В марте 1910 г. в последнем письме к Волошину перед разлукой она писала: «Я стою на большом распутье. Я ушла от тебя. Я не буду больше писать стихи. Я не знаю, что я буду делать. Макс, ты выявил во мне на миг силу творчества, но отнял ее от меня навсегда потом. Пусть мои стихи будут символом моей любви к тебе». Его прощальным ответом было стихотворение:
«Твоя душа таит печалиПурпурных снов и горьких лет.Ты отошла в глухие дали, —Мне не идти тебе вослед…Мне не дано понять, измеритьТвоей тоски, но не предам —И буду ждать, и буду веритьТобой не сказанным словам…»
Звезда Черубины вспыхнула, ослепила многих — и погасла, оставив на небосводе лишь бледный след. И на этот след тенью легла история дуэли Гумилева и Волошина. В момент дуэли Гумилев, отдававший дань всеобщему поклонению перед Черубиной, еще не знал настоящего имени незнакомки. И оскорбление он нанес реальной Лиле Дмитриевой, отомстив за отказ выйти за него замуж. Волошин заступился за ее честь. 19 ноября 1909 г. в мастерской художника А. Я. Головина, при большом скоплении людей, Волошин дал пощечину Гумилеву, после чего дуэль между ними была неизбежна. В наступившей тишине эхом прозвучали слова Иннокентия Анненского: «Достоевский прав. Звук пощечины действительно мокрый».
Ослепительный и короткий век Черубины де Габриак закончился. Но продолжалась жизнь ее автора. В 1911 г. Елизавета Ивановна вышла замуж за Всеволода Николаевича Васильева и стала носить его фамилию. Муж, по профессии инженер-гидролог, постоянно находился в разъездах и брал ее с собой. Но, несмотря на то что, по словам поэтессы, из ее жизни ушло искусство, образ Черубины навсегда остался в душе Е. Васильевой. Весной 1916 г. она признавалась М. Волошину: «Черубина для меня никогда не была игрой», летом 1922 г. писала ему же: «Я иногда стала думать, что я — поэт. Говорят, что надо издавать книгу. Если это будет, я останусь „Черубиной“, потому что меня так все приемлют и потому что все же корни мои в „Черубине“ глубже, чем я думала».
Нет сомнений, что в новой, советской действительности Черубина де Габриак не смогла бы возродиться. Но Елизавета Васильева сумела найти свою дорогу. В начале 20-х гг. она оказалась в Екатеринодаре, где познакомилась с Самуилом Маршаком. Там они задумали и создали «Детский городок», где имелись различные мастерские, библиотека, театр. Самостоятельно и в соавторстве с Маршаком она писала пьесы для детского театра, прозу, переводила с испанского и французского. Позже Самуил Яковлевич Маршак признавался, что именно благодаря Васильевой стал писать для детей.
Когда Маршак уехал в Петроград, он вызвал туда и Елизавету Ивановну, и какое-то время они там работали вместе в Театре юных зрителей. Здесь она встретила свою последнюю любовь — востоковед и антропософ Юлиан ГЦуцкий был на десять лет моложе ее. Ему Васильева посвятила множество своих стихотворений. «В мою жизнь пришла любовь. Ты и он — первая и последняя точки моего круга», — писала она Волошину.
Вскоре на долю Васильевой выпали тяжелые испытания: в вину ей ставили приверженность антропософии, ведь до революции по делам «Антропософского общества» она ездила в Германию, Швейцарию и Финляндию. Начиная с 1921 г. у нее в доме производились обыски, затем последовали вызовы в НКВД, и, наконец, летом 1927 г. Васильеву арестовали и по этапу отправили в ссылку на Урал. Оттуда она перебралась в Среднюю Азию, где работал ее муж.
В последнем письме к Волошину в январе 1928 г. она писала из Ташкента: «…так бы хотела к тебе весной, но это сложно очень, ведь я регистрируюсь в ГПУ и вообще на учете. Очень, очень томлюсь… Следующий раз пошлю стихи… Тебя всегда ношу в сердце и так бы хотела увидеть еще раз в этой жизни». Однако этой мечте не суждено было осуществиться.
В ночь на 5 декабря 1928 г. Е. И. Васильева скончалась от рака печени в больнице им. Полторацкого в Ташкенте. Елизавета Ивановна ушла, оставив немало недомолвок. Максимилиан Волошин, автор рассказа о блистательно разыгранной им в 1909 г. мистификации, продолжал мифотворчество. Мы никогда не узнаем, как все было на самом деле. Эпоха символизма хранит свои тайны и не раскрывает смысл символов. Черубина де Габриак так и останется для нас волнующей загадкой.
И сложная, трагическая судьба женщины, скрывавшейся под этим именем, тоже сокрыта завесой. Мы можем знать факты, но ничего не узнаем о чувствах, о радости и страдании. «Из этого мира я уйду неразгаданной», — писала она в одном из писем к Волошину. Но остались ее стихи — удивительная поэзия Серебряного века — о Боге, о мире и, прежде всего, о любви:
«Надломилось, полно кровьюСердце, как стекло.Все оно одной любовьюИстекло».
Шанель Коко
Настоящее имя — Габриэль Шанель (род. в 1883 г. — ум. в 1971 г.)
Ее фамилия давно стала символом эпохи, стиля и высочайшего класса моды. Ее жизнь была полна множества любовных романов, однако ни один из них так и не закончился браком. Смыслом ее жизни стала работа.
Если Первая мировая война перевернула внутренний облик мира, то ее современница Коко Шанель помогла ему измениться внешне, угадав неудержимое стремление времени к свободе и простоте. Обладая неимоверной славой и влиянием, она так и не смогла устроить свою личную жизнь. Однако в сочувствии знаменитая модельерша, которую соотечественники звали просто Мадемуазель, не очень-то нуждалась. Она вошла в историю с парадного входа, в компании гениальных драматургов и художников, бизнесменов и представителей самых знатных фамилий Европы. А если ей чего-то не хватало для самоутверждения, то она запросто могла и приврать: «Вранье не требовало от меня никаких усилий. Воображение способствовало украшению моего вранья, оживляя его патетическими эпизодами».
О ее детстве известно немного. Габриэль родилась 19 августа 1883 г. в городе Сомюре на западе Франции в семье ярмарочного торговца Альбера Шанель и его подружки Жанны Деволь. Постоянного жилья они не имели. Если дела шли неплохо, они позволяли себе завести примитивное хозяйство и обосноваться в какой-нибудь заброшенной лачуге, которую нормальные люди старались обходить стороной. Ее мать мыла, чистила и гладила в чужих домах, отец торговал галантерейным товаром на рынке.
Всю свою жизнь легендарная Мадемуазель стеснялась своего убогого детства. Она боялась, что журналисты могут узнать о ее внебрачном происхождении, о смерти матери от астмы и истощения, о том, что отец ее попросту бросил, сдав в двенадцатилетнем возрасте в приют. Габриэль даже придумала свою собственную легенду об уютном и чистом доме двух строгих тетушек, которых в реальности не существовало. Еще в приюте она начала сочинять историю своей жизни: «Я не сирота. Мой отец поехал в Америку. Он скоро приедет и купит большой дом».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});