Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Стало быть, мне так послышалось?
— Стало быть.
Все это было очень мило и деликатно, и чтобы утвердить новое знакомство на дружественном основании, мистер Смангль принялся в сильных выражениях уверять мистера Пикквика, что он почувствовал к нему глубочайшее уважение с первого взгляда.
— Вы попали сюда через ловушку, сэр? — спросил мистер Смангль.
— Через что? — сказал мистер Пикквик.
— Через ловушку?
— Извините, я вас не понимаю.
— Ну, как не понимать? — возразил мистер Смангль. — Через ту ловушку, что стоит на Португальской улице23.
— А! — сказал мистер Пикквик. — Нет, нет, вы ошибаетесь, сэр.
— Может быть, скоро отсюда выйдете? — спросил Смангль.
— Едва ли, — отвечал мистер Пикквик. — Я отказываюсь платить протори и убытки по одному незаконному делу, и за это посадили меня в тюрьму.
— A вот меня так, сэр, бумага погубила! — воскликнул мистер Смангль.
— Это как? Извините, сэр, я опять вас не понимаю, — простодушно сказал мистер Пикквик.
— Да-с, бумага погубила мою головушку, — повторил мистер Смангль.
— То есть вы торговали писчей бумагой… содержали магазин по этой части? — спросил мистер Пикквик.
— О, нет, сэр, нет! — возразил мистер Смангль. — До этого еще мне не приходилось унижаться в своей жизни. Торговли я не производил. Под именем бумаги я разумею собственно векселя на имя разных олухов, которые, скажу не в похвальбу, десятками попались на мою удочку.
— Ну, ваш промысел, если не ошибаюсь, был довольно опасен, — заметил мистер Пикквик.
— Еще бы! — сказал мистер Смангль. — Любишь розы, люби и шипы. Что из этого? Вот я теперь в тюрьме. Кому какое дело? Разве я стал от этого хуже?
— Ничуть не хуже, — заметил мистер Мивинс. — Мистер Смангль, для получения своего настоящего места в тюрьме, приобрел задаром из чужой шкатулки несколько брильянтовых безделок, вымененных им на чистые денежки у одного ростовщика.
— Однако все это сухая материя, господа, — сказал мистер Смангль, — не мешало бы, эдак, промочить горло чем-нибудь вроде хереса или портвейна. Новичок даст деньги, Мивинс сбегает в буфет, а я помогу пить. Вот это и будет значить, что мы воспользуемся экономической системой разделения труда.
Во избежание дальнейших поводов к ссоре, мистер Пикквик охотно согласился на предложение и, вынув какую-то монету из кошелька, вручил ее мистеру Мивинсу, который, не теряя драгоценного времени, тотчас же побежал в буфет, так как было уже около одиннадцати часов.
— Позвольте-ка, почтеннейший, — шепнул Смангль, когда приятель его вышел из дверей, — вы что ему дали?
— Полсоверена, — сказал мистер Пикквик.
— Это, я вам скажу, дьявольски любезный джентльмен, — заметил Смангль, — предупредительный, услужливый и ловкий, каких даже немного наберется на белом свете; но…
Здесь мистер Смангль приостановился и с сомнением покачал головой.
— Вы, конечно, не думаете, что он способен воспользоваться этими деньгами для собственного употребления? — спросил мистер Пикквик.
— О, нет, этого быть не может; потому-то я и сказал, что он дьявольски любезный джентльмен, — отвечал мистер Смангль, — но все-таки, знаете, неровен случай; не мешало бы кому-нибудь присмотреть, не разобьет ли он бутылки или не потеряет ли деньги на обратном пути. Все может статься с человеком. Послушайте, сэр, сбегайте вниз и посмотрите за этим джентльменом.
Последнее предложение относилось к маленькому и робкому человеку, весьма бедному по наружности. В продолжение всего этого разговора он, скорчившись, сидел на своей постели, очевидно озадаченный новостью своего положения.
— Вы ведь знаете, где буфет, — продолжал Смангль. — Догоните этого джентльмена и скажите, что вас прислали к нему на подмогу. Или нет, постойте… вот что я придумал, господа, — заключил Смангль с плутовским видом.
— Что? — сказал мистер Пикквик.
— Пошлите ему лучше сказать, чтобы он на сдачу купил сигар. Превосходная мысль! Ну, так вы побегите, любезный, и скажите ему это: слышите? Сигары у нас не пропадут, — продолжал Смангль, обращаясь к мистеру Пикквику; — я выкурю их за ваше здоровье.
Этот замысловатый маневр был придуман и выполнен с таким удивительным спокойствием и хладнокровием, что мистер Пикквик не сделал бы никаких возражений даже в том случае, если б имел какую-нибудь возможность вмешаться в это дело. Через несколько минут Мивинс возвратился с хересом и сигарами. Мистер Смангль налил своим товарищам две надтреснутые чашки, а сам вызвался тянуть прямо из горлышка бутылки, объявив наперед, что между истинными друзьями не может быть на этот счет никаких церемоний. Вслед за тем в один прием он опорожнил половину того, что оставалось в бутылке.
Вскоре водворилось совершеннейшее согласие во всей компании. Мистер Смангль для общего назидания принялся рассказывать о различных романтических приключениях, случавшихся с ним в разное время на широкой дороге разгульной жизни. Всего интереснее были анекдоты об одной благовоспитанной лошади и великолепной еврейке чудной красоты, за которой ухаживали самые модные денди из всех «трех королевств».
Задолго до окончания этих извлечений из джентльменской биографии, мистер Мивинс повалился на свою постель и захрапел. Робкий незнакомец и мистер Пикквик остались одни в полном распоряжении мистера Смангля.
Однако ж и эти два джентльмена в скором времени утратили способность восхищаться трогательными местами неутомимого поветствователя. Мистер Пикквик, погруженный в сладкую дремоту, очнулся на минуту, когда пьяный джентльмен затянул опять комическую песню, за что получил в награду стакан холодной воды, вылитый ему за галстук рукой Смангля, в доказательство того, что публика не намерена более слушать этого концерта. Затем мистер Пикквик уже окончательно растянулся на постели, и в душе его осталось весьма смутное сознание, что мистер Смангль начал новый и длинный рассказ, кажется, о том, каким образом однажды удалось ему «настрочить» фальшивый вексель и «поддедюлить» какого-то джентльмена.
Глава XLII. Доказывается фактически старинная философская истина, возведенная в пословицу, что в несчастных обстоятельствах порядочный джентльмен легко может наткнуться на знакомство с весьма странными людьми. Здесь же мистер Пикквик отдает весьма странные приказания своему верному слуге
Когда мистер Пикквик открыл поутру глаза, первым предметом, поразившим его внимание, был Самуэль Уэллер. Он сидел в созерцательном положении на маленьком черном чемодане, и глаза его неподвижно были устремлены на величавую фигуру мистера Смангля, тогда как сам мистер Смангль, уже одетый, приглаженный и причесанный, сидел на своей постели и употреблял, по-видимому, безнадежные усилия привести мистера Уэллера в смущение своим строгим взором. Говорим — безнадежные, потому что пытливый взгляд Самуэля одновременно обнимал и фуражку мистера Смангля, и ноги его, и голову, и лицо, и бакенбарды. Оказывалось по всем признакам, что это наблюдение доставляло ему живейшее наслаждение, без всякого, впрочем, отношения к личным ощущениям наблюдаемого предмета. Он смотрел на Смангля таким образом, как будто этот джентльмен был деревянной статуей или чучелом, набитым соломой вроде туловища Гая Фокса.
— Ну, что? Узнаете вы меня? — спросил, наконец, мистер Смангль, сердито нахмурив брови.
— Да, сэр, теперь я мог бы угадать вас из тысячи мильонов, — весело отвечал Самуэль. — Молодец вы хоть куда, нечего сказать.
— Вы не должны позволять себе дерзкого обращения с джентльменом, сэр, — сказал мистер Смангль.
— Ни-ни, ни под каким видом, — отвечал Самуэль. — Вот погодите, только он встанет, я покажу вам, сэр, образчики самого галантерейного обращения.
Это замечание в высокой степени раздражило мистера Смангля, так как было очевидно, что Самуэль не считает его джентльменом.
— Мивинс! — закричал мистер Смангль.
— Что там у вас? — промычал этот джентльмен из своей койки.
— Что это за дьявол сидит здесь?
— A мне почем знать? — сказал мистер Мивинс, лениво выглядывая из-под одеяла. — К тебе, что ль, он пришел?
— Нет, — отвечал мистер Смангль.
— Ну так столкни его с лестницы взашей, и пусть он лежит, пока я встану, — отвечал мистер Мивинс. — Я приколочу его: вели только ему подождать меня.
И с этими словами мистер Мивинс поспешил опять закутаться в одеяло.
Мистер Пикквик, до сих пор безмолвный свидетель этой сцены, решился сам начать речь, чтобы отстранить всякий повод к дальнейшей ссоре.
— Самуэль! — сказал мистер Пикквик.
— Что прикажете?
— Не случилось ли чего нового прошлой ночью?
— Ничего, кажется, — отвечал Самуэль, бросив взгляд на бакенбарды мистера Смангля; — воздух был спертый и душный, и от этого, говорят, начинает разрастаться скверная трава возмутительного и кровожадного сорта. А впрочем, все было спокойно, сэр.
- Принц бык (Сказка) - Чарльз Диккенс - Классическая проза
- Торговый дом Домби и сын. Торговля оптом, в розницу и на экспорт - Чарльз Диккенс - Классическая проза
- Объяснение Джорджа Силвермена - Чарльз Диккенс - Классическая проза
- Тысяча вторая ночь - Эдгар По - Классическая проза
- Записки у изголовья - Сэй-сенагон - Классическая проза