Старый цех по розливу и винокурня на улице Матадеро были в лучшем состоянии, так как компания «КубаРон» производила там ром под маркой «Сантьяго-де-Куба».
Снаружи винокурня выглядела так же, как и в 1960 году, хотя заросший травой дворик, где когда-то росла кокосовая пальма «Бакарди», теперь обнесли стеной и присоединили к зданию. Раньше туда пускали туристов, но в последние годы винокурня была закрыта для посторонних. На склад для выдержки рома по соседству тоже никого не пускали. Если бы Амелия с Робертом зашли туда, они увидели бы тысячи дубовых бочонков, нагроможденных с пола до потолка; каждый бочонок был снабжен номером и указанием партии товара и даты выдержки — все как раньше. Стена склада, выходившая на улицу, была расписана красочными сценами из жизни сантьягцев, и на ней был ярко-красными буквами начертан девиз города: «Santiago de Cuba: Rebelle Ayer, Hospitalaria Hoy, Heróica Siempre» («Мятежный — вчера, гостеприимный — сегодня, героический — всегда»). Машин на улице было мало. Каждые несколько минут по мостовой цокали копыта — это проезжало конное такси, набитое пассажирами, заплатившими несколько медяков за поездку по городу.
Вилла «Эльвира» — роскошный загородный дом, где жил в последние годы Эмилио Бакарди со своей супругой Эльвирой Капе, — превратили в школу для детей-инвалидов.
Никто не позаботился о сохранении садовых скульптур, которые когда-то украшали сад при доме, и статуи, которые сделала дочь Эмилио и Эльвиры Мимин, лежали поваленные и заросли травой. Дом, где когда-то жил дядя Амелии Даниэль Бакарди с семейством, стал теперь консульством Российской Федерации. Особняк в фешенебельном пригороде Виста-Алегре, который унаследовал от отца Пепин Бош, стал провинциальным штабом пионерской организации Кубы. На пьедестале во дворе стоял советский военный самолет «МиГ». Кроме того, Амелия показала Роберту двухэтажный дом на Пласа Марте, который когда-то принадлежал ее отцу и где она жила девочкой. Теперь это была недорогая гостиница.
Две официантки в ресторанчике при гостинице были одеты как стареющие советские стюардессы — в темно-синих синтетических юбках и жилетах, бледно-голубых блузках и с красными платочками на шее. Они были очень милы, однако прожили всю жизнь при социализме, когда никто не получал награды за дополнительное усердие, поэтому не были особенно заинтересованы в своей работе. Одна сидела за столиком и писала письмо. Другая стояла за кассой, пришивала пуговицу к цветастой блузке и что-то напевала. «No quiero flores. No quiero stampas. Lo que quiero es la Virgen de la Caridad». Это были слова народной кубинской песенки-son, прославлявшей небесную покровительницу Кубы. В конце концов официантка, по-прежнему напевая, не спеша двинулась в зал, чтобы заняться клиентами. Она была так очаровательна и приветлива, что на нерадивое обслуживание невозможно было рассердиться. На Кубе клиенты привыкли к тому, что надо запастись терпением.
Амелия расспрашивала кубинцев об их жизни — но с неизменной деликатностью.
Она держалась со спокойным достоинством, одевалась консервативно и держала свое мнение при себе. Одним из последних ее воспоминаний о прежней жизни на острове была долгая унылая ночь, которую ей с сестрами пришлось провести у дверей американского посольства в Гаване в очереди за визой. Кубинцев-сторонников Кастро специально посылали издеваться над теми, кто хотел покинуть остров. Было бы понятно и естественно, если бы Амелия, вернувшись на Кубу впервые после таких унижений, затаила обиду на тех соотечественников, которые не возражали, когда ее и ее близких публично поносили, не выступили против Кастро, когда это было можно, а решили остаться на острове и мириться с ним. Но она чувствовала к ним лишь симпатию.
В Сантьяго Амелия нашла одну родственницу, хотя и не по линии Бакарди – троюродную племянницу по имени Марта Мария Карбера. Бабушка Марты Марии была двоюродной сестрой матери Амелии и ухаживала за ней, когда она в детстве болела коклюшем. Ее отец был процветающим сантьягским юристом, однако, в отличие от Бакарди и многих других кубинских профессионалов, решил остаться на Кубе после революции. В последующие годы уровень жизни семьи стремительно упал, и юрист умер в нищете. К тому времени, когда Амелия вернулась на Кубу, сантьягские родственники не могли даже представить себе, насколько она богата — ведь она принадлежала к семье Бакарди и была акционером компании.
Наутро после прибытия Амелии и Роберта Марта Мария навестила их в номере гостиницы «Касагранда» на главной площади Сантьяго. Дом Марты Марии был полон антикварной мебели красного дерева — по большей части оставленной ее семье уехавшими родственниками, — однако сама она ни разу в жизни не бывала в отелях для туристов, и увиденное ее ошеломило.
— Боже мой, только поглядите, какое прелестное покрывало, — произнесла она, любовно разглаживая ткань. — А какие вам дали полотенца! Ой, маленькие бутылочки с шампунем! И мыло тоже маленькое!
Амелия, несколько смущенная тем, что ее родственница пришла в такой восторг при виде вполне заурядного по международным стандартам гостиничного номера, и она пригласила Марту Марию позавтракать вместе с ней и ее мужем на последнем этаже отеля.
— Ой, а разве можно? — робко удивилась Марта Мария.
Во время завтрака, который был подан в виде шведского стола, Марта Мария снова была изумлена тем, что предлагают зарубежным туристам: свежие ананасы, манго, бананы, папайя, грейпфруты, сдоба, яйца, которые варят на заказ, бекон, ветчина…
— В жизни такого не видела! — проговорила Марта Мария со слезами на глазах. Как и все кубинцы, она с детства считала яйца и мясо деликатесами, которые всегда в дефиците и бывают только по праздникам. Достать свежие фрукты было очень трудно, а сдоба была неслыханной роскошью. Когда Амелия и Роберт увиделись с Мартой Марией на следующее утро, то принесли ей несколько сладких булочек из гостиничного ресторана, завернутых в салфетки, чтобы она взяла их домой и угостила сына. Это не удалось. За те несколько часов, которые Марта Мария гуляла с Амелией и Робертом по городу, она, сама того не замечая, съела все булочки. Обнаружив, что ни одной не осталось, Марта Мария расплакалась.
— Мне так стыдно! — призналась она Амелии. — Но вы же понимаете, каково жить без всего этого…
Амелия с мужем вернулись в США с ощущением, что раньше понимали на Кубе далеко не все. Теперь, познакомившись со многими кубинцами, они были склонны оспорить поверхностные суждения, принятые в США, по поводу того, какие настроения царят среди кубинцев и какой политики следует придерживаться правительству Соединенных Штатов. Муж Амелии Роберт О’Брайен на оснований своих наблюдений на острове сделал вывод, что торговое эмбарго США служит лишь на руку Кастро, поскольку оправдывает недостатки его экономической политики; однако выступать за временную отмену эмбарго Роберт пока не был готов. После поездки на родину жены он стал внимательнее следить за всем, что связано с Кубой, и вступил в правление Центра за свободную Кубу — организацию противников Кастро, существующую отчасти за счет денег семьи Бакарди.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});