Читать интересную книгу Дневник для Стеллы - Джонатан Свифт

[Вас ввели в заблуждение, сказав, будто бы я уехал на три месяца[1187]: докучные дела вынудили меня задержаться, и я только теперь смогу уехать, чтобы повидать кое-кого из моих друзей[1188], живущих далеко от этих мест, причем я это делаю исключительно для восстановления моего здоровья. Поверьте, если только на свете есть что-либо, чему можно верить, мои мысли во всем соответствуют тому, чего вы могли бы желать от меня, и я готов повиноваться любым вашим прихотям, как повелениям, коих невозможно ослушаться. Это письмо я намерен сдать в почтовую контору городка, через который буду проезжать. В ближайшее время я намерен посетить одного помещика, однако я не знаю еще ни как называется его усадьба, ни точного ее местоположения. Заклинаю вас, берегите свое здоровье. Надеюсь, что часть нынешнего лета вы проведете в своем домике в деревне[1189] и по мере возможности будете ездить верхом. Я возвращу вам ваши стихи[1190] лишь после того, как на досуге смогу над ними поразмыслить и меня посетит муза. Поклон от меня вашей злюке-подружке[1191], любящей сказки и латынь. Надеюсь, ваша тяжба все же движется к благополучному завершению. Я восхищен вашими познаниями во французском языке. Вас надобно долго знать чтобы вполне оценить все ваши совершенства; постоянно вас видя и слушая, тем не менее обнаруживаешь всякий раз какие-то новые, дотоле скрытые. Как после этого мне не стыдиться, когда в сравнении с вами я владею лишь просторечным, да еще разве что гасконским. Орфография, слог, изящество, нежность и остроумие — решительно все безупречно. И каким же я должен быть глупцом, берясь отвечать вам на том же языке, вам, неспособной ни на какую глупость, если не считать почтения, которое вам угодно питать ко мне; ведь с моей стороны нет решительно никакой заслуги, ни даже просто свидетельства хорошего вкуса, что я обнаруживаю в вас все, чем природа способна наделить смертного: я имею в виду честь, добродетель, здравый смысл, ум, нежность, привлекательность и душевную стойкость. Но поскольку вы; имеете обыкновение таиться от всех, свет не ведает о вашем существовании, и вы упускаете поэтому возможность снискать похвалу миллионов людей. С тех пор, как я имею честь быть с вами знакомым, я ни разу не заметил, чтобы во время разговора, будь то наедине или в обществе, с ваших уст слетело хотя единое слово, которое было бы возможно заменить более удачным. Клянусь вам, что при самом придирчивом моем отношении, я ни разу не мог обнаружить ни единого промаха ни в ваших поступках, ни в ваших словах. Кокетство, жеманство, преувеличенная стыдливость — суть недостатки, которые никогда не были вам свойственны. Верите ли вы, чтобы возможно было при всем этом не ставить вас выше всего остального рода человеческого? Какими дурами в юбках кажутся в сравнении с вами даже самые лучшие из тех, коих я зрю рассеянными по всему свету, наблюдая и слушая которых я сто раз на дню твержу себе: ни в речах, ни во взорах, ни в мыслях — ни в чем не уподобляться сим несчастным. Неужели это существа того же пола, что и вы, создания того же вида? Но не жестоко ли презирать такое множество людей, которые казались бы вполне сносны, если не иметь при этом в помышлении вас. Однако пора, наконец, дать вам отдых и попрощаться с вами. Остаюсь и всегда пребуду со всем возможным к вам уважением, искренностью и почтением…]

Мисс Эстер Ваномри — Свифту

[? 1719—1720]

Возможно ли, чтобы вы опять позволили себе то, против чего я вас так недавно предостерегала? Вы, как видно, решили, что я шучу, когда как-то вечером сказала вам, что стану изводить вас письмами. Если бы я не знала вас так хорошо, то, верно, подумала бы, что вы настолько плохо разбираетесь в людях, что воображаете, будто женщина не сдержит слова, когда она грозилась совершить какой-нибудь злокозненный поступок. Разве не было бы для вас в тысячу раз лучше тратить время от времени какой-нибудь час, нежели быть всякий раз отрываему от дел подобным способом? Ведь я знаю, для вас невозможно сжигать мои письма, не прочитав их, точно так же, как для меня — не корить вас, когда вы так оскорбительно себя ведете. Еще раз советую вам, если вы хоть сколько-нибудь дорожите своим покоем, как можно скорее изменить свое поведение, потому что еще раз уверяю вас, у меня слишком пылкий нрав, чтобы смиренно сносить подобное со мной обхождение. И поскольку я чрезвычайно люблю откровенность, то объявляю вам теперь, что решила прибегнуть ко всевозможным ухищрениям, дабы исправить вас, и если и это окажется тщетным, то я намерена испробовать черную магию, которая, как говорят, действует наверняка. А теперь полюбуйтесь сами, в какое неудобное положение вы поставите и себя и меня. Прошу вас поразмыслить над этим спокойно! И разве не лучше прийти самому, нежели быть приведенным силой, и притом, возможно, в то самое время, когда у вас будет назначено самое приятное в мире свидание. Ведь если уж я что-нибудь затеяла, то не люблю останавливаться на полпути. Но в одном вам все же посчастливилось, потому что из всех чувств я менее всего руководствуюсь местью, так что пока еще в вашей власти превратить всю мою ярость в хорошее расположение духа; можете вполне на это рассчитывать и даже на большее, уверяю вас. Приходите, когда вам угодно, и не сомневайтесь, что вы всегда будете желанным гостем.

Свифт — мисс Эстер Ваномри

[1720?]

Если вы будете и дальше писать мне в том же духе, то я нарочно буду приходить к вам реже, дабы получать удовольствие от ваших писем, при чтении которых я всегда испытываю удивление — как эта девчонка, и читать-то толком не умеющая, наловчилась так отменно писать. Вы заблуждаетесь: попробуйте послать мне письмо, надписанное не вашим почерком, и я готов поспорить на крону, что не стану его читать. Однако шутки в сторону, существует сотня причин, в силу которых я считаю для себя неудобным превращать ваш дом в нечто вроде моего постоянного местопребывания. Я непременно буду навещать вас насколько это возможно, сообразуясь с приличиями, однако нездоровье и скверная погода, которой не видно конца, не позволяют мне выходить по утрам, а послеобеденное время уходит бог весть на что; ведь кроме вас еще добрая дюжина моих знакомых возмущается тем, что я не бываю у них. Что же до остального, то вам нет надобности прибегать к какой-либо иной черной магии, кроме ваших чернил. Жаль, что у вас не черные глаза, не то я сказал бы то же самое о них, но ваша магия — белая магия и не причиняет зла. И как бы вы ни колдовали с черным шарфом, мне хоть бы что. Тому есть одна причина, а какая — догадайтесь. Adieu, потому что ко мне пришел доктор П.

Свифт — мисс Эстер Ваномри

[? 13 или 20 июля 1720]

Пишу вам в среду вечером. Вы едва ли еще успели добраться домой[1192], и это первый досужий час, который мне удалось улучить, а получите вы мое письмо, наверно, не раньше субботы, и значит к тому времени уже вспыхнет губернаторский гнев[1193]. А чтобы еще больше распалить вас, я присовокуплю письмо к бедной Молькин, которое велю ей не показывать вам, потому что письмо это — любовное. Я, правда, рассчитываю на то, что к этому времени рощицы, поля и бурлящие ручьи уже настроили Ванессу на романтический лад, если только бедняжка Молькин пребывает в добром здравии. Ваш друг[1194] прислал мне обещанные стихи, которые я и привожу здесь.

Предпочитай науке мнимойИскусство быть всегда любимой;Пребудешь ты всегда в чести,Постигнув, как себя блюсти.Хороший тон хорош весьма,Но не для сердца и ума;Лишь добродетель дорога,Хоть, полновластная, строга.Тебе измена не страшна,Пока ни в чем ты не грешна;И добродетельных влечетЛишь добродетель в свой черед.Измена там, где скрытый грехИмеет в ком-нибудь успех,И лучше на себя пенять,Чтобы других не обвинять.Ванесса, впрочем, всех умней.Такое не случится с ней.Ванессу кто бы бросить мог?Распутник или дурачок?Тому, кто думать не горазд,Ванесса сердце не отдаст.[1195]

Эти строки, на мой взгляд, очень уж глубокомысленны и, следовательно, могут подойти к вашему настроению, потому что, боюсь, вы опять сейчас хандрите, хотя это не на пользу ни вам, ни той, за кем вы ухаживаете; вам надобно читать ей что-нибудь занимательное и забавное. Вот вам эпиграмма, которая однако же не имеет к вам никакого касательства:

Доринде дорог внешний лоск.Других пристрастий нет,Как будто зашнурован мозгИ на сердце корсет.

Если такие вещицы вам не по вкусу, что мне остается тогда сказать? Что сочинить что-нибудь получше в этом городе невозможно. Можете считать, что на все вопросы, которые вы имеете обыкновение задавать мне, вы уже получили ответы, как это обычно бывало после получаса пререканий. Entendez-vous cela? [Слышите? (франц.).] У вас в округе должно быть немало священников, и, тем не менее, среди них нет ни одного, который бы вам нравился, а все потому, что вы еще не достигли того возраста, когда любят священников[1196]. Недостаточные размеры этого письма будут, я полагаю, возмещены неразборчивым почерком, поскольку вам, я уверен, едва ли удастся его прочесть. Молькин я напишу более разборчиво, ведь она мало привычна к моему почерку. Бьюсь об заклад, что смысл некоторых строк этого письма вы не поймете, хотя и сумеете их прочесть, а посему пейте свой кофей и помните, что вы отчаянная пустельга и что леди, называющая вас ублюдком, с готовностью ответит на все ваши вопросы.. Мне удалось закончить это письмо лишь в воскресенье вечером.