— …л-лё?..
— Привет. Извини, что разбудил.
— Что случилось?! — голос зазвенел, в нем появилась испуганная бодрость. — Андрюш, что-то слу…
— Нет, нет, ничего. Просто у меня оказалось немного свободного времени, — он медленно пошел вдоль перил, рассеянно глядя вперед, — захотелось тебя услышать. Не учел, что уже так поздно… темно — и темно…
— Полвторого, — услужливо сообщили в трубке. — То есть, там, где ты находишься, примерно в районе половины третьего. Ты, кстати, где сегодня? Хоть в России еще?
Андрей быстро оглянулся и плотнее прижал трубку к уху.
— В Твери. Завтра уезжаю.
— Уж не спрашиваю, куда. Слушай, долго ты еще намерен болтаться по стране?! Раз я за тебя вышла, то по ночам ты должен быть в моей постели, а не шляться где-то там под луной!.. Ты ведь с улицы звонишь, да? Там хоть тепло?
— Нормально. Нет, ну прохладно — осень все-таки, но, в общем, ничего. Ночь, созданная для прогулок.
— Ну, конечно, а меня нет! — с веселым сожалением заметила Вита, потом, чуть помолчав, добавила — уже другим голосом: — Андрюш, я соскучилась.
— Я тоже, котенок, очень, — он остановился, глядя на возвышавшуюся на правом берегу островерхую башенку мечети с серебристым полумесяцем на шпиле. — Только вот, боюсь, раньше середины ноября мне никак не успеть. Все оказалось сложнее, чем я думал — пока я вытащу все свои деньги…
— Так и знала, что ты скажешь какую-нибудь гадость! — упавшим голосом произнесла Вита, и он почти вживую увидел, как она сидит в коридоре, на пуфике возле телефона, поджав босые ноги и хмуро глядя перед собой. Волосы со сна взлохмачены, и на ней наверняка одна из ее любимых ночных рубашек — обилие прозрачных кружев и немножко шелку. Ночные рубашки были ее слабостью. — Совести у тебя нет! Мало того, что разбудил, так еще…
— Не ворчи. Зато, когда вернусь, поживем в свое удовольствие. Съездим куда-нибудь… Разве плохо? Наташка так и не звонила?
— Нет. Что-то мне подсказывает, что она и не позвонит… во всяком случае, в ближайшее время. Славка странно себя ведет — он слишком спокоен. Или просто не хочет показывать… В любом случае, после той дурацкой записки, что она хочет какое-то время пожить одна, мы вестей от нее не получали. Где она может быть?.. Я боюсь, как бы она дел не наворотила…
— Тебя это больше не касается! — сказал Андрей немного резче, чем хотел. — И так уже хватит.
— Да, — негромко произнесла Вита из другой страны, — да, наверное, ты прав. Возвращайся скорей, ладно? Жить у друзей, конечно, весело, но иногда слишком уж!.. Сегодня здесь вообще общежитие — вчера лешковский день рождения отмечали, так большая часть гостей до утра осталась — и девчонка его, и Генка Римаренко, и еще… Только в моей постели кроме меня еще две бабы спят, а сколько народу по углам везде разложено… ужас!
Андрей засмеялся и снова медленно пошел по мосту, скользя кончиками пальцев по перилам. Вита нерешительно замолчала, и он сказал с легким нетерпением:
— Говори еще!
— Что говорить?..
— Все! Что ты делала эту неделю, куда ходила, в чем… о чем думала. Все говори. Так мне будет казаться, что ты идешь рядом.
— Ты просадишь кучу денег.
— Не важно.
— Ну смотри… Кстати, помнишь, как тогда, на пляже один умный свой «джип» в воду загнал, да еще…
Он захохотал, и смех, подхваченный влажным осенним ветром, полетел прочь, через ночную реку, мимо церковных куполов и спящих окон, сквозь тополя, обсаженные нахохлившимися воронами, по крышам замерших до утра трамваев, через старые вековые улицы, пронзая спокойную волжанскую ночь, по которой и сегодня кто-то бродил в одиночестве.
II
Женщина, стоявшая перед трельяжем в роскошной спальне, была еще молода. Аккуратно очерченное властное лицо было безупречно, классически красиво — чистая породистая внешность, доставшаяся в наследство от многих поколений физически здоровых и относительно знатных предков — выходцев из Литвы. Последние годы своей жизни Инна Баскакова была непреклонно убеждена, что ее генеалогическое древо восходит не больше, не меньше к самому великому князю литовскому Ягайло, впоследствии севшему на польский трон. В молодости собственное происхождение ее мало занимало — интерес пришел позже, вместе с состоятельностью, и с этих пор Инна очень много времени уделяла изысканию сведений о своих бесчисленных предках. Муж часто подшучивал над этим, но изысканиям всячески способствовал — будет очень полезно, если жена действительно по крови, пусть и сильно разбавленной, окажется княжной и потомком польских королей.
Инна чуть изогнулась перед зеркалом, поправляя складки легкого бледно-зеленого платья, в меру строгого, в меру изысканного. Лера Шадрович, ее подруга и партнерша по теннису, утверждала, что блондинки в зеленом похожи на заплесневевший сыр, впрочем, чего ждать от рыжеволосой, питающей страсть к ярко-красным нарядам?! Баскакова улыбнулась своему отражению, повернулась, и ее длинные, до талии, пышные золотистые волосы колыхнулись. Несколько прядей закрыли щеку, придав лицу неправдоподобно застенчивое выражение. В зеркале появился Баскаков в черном костюме, остановился за ее левым плечом и, приобняв, прижал волосы к ее щеке.
— Ну просто Эккегарт и Ута, — с улыбкой сказал он. — Тебе бы еще плащ и венец, а мне меч…
Виденная им когда-то скульптурная группа маркграфа и маркграфини с собора в Наумбурге в восточной Германии отчего-то запала ему в душу, и с тех пор он не уставал сравнивать себя и жену с той парой феодальных властителей. Если себя он и не считал особенно похожим на Эккегарта, то в лице жены ему виделось отчетливое сходство с маркграфиней. Да и положение походило…
— Перестань, — недовольно сказала Инна, высвобождаясь, — ты помнешь мне платье.
— Ты бы лучше надела тот костюм, что в прошлый раз. И выглядит более подходяще к ситуации, и идет тебе больше.
— Нет уж. Я его уже два раза надевала. Послушай, мне обязательно нужно идти на это дурацкое отчетное заседание? Я ничего не имею против умственно отсталых детей, но…
— Инна, мы уже много раз это обсуждали, — заметил он с легким раздражением. — Так уж получилось, что я сегодня туда никак не попадаю. Ты — мой представитель, ты обязана там быть. От тебя же не требуется слушать, о чем там будут говорить — это все я и так знаю наизусть. Посидишь с умным видом, вручишь чек, тебе подарят какую-нибудь ерунду — и все.
Баскаков поправил пиджак, недовольно покосившись на жену. Как правило, Инна никогда не возражала — ни в плане одежды, ни в плане того, где ей следовало находиться — идеал послушной жены. А сегодня с самого утра все не по ней. С чего бы еще спрашивается — живет, как у Христа за пазухой, не делает ни хрена, только и приходится, что иногда съездить куда-нибудь в качестве важного гостя. Обычно они ездили вдвоем, но сегодня так уж получалось, что намечено было несколько мероприятий, и на все он никак не успевал. Поэтому на отчетное заседание социального центра реабилитации детей с ограниченными умственными возможностями Инна должна была отправиться одна, в то время как ему предстояли переговоры с иранцами, проверка подготовки к ежегодному конкурсу на звание «Лучшее предприятие города» и открытие юбилейной выставки известного волжанского скульптора Антона Назарова, спонсором которой он являлся. Инна освободится как раз к открытию выставки, и там они уже будут вдвоем. А потом предстоял полуделовой ужин в «Золотой орхидее» — название, конечно, по мнению Баскакова, пошлое, но ресторан хороший.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});