Казалось, суровый тон графа только развеселил Зароно. Сверкнув темными глазами и закрутив тонкий ус, он поинтересовался:
— Что же, Стром захотел разом все яблоки вашего урожая? Как бы теперь у него не разболелся живот! — и, не дожидаясь ответа, совершенно другим тоном добавил: — Слово чести, граф, мои разбойники будут вести себя пристойно. Весьма вам благодарен за предложенное угощение.
Поклонившись в последний раз, Черный Зароно удалился.
— Немедленно заняться починкой ворот и выставить усиленную охрану,— распорядился Валенсо,— У этого негодяя чести не больше, чем у портовой шлюхи.
— Мне известно другое, ваша светлость,— негромко обронил Гальборо, глядя в спину уходящему к шлюпке капитану.
— Да? — резко обернулся к нему граф.— Что именно?
— Он действительно человек чести. Он хитер, жесток и опасен, но еще никто не мог обвинить его в том, что он нарушил данное слово. В его команде нет случайных людей, он набирал их годами. И все они готовы перегрызть глотку самому Нергалу за своего капитана.
— Вы думаете, Гальборо, он сказал правду?
— Нет, ваша светлость,— уверенно ответил бывший пират.— Конечно, он здесь не за водой и мясом. Да и штормов не было уже две луны. Но раз он обещал порядок, так и будет. Скорее всего, вечером он придет к вам и тогда скажет, что ему здесь понадобилось в действительности.
— Посмотрим,— бросил граф и ушел в дом.
Тем временем матросы высаживались на берег. Ни один из них даже не глянул в сторону форта. С потоком цветистых благодарностей приняли они три корзины фруктов и двух быков из стада Корвелы и принялись разбивать лагерь. Шлюпка еще совершила несколько рейдов, отвозя на галеру бочки с пресной водой из источника на краю леса, затем успокоенно ткнулась в песок. Полторы сотни человек ставили шатры, разводили костры, откупоривали бочки с вином и разделывали мясо. Валенсо позволил им разобрать на дрова то, что осталось от лодочного сарая,— ни на что иное он уже не годился,— но когда он увидел, что матросы направляются к лесу с топорами, граф счел своим долгом подойти и предупредить Зароно:
— Отзовите своих людей, дель Торрес. Я не просто так предложил вам мясо. Не заходите в лес больше чем на десять шагов, не рубите деревьев, особенно дуба и остролиста. Вон там над обрывом в сосняке достаточно сухостоя, не поленитесь сходить туда.
— Пикты? — полуутвердительно спросил капитан,— И как близко?
— За каждым кустом,— усмехнулся Валенсо,— Я уверен, что сейчас за нами наблюдают двое или трое. Я достаточно изучил их обычаи, чтобы поддерживать мир. Сделайте, как я сказал, иначе утром окажетесь с перерезанными горлами все до единого.
— Благодарю за предупреждение, благородный дом,— несколько хрипло ответил Зароно и быстрым шагом ушел распорядиться.
К вечеру с моря пополз на берег туман, мглистая дымка заволокла костры лагеря и огни форта. Каждый лист копил морось, воздух был влажен и холоден. Матросы Зароно, разомлевшие от вина и обильной еды, что-то негромко пели у огня. Их капитан тем временем отправился в форт с визитом и волей-неволей был приглашен на ужин.
Удовлетворенный скромным поведением матросов, граф разговаривал с гостем куда приветливее, чем утром. Зароно восседал на почетном месте, по левую руку от хозяина, сидевшего во главе стола. Прямо напротив капитана оказалась Белеза, и весь ужин он буквально пожирал ее глазами. Она не знала, радоваться этому или сердиться: с одной стороны, она совершенно отвыкла от общества высокородных кавалеров и была рада гостю, с другой — Зароно дель Торрес был красив и, несомненно, избалован женским вниманием. Его взгляд говорил девушке, что она не потеряла ни грана своей привлекательности, но было в нем нечто такое, что заставляло ее краснеть и опускать глаза.
— Ваше здоровье, прекрасная домья,— Гость осушил бокал, и слуга тотчас наполнил его вновь.— Великолепное вино. И великолепный зал. Я просто поражен, дом Валенсо. Как вам удалось воссоздать в этой глуши уголок королевского дворца?
— Мои люди трудились день и ночь,— не без гордости ответил граф.— Но многое я привез из своего дома в Кор-даве — я ведь знал, что меня ждет.
Снаружи Главный дом выглядел как все постройки: цельные отесанные бревна, кровля из самодельной черепицы. Но личные покои графа и Белезы, а также Большой зал, где проводились все праздники, от свадьбы до Урожайного полнолуния, были отделаны со всею возможной роскошью. С резных балок потолка свешивались стосвечные люстры цветного аргосского стекла, в закрытые тяжелыми ставнями окна вставлены витражи в свинцовых переплетах. Огромный камин был обшит панелями резного черного дерева, прекрасные мильфлоры аквилонской работы со сценами охоты и балов висели по стенам. Дубовый стол, тянувшийся на всю длину зала, украшали семисвечия черненого серебра. Весь зал опоясывала поверху маленькая галерея, балюстрада ее была сделана из перил и балюстрады капитанского мостика галеры, привезшей сюда изгнанников.
— Я рад, что мои странствия, даже, можно сказать, моя охота завершилась наконец удачей именно здесь,— продолжал Зароно и при этом так посмотрел на племянницу хозяина, что она густо покраснела. Но граф понял его правильно.
— Так вы следовали за Стромом? Пресветлый Митра, что могло понадобиться в этой глуши двум самым отчаянным авантюристам Запада?
— Что могло понадобиться в этой глуши графу Зингары? — невозмутимо парировал Зароно.
— Я здесь не по своей воле,— просто ответил Валенсо,— А именно в этой бухте я оказался по чистой случайности, уверяю вас. С тем же успехом я мог высадиться в Вендии или Кхитае. Но теперь, когда столица для меня закрыта, мне равно постылы все страны. Эта обладает тем преимуществом, что безлюдна. Во всяком случае, была до недавнего времени,— рассмеялся он, показав белые зубы.
Зароно кинул на него испытующий взгляд из-под длинных ресниц.
— Отошлите слуг, благородный дом, и мы поговорим о том, что же на самом деле заставило вас бежать из Корда-вы,— тихо сказал он.
Граф побледнел.
— Что вы можете знать об этом,— произнес он как мог небрежно.— Но впрочем...— Он возвысил голос: — Ступайте, друзья мои, у вас был нынче тяжелый день. Мы справимся сами.
Поблагодарив графа и оставив достаточное количество вина и фруктов в качестве десерта, слуги ушли. Зароно встал, налил вина Белезе, графу, Гальборо и в последнюю очередь — себе, затем сел на прежнее место и, сощурясь, начал рассматривать рубиново-красный напиток на свет, словно важнее этого ничего не было.
— Ну,— теряя терпение, сказал граф ледяным тоном,— что же, по-вашему, заставило меня уехать?