Читать интересную книгу Адская бездна. Бог располагает - Александр Дюма

Но живым Лотарио отсюда не уйти; этот негодяй, похитивший его счастье, не останется безнаказанным. Во-первых, Юлиус уже лишил наследства их обоих, и племянника, и его сообщницу; во-вторых, он назначил ему встречу для поединка сегодня на закате.

Через несколько часов в живых останется лишь один из двоих.

Самуил – единственный друг, который остался у Юлиуса в этом мире. И он подумал было просить его быть секундантом на этой смертельной дуэли. Но если секундант будет у него, тогда надо, чтобы он был и у Лотарио. А ведь никто не согласится быть секундантом на поединке, причины которого ему неизвестны. Стало быть, пришлось бы посвятить постороннего в эту мучительную тайну. Это немыслимо – следовательно, ни он, ни Лотарио не приведут с собой никого.

Один заряженный пистолет и один свидетель – Бог.

Прежде чем испытать судьбу таким страшным способом, Юлиус желает передать своему единственному оставшемуся другу несколько чрезвычайно важных сообщений. Поэтому он умоляет Самуила по получении этого письма поспешить к нему как можно скорее; он будет ждать его у себя в особняке до пяти часов вечера.

Самуил разразился мрачным хохотом.

– Все идет как нельзя лучше, – сказал он. – Но как же мало характера у этих людишек и как бедна фантазия господина Случая! Все происходит в точности, как я рассчитал: мои актеры не упускают ни единой подробности в сочиненных мною ролях. Среди этих марионеток не нашлось ни одной, что догадалась бы нарушить мой план, внести в сюжет хотя бы крупицу непредвиденности! Что бы я ни захотел, то они и делают, где я их привяжу, там они и пасутся. И мне еще жалеть такую скотинку? Осторожничать, дергая веревочки, за которые я их веду, из опасения, как бы куклы не поломали себе носы? Еще чего! Да я могу колотить их друг об дружку, расшибить на куски без опасения поранить собственную душу, ведь в них-то самих только и есть живого, что мой ум, он ими движет, они лишены собственного разума… Что-то ждет меня сегодня вечером?

Он осторожно запечатал письмо Юлиуса, сделав это таким образом, чтобы нельзя было догадаться, что его вскрывали; потом, приблизив губы к слуховому окошку, стал насвистывать арию из «Немой».

Должно быть, то был условный сигнал, так как Марсель тотчас примчался.

– Возьми это письмо, – сказал Самуил, – и если опять придут от графа фон Эбербаха, скажи им, что я не возвращался и, следовательно, ты не мог мне его передать.

Марсель взял письмо.

– А теперь, – добавил Самуил, – принеси-ка мне обед, ведь наступает время, когда мне пора уже и проголодаться.

Десять минут спустя Марсель принес отбивную, хлеба и вина.

Самуил пил и ел с жадностью. Его аппетит, утраченный было из-за волнений и неуверенности, вернувшись к своему хозяину с опозданием, спешил наверстать упущенное теперь, когда Самуил успокоился, убедившись, что расставленная им ловушка захлопнулась и все идет, как задумано.

Пообедав, он снова стал читать – и ждать.

Около половины шестого еще один экипаж подъехал к калитке.

Самуил видел, как из него вышел граф фон Эбербах.

Марсель побежал открывать. При первых же словах маленького прислужника у Юлиуса вырвался жест, выражавший мрачную озабоченность. Потом он вошел в сад и направился к дому.

Примерно через полчаса он оттуда вышел и снова сел в карету.

Мальчишка тотчас поднялся в мансарду к Самуилу.

– Это был господин граф фон Эбербах! – доложил он.

– Что он говорил?

– Я ему сказал, что вы еще не возвращались. Вид у него стал унылый, и он решил вас подождать. Я, как вы мне велели, отдал ему письмо, то, что принесли в полдень. Он его скомкал, сунул в карман и стал бродить взад-вперед, будто очень уж ему не терпится, а сам то на стенные часы посмотрит, то из кармана часики вытаскивает. И в конце концов говорит, что больше ждать не может. Я его спросил, не надо ли вам чего передать. А он отвечает: «Ничего, слишком поздно, теперь не стоит труда». С тем и уехал.

– Держи, – сказал Самуил, вынимая из кармана сверток. – Вот твои сто франков. Послезавтра получишь еще пятьдесят, если я увижу, что ты умеешь крепко держать язык за зубами.

Марсель даже задохнулся, от восторга лишившись дара речи.

– Возвращайся на свой пост, – прибавил Самуил. – Нам надо продержаться так еще час. Я думаю, что все кончено и больше никто не явится, но посторожи еще немного. Лишняя предосторожность не помешает. Ступай, я тобой доволен.

Марсель спустился вниз.

Самуил подождал еще час. В половине седьмого он сказал себе: «Они уже в Сен-Дени. Можно больше не прятаться».

Он спустился вниз и сказал Марселю:

– Если случайно кто зайдет, говори, что я вернулся, ты мне сообщил о визите графа фон Эбербаха, я прочел записку господина Лотарио и тотчас отправился к графу фон Эбербаху.

Он вышел из дому, взял фиакр и действительно направился прямо к Юлиусу.

Даниель выбежал из дому к нему навстречу.

– О, как же господин граф ждал вас!

– Его нет дома? – спросил Самуил.

– Нет, сударь. Он вас прождал до пяти, но ему непременно надо было уезжать. Он очень встревожен и опечален, что не смог перед этим повидаться с вами. Но он должен был проехать через Менильмонтан.

– Он приходил, когда меня не было, – сказал Самуил, – когда же я вернулся, мне сказали, что он уже ушел, и я тотчас поспешил сюда. Вы не знаете, что ему было нужно от меня?

– Не знаю, – отвечал Даниель. – Но похоже, с господином графом произошло нечто из ряда вон выходящее. Я никогда его не видел таким взволнованным, каким он стал со вчерашнего дня. Вы знаете, что госпожи графини в Ангене больше нет?

– Возможно, – пожал плечами Самуил. – А графу известно, где она?

– Господин граф нам говорил, что он это знает, что он сам приказал ей перебраться в другое место, где воздух полезнее для ее здоровья. Но поскольку это ужасное волнение началось у господина графа вчера в ту самую минуту, когда он узнал об отъезде госпожи графини, я думаю, что этот отъезд огорчил его куда больше, чем он желает показать. Вероятно, он из-за того и хотел поговорить с вами.

– Это действительно не исключено, – отвечал Самуил. – Что ж! Раз он так хотел меня видеть, я его подожду. Отопри мне его кабинет, я побуду там.

Даниель проводил его в кабинет Юлиуса и оставил наедине с книжными полками и собственными мыслями.

«В это время, – думал Самуил, глядя, как сгущается ночная тьма, – моя воля свершается: эти два автомата, воображавшие себя людьми, повинуясь толчку, данному мной, дерутся не на жизнь, а на смерть. Живым вернется один из двух.

Если Лотарио убьет Юлиуса, правила простого приличия не позволят ему жениться на его вдове. Что скажет свет, вся их священная мораль, если женщина выйдет замуж за убийцу своего первого мужа? Между Фредерикой и Лотарио ляжет труп – самое непреодолимое из всех препятствий.

И потом, если она все-таки захочет выйти за него, я воспротивлюсь этому. Напомню ей о слове, которое она мне дала. Я ей позволил взять Лотарио в мужья из великодушия, потому что это было единственным средством сделать ее богатой, ибо лишь при таком условии Юлиус оставлял им все свое состояние. Но теперь Юлиус лишил Лотарио наследства, как он мне написал. Он там еще пишет, что я его единственный друг в целом свете. Так кому же, если не мне, он мог теперь завещать свое добро?

Держу пари, что если бы я достал завещание, наверняка спрятанное в одном из ящиков этого секретера, я бы обнаружил там полное свое имя. В таком случае, женясь на Фредерике, я ее озолочу, так что мое достохвальное великодушие, прежде состоявшее в том, чтобы пожертвовать собой, с этой минуты велит мне предстать в роли жениха. Из чистой преданности Фредерике я должен буду взять назад свое прежнее разрешение и напомнить ей о ее былых клятвах.

Итак, смерть Юлиуса приведет сразу к двум следствиям, которые вкупе обеспечат мне обладание Фредерикой: Лотарио станет недостижимым, я – богатым.

Если же произойдет обратное и Юлиус прикончит Лотарио, все устроится и того лучше. Мы вернемся точь-в-точь к тем условиям задачи, что были в день их свадьбы. У меня останется всего-навсего один соперник, слабый, умирающий, готовый отойти в лучший мир, а все эти переживания нанесут ему последний удар. Впрочем, ведь и я здесь: если его смерть затянется, можно будет помочь.

В этом случае одно из двух: или, умирая, он успеет помириться с Фредерикой и переписать завещание на нее – тогда она принесет свое состояние мне; или он умрет прежде, чем произойдет примирение, – тогда я окажусь его наследником и принесу богатство Фредерике. С примирением или нет, миллионы и Фредерика все равно достанутся мне.

Недурная комбинация, черт возьми! Нет, Самуил, ты силен по-прежнему».

Пока Самуил размышлял подобным образом, наступила полная темнота и пришел Даниель, чтобы зажечь светильники.

Однако прошел уже целый час, а Юлиус все не появляется. Между тем, живой или мертвый, приехавший или привезенный, должен же он вернуться к себе домой, иначе быть не может.