Самые большие из сосудов, или погребальных урн, были высотой в 3 фута и длиной в 4 фута 3 дюйма. Они зеленовато-серого цвета и овальной, довольно приятной для глаза формы. Их ручки сделаны в виде крокодилов или змей, края украшены меандрами, лабиринтами и настоящим греческим орнаментом из прямых, различно сочетающихся линий.
Такие рисунки встречаются во всех климатических поясах у народов, самых далеких друг от друга, как в смысле территории, занимаемой ими на земном шаре, так и в смысле достигнутого уровня цивилизации. Жители маленькой миссии Майпурес еще и теперь покрывают такими узорами самую обыкновенную глиняную посуду; ими украшены щиты таитян, рыболовные принадлежности эскимосов, стены мексиканского дворца в Митле и вазы великой Греции.
Повсюду правильное чередование одних и тех же форм ласкает взгляд, как ритмичное чередование звуков приятно для слуха. Сходство, обусловленное сокровенной сущностью наших ощущений, естественными наклонностями нашего разума, не может пролить свет на родство и древние связи народов.
Нам не удалось составить себе ясное представление о том, к какой эпохе относятся мапирес и разрисованные сосуды, находящиеся в погребальной пещере Атаруипе. Большинство из них, по-видимому, лежало там не больше столетия; следует, однако, полагать, что, защищенные от всякой сырости, не подвергаясь воздействию колебаний температуры, эти предметы сохранились бы так же прекрасно и в том случае, если бы они относились к гораздо более далекой эпохе.
У индейцев гуаибо распространено предание о том, что воинственные атуре, преследуемые карибами, спаслись на скалах, которые возвышаются среди больших порогов. Там это племя, некогда столь многочисленное, постепенно вымерло, а вместе с ними исчез и его язык.
Последние семьи атуре существовали еще в 1767 году, во времена миссионера Джили; когда мы путешествовали по Ориноко, в Майпурес показывали – и это обстоятельство достойно быть отмеченным – старого попугая, о котором жители говорили, что «нельзя понять произносимые им слова, так как он разговаривает на языке атуре».
К величайшему неудовольствию наших проводников, мы открыли несколько мапирес, чтобы внимательно изучить форму черепов. Они обладали характерными признаками американской расы; только два или три приближались к черепам кавказской расы.
Выше мы указывали, что посреди Порогов в самых недоступных местах находят иногда обитые железом ящики, наполненные европейскими орудиями, остатками одежды и мелкими стеклянными изделиями. Эти вещи, подавшие повод к самым нелепым слухам о сокровищах, спрятанных иезуитами, принадлежали, вероятно, португальским купцам, проникшим в здешние дикие места.
Можем ли мы предположить также, что черепа людей европейской расы, смешанные со скелетами индейцев и столь же заботливо сохраняемые, были останками каких-то португальских путешественников, умерших от болезни или убитых в сражении? Отвращение, которое индейцы питают ко всему чужеземному, делает такое предположение маловероятным.
Может быть, беглые метисы из миссий на Мете и на Апуре обосновались около порогов, женившись на женщинах племени атуре. Смешанные браки встречаются иногда в этой стране, хотя и реже, нежели в Канаде и во всей Северной Америке, где охотники европейского происхождения смешиваются с дикарями, усваивают их обычаи и приобретают подчас большое политическое влияние.
Мы взяли в пещере Атаруипе несколько черепов, скелет ребенка 6–7 лет и скелеты двух взрослых мужчин племени атуре. Все эти кости, частью выкрашенные в красный цвет, а частью смазанные ароматными смолами, лежали в корзинах (мапирес, или canastos)[288], описанных нами выше.
Они составили почти полный груз одного мула; и так как мы знали о суеверном отвращении индейцев к трупам, после того как они их похоронят, мы распорядились тщательно завернуть canastos в новые циновки. К несчастью для нас, проницательность индейцев и их исключительно тонкое обоняние сделали эти предосторожности бесполезными.
Когда мы останавливались в миссиях карибов среди Llanos, между Ангостурой и Нуэва-Барселоной, повсюду индейцы толпились вокруг наших мулов и восхищались обезьянами, купленными нами на Ориноко. Но едва эти люди дотрагивались до наших грузов, как сразу же возвещали о близкой гибели вьючного животного, «которое везет на себе смерть».
Напрасно мы говорили, что они ошибаются в своих предположениях и в корзинах лежат кости крокодилов и ламантинов; они упорно твердили, что ощущают запах смолы, покрывающей скелеты, и «что то были их старые родственники». Приходилось прибегать к авторитету монахов, чтобы преодолеть отвращение индейцев и раздобывать сменных мулов.
Один из черепов, взятых нами в пещере Атаруипе, был изображен в прекрасном труде о разновидностях человеческого рода, который опубликовал мой бывший учитель Блюменбах. Что касается скелетов индейцев, то они вместе со значительной частью наших коллекций погибли при кораблекрушении у берегов Африки, стоившем жизни нашему другу и спутнику, Fray Хуану Гонсалесу, молодому монаху францисканского ордена.
В молчании мы удалились из пещеры Атаруипе. Была одна из тех тихих и ясных ночей, которые столь часты в жарком поясе. Звезды сияли мягким планетарным светом. На горизонте, как бы освещенном туманностями Южного полушария, их мерцание было едва заметно. Бесчисленное множество насекомых наполняло воздух красноватым светом.
Покрытая буйной растительностью земля сверкала живыми движущимися огоньками, словно звезды небесного свода спустились в саванну. Покидая пещеру, мы несколько раз останавливались, чтобы полюбоваться красотой необыкновенного ландшафта. Пахучая ваниль и гирлянды Bignonia L. украшали вход в нее; над нами на вершине холма, шелестя, покачивались стволы пальм.
Мы спустились к реке и направились к миссии, куда прибыли довольно поздно ночью. Наше воображение было потрясено всем только что виденным. В стране, где человеческое общество пытаются рассматривать как некий новый институт, живее интересуешься тем, что напоминает о прошлом.
Эти воспоминания, правда, относятся к недавнему времени; но во всем, что является памятником старины, древность понятие относительное, и мы часто путаем древность с неясностью и загадочностью. Египтяне считали исторические воспоминания греков совсем недавними. Если бы китайцы, или, как они сами предпочитают называть себя, жители Поднебесной империи, могли вступить в общение с жрецами Гелиополиса, они посмеялись бы над претензиями египтян на древность.
Не менее разительные контрасты наблюдаются на севере Европы и Азии, в Новом Свете, повсюду, где человеческий род не сохранил памяти о том, каким он был в глубокую старину. На плоскогорье Анауак самое древнее историческое событие, переселение тольтеков, относится лишь к VI веку нашей эры.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});