в какой-то мере оправдывало его в глазах матери. И она сказала:
— Олежка тоже любит тебя, только еще не знает этого. Они. мужчины, ужасно бестолковые!
Светка вдруг засмеялась, поправила волосы.
— Ага, тетя Настя! Бестолковый он. Радоваться надо, правда. —
— Как же, — подтвердила Анастасия Харлампиевна. — для добра, для радости живем... Только и в своей, радости нельзя не считаться с законами, с устоявшимися понятиями о порядочности, с общественным мнением... А как же — не в лесу живем, не сами по себе. Бот Олежка приедет, решайте... Прежде всего это ребенку надо. И ты станешь нашей дочкой — Пыжовой. Так должно быть. — Она выложила на стол гостинцы, деньги, сказала: — Па первое время...
— Что вы, тетя Настя! — воскликнула Светка, — Не возьму.
— А это меня не касается, — тоном, не терпящим возражений, ответила Анастасия Харлампиевна. — Это от деда Сергея. И велел сказать, чтобы ты берегла себя...
28
После случайной встречи с Аленкой на дороге, Всеволод перестал появляться у Пыжовых. Ему вдруг открылось, что пробудившемуся в нем чувству не суждена взаимность. Он решил лучше уж сразу отойти и забыть, выбросить из головы мечтания, которым не суждено осуществиться.
Так рассудил Всеволод. Однако и в этом решении не был тверд. Со временем острота пережитого притупилась, и Всеволод уже не видел себя смешным, беспомощным, каким выглядел в тот день на трассе между Алеевкой и Юговом. Теперь он вполне допускал, что Аленка не заметила ничего странного в тогдашнем его поведении...
Когда человек хочет обмануться, его ничто не удержит от самообмана. Когда человеку, даже вопреки истине, надо убедить себя в чем-то, ему не очень трудно это сделать: он охотно истолкует в свою пользу не только ничего не значащие факты, но и то, что явно свидетельствует против него. Примерно то же происходило и со Всеволодом. Ему вспомнилось, как Аленка проскочила мимо него на мотоцикле, а потом возвратилась, окликнула... И это теперь проявилось в его сознании самым веским доказательством ее благосклонности. А с какой заинтересованностью советовала ему возвратиться к научной работе! Значит, не безразличен ей! Как не хотела оставлять его посреди дороги!..
Еще недавно приводившая в уныние последняя встреча с Аленкой предстала перед Всеволодом совсем в ином свете. Причем он искренне верил, что именно так радужно все и происходило. Это укрепило его дух, воскресило надежды, оправдало в собственных глазах, когда, наконец, подкараулил Аленку по пути домой. Он мог бы и пропустить ее из-за своей близорукости. Но Аленка еще издали заметила его, сбавила скорость. И когда почти вплотную подкатила к нему на своем мотоцикле, Всеволод увидел ее, поспешно поднял руку. Аленка остановилась и, еще полна движения, порыва, оживленно заговорила:
— Прогрессируешь, Сева! То уговаривать надо было, чтобы подвезти, а теперь сам голосуешь! Садись! К больнице? В ночное дежурство?
Здороваясь, он дольше, чем принято, задержал ее руку, не замечая этого. Смотрел на нее, улыбался. И лишь, ощутив, как напряглась маленькая, но сильная ладошка в попытке освободиться, спохватился, отпустил ее, смущенно ответил:
— Нет, я отработал. Домой собрался.
— Где же ты запропастился? — продолжала Аленка. — Мама говорила, болел?
Всеволод подумал о том, что, наверное, нельзя упускать это стечение благоприятных обстоятельств, которые потом могут не повториться. Сказал, будто в омут кинулся:
— Я избегал вас, Алена...
— Вот как! — засмеялась она, не дав ему договорить. — Это что же, в развитие своей теории женоненавистничества?
— Прошу вас... — Всеволод смутился. — Не судите так строго.
А ей вспомнились его рассуждения о любви. Тогда те высказывания затерялись среди многословия, остались незамеченными в довольно эмоциональном споре, где важно было отстоять принципы. Нынче же, всплывшие в памяти Аленки обособленно, воспринялись чертовски обидными, оскорбительными. Появившееся было сочувствие к Всеволоду невольно сменилось ожесточенностью. И она холодно сказала:
— Конечно, в условиях НТР читать «Отцы и дети» Тургенева, по твоим, Сева, понятиям, — бесполезнейшая трата времени. Между тем, духовный опыт Базарова тебе, несомненно, пригодился бы.
Всеволод менялся в лице и все ниже клонил голову. Он стоял перед Аленкой, как провинившийся школьник перед строгой учительницей.
— Да, да, — бормотал. — Я не должен был... Но я не хотел обидеть, — поспешил заверить ее. — Вы говорите, говорите все, что считаете нужным. Буду лишь благодарен. Вы, Алена, и не подозреваете, как много для меня сделали...
— Не надо, Сева, — проронила Аленка, — Ты ведь знаешь...
— Да, да, — заторопился Всеволод, — Вы правы. Эго глупо. Наверное, глупо. Но я столько перечувствовал!.. Спасибо вам.
Алена поняла: ее нынешняя резкость была вовсе неуместна. Она тронула его, заглянула в глаза.
— Прости, Сева. Не знала... — Поглаживая его руку, добавила: — Я рада за тебя, Сева... Очень рада.
* * *
Олег ожидал Светку на скамеечке напротив входа в институт. Ему сказали, что у педиатров-первокурсников еще не кончилась последняя пара. Потому и выбрал такое место, чтобы не пропустить Светку. Сидел, курил, поглядывал на главный вход и чувствовал себя довольно неуютно. Он, правда, уже почти переболел тем, что отстал от сверстников, поступивших в вузы. И Рост, и Аленка оказались правы, Иван тоже не зря психовал: надо было не забирать документы из политехнического. Это он дома еще не все сказал. Стыдно было такое говорить. Ведь в самом начале на творческом конкурсе срезался, даже не допустили к сдаче экзаменов. А тут еще со Светкой такое...
Думал ли он о любви? О той, единственной любви, которая однажды придет и озарит всю жизнь? Да нет же! Просто та, неизвестная любимая, ожидающая его где-то впереди, представлялась красавицей, наподобие тех, что улыбались ярко накрашенными губами с журнальных вырезок, изорванных и выброшенных отцом в мусоропровод. Светка, конечно, не шла ни в какое сравнение с ними. Она еще и губной помады не знает, и даже глаза не подтушевывает, как другие девчонки. А любовь виделась такой, какой она бывает лишь в заграничных фильмах, когда не надо ничего делать, а только прогуливаться на яхте, скакать верхом или мчаться на первоклассном лимузине, без конца обниматься, целоваться, обедать в фешенебельных ресторанах, менять наряды... Разве хоть немножко походило то, что было у него со Светкой, на этот вечный праздник любви? Ничего похожего!..
И все же временами Светка полностью овладевала его мыслями, не отпускала от себя. Он видел ее улыбку и чистые, родниковые глаза. Слышал ее вот то — растерянное, сказанное сквозь слезы: «Ты же обещал не трогать, да?..» А потом — готовность бежать