положил рядом с собой помповушку, в довесок к нагану на книжной полке. Ольга в эту ночь была необыкновенно нежна с ним, как не бывала нежна с позапрошлого года…
Глава 9
Ставки сделаны
Они пришли. Оба, и Николай, и Алексей, в мятых линялых плащах до пят из брезентухи, в каких ходили пастухи во времена молодости Павла. В руках у них были огромные мясницкие ножи, какие Павел видел на мясокомбинате, в цехах по обвалке мяса, когда водил на экскурсии пэтэушников. А Павел лежал в ванне и никак не мог из нее выкарабкаться. Вот все ближе и ближе к его горлу зазубренное лезвие, и тогда он закричал, но из горла с трудом вырвался лишь жалобный писк…
Он проснулся в холодном поту. Было светло. Ольга тревожно вглядывалась в его лицо, сказала:
– Ты стонал и кричал во сне… Так жалобно, жалобно… Хочешь, мы никуда не поедем? Я пойду в милицию, и потребую…
– Оля, ты еще в позапрошлом году ходила и требовала… – он криво усмехнулся. – Пока не убили, и преступления-то нет… Чего милиции вмешиваться? У нее своих забот хватает. Например, убийство расследовать, когда меня убьют…
Ольга вдруг всхлипнула, уткнулась ему в грудь и разревелась не на шутку.
– Ну-ну… – он гладил ее по спине, шептал: – Ну, пошутил я… Никто меня не убьет… Мы с Димычем недосягаемы и опасны, как орлы в вышине. И так же независимы. Наверняка из-за нашей независимости кто-то на нас и взъелся. Может, те же бандюганы? Им всех удалось купить, а Димыча нет…
– А ты тогда тут при чем? – Ольга всхлипывала, но уже слабее.
– Ну, как, при чем? Они ж понимают, что плевал я на них с высокой колокольни. А им это не нравится. Они ж хотят, чтобы перед ними на брюхе ползали…
– Ох, Паша, перестреляют вас с Димычем, как старых ворон…
– А вот это ты ерунду говоришь! Старую ворону вообще невозможно подстрелить. Она четко знает дистанцию стрельбы рогатки и охотничьего ружья. Я несколько раз стрелял по воронам. И хоть она, зараза, знает, что дробь не причинит ей вреда, все равно в момент выстрела делает типичную фигуру высшего пилотажа – переворот через крыло. С помощью этой фигуры она молниеносно сходит с линии выстрела. Я тебе когда-нибудь продемонстрирую. Занятное зрелище…
Ольга улыбнулась сквозь слезы, сказала:
– Ладно, все равно уже не усну, начну-ка я собираться…
Павел лежал, закинув руки за голову, и наблюдал, как Ольга роется в шифоньере. Доставала крошечные платьица Ксении, откладывала в сторону, отдельной стопкой складывала вещи Дениса. К семи часам она уже отобрала вещи в поездку, и ушла на кухню. Павел встал, натянув плавки, вышел во двор, вдохнул полной грудью прохладный свежий воздух. "Сегодня с вечера все и начнется", – подумал отстранено. Отъезд Ольги послужит им сигналом, что Павел переходит к решительным действиям, и им, волей-неволей, придется перейти к решительным действиям. Поплескавшись под колонкой, Павел вернулся в дом. Ольга спросила:
– Есть хочешь?
– А давай, напоследок позавтракаем вместе. Нам же давно не доводилось завтракать вместе…
– Типун тебе на язык…
Они молча пили кофе с бутербродами, и взгляды Ольги говорили больше, чем если бы она неумело попыталась сказать словами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});