Читать интересную книгу Посмертные записки Пиквикского клуба - Чарльз Диккенс

— Вы арестованы за долги? — вскричал мистер Пиквик, откидываясь на спинку кресла.

— Да, за долги, сэр, — подтвердил Сэм. — А человек, который меня засадил, ни за что меня отсюда не выпустит, пока вы сами не выйдете.

— Боже мой! — воскликнул мистер Пиквик. — Что вы хотите этим сказать?

— То, что я говорю, сэр, — ответил Сэм. — Я буду сидеть хоть сорок лет, и очень этому рад, и будь это Ньюгет, было бы то же самое. Ну, черт возьми, секрет раскрыт, и конец делу!

С этими словами, которые он повторил очень энергически и выразительно, Сэм Уэллер, находясь в необычайно возбужденном состоянии, швырнул шляпу на пол, а затем, скрестив руки, посмотрел решительно и твердо в лицо своему хозяину.

ГЛАВА XLIV

повествует о разных мелких событиях, происшедших во Флите, и о таинственном поведении мистера Уинкля и рассказывает о том, как бедный арестант Канцлерского суда был, наконец, освобожден

Мистер Пиквик был так глубоко растроган горячей привязанностью Сэма, что не проявил никаких признаков гнева или неудовольствия по поводу той стремительности, с какой Сэм добровольно попал в долговую тюрьму на неопределенный срок. Единственным пунктом, по которому он упорно требовал объяснения, была фамилия кредитора, но ее мистер Уэллер не менее упорно скрывал.

— От нее никакого толку не будет, сэр, — снова и снова повторял Сэм. — Это существо злобное, недоброжелательное, неуступчивое, коварное и мстительное, с жестоким сердцем, которого ничем не смягчить, как заметил добродетельный священник об одном старом джентльмене, страдавшем водянкой, когда тот сказал, что, поразмыслив, он предпочитает оставить деньги своей жене, а не на сооружение церкви.

— Но подумайте, Сэм, — убеждал мистер Пиквик, — сумма так невелика, что ее легко можно уплатить; а теперь, когда я решил оставить вас у себя, не забывайте, что вы гораздо больше принесете пользы, имея возможность выходить из тюрьмы.

— Очень вам признателен, сэр, — серьезно ответил мистер Уэллер, — но мне бы не хотелось.

— Чего не хотелось бы, Сэм?

— Не хотелось бы унижаться и просить милости у такого бессовестного врага.

— Но вы никакой милости не просите, отдавая ему его деньги, Сэм, — доказывал мистер Пиквик.

— Прошу прощенья, сэр, — возразил Сэм, — но это была бы очень большая милость — заплатить ему деньги, а он ее не заслуживает. Вот в чем тут дело, сэр.

Заметив, что мистер Пиквик с некоторым раздражением потирает нос, мистер Уэллер счел благоразумным переменить тему разговора.

— Я принимаю свое решение из принципа, сэр, — заметил Сэм, — так же, как вы принимаете свое, и тут мне приходит на ум человек, который покончил с собой из принципа. О нем вы, конечно, слыхали, сэр.

Мистер Уэллер умолк и искоса бросил лукавый взгляд на своего хозяина.

— Никакого «конечно» тут быть не может, Сэм, — сказал мистер Пиквик, начиная улыбаться, несмотря на тревогу, вызванную упрямством Сэма. — Молва о вышеупомянутом джентльмене не дошла до моих ушей.

— Неужели, сэр? — воскликнул мистер Уэллер. — Вы меня удивляете, сэр. Он был государственный чиновник.

— Вот как? — сказал мистер Пиквик.

— Да, сэр, — подтвердил мистер Уэллер, — и был очень приятный джентльмен — один из тех точных и аккуратных людей, которые засовывают ноги в маленькие пожарные ведра из резины, если погода дождливая, и прижимают к сердцу только одного друга — нагрудник из заячьих шкурок; он копил деньги из принципа, менял сорочку каждый день из принципа; никогда не разговаривал с родственниками из принципа, опасаясь, как бы они не попросили у него взаймы, и вообще был на редкость приятный тип. Он стригся из принципа раз в две недели и договорился покупать костюмы из экономического принципа — три костюма в год, с тем чтобы старые принимали назад. Как очень регулярный джентльмен, он обедал всегда в одном и том же месте, где брали шиллинг девять пенсов с человека, и, бывало, съедал на добрый шиллинг девять пенсов, как частенько замечал хозяин, заливаясь слезами, не говоря уже о том, что он раздувал зимой огонь в камине, а это обходилось ровно в четыре с половиной пенса ежедневно, и досадно было смотреть на него при этом. А держал он себя на редкость важно! «Дайте Пост, когда прочтет этот джентльмен, — покрикивал он ежедневно, входя в комнату. — Позаботьтесь о Таймсе, Томас, дайте мне посмотреть Морнинг Геральд, когда он освободится, не забудьте занять очередь на Кроникл и принесите-ка Адвертайзер». А потом он сидел, не сводя глаз с часов, и выбегал ровно за четверть минуты, чтобы подкараулить мальчика, приносившего вечернюю газету, которую он читал с таким интересом и упорством, что все прочие посетители доходили до отчаяния и сумасшествия, в особенности один раздражительный старый джентльмен; в таких случаях лакею всегда приходилось за джентльменом присматривать, чтобы он не поддался искушению и не пустил в дело нож для разрезания жаркого. Ну-с, так вот, сэр, приходил он сюда и занимал лучшее место в течение трех часов, и после обеда никогда ничего не пил, а только спал, и потом шел в кофейню на одной из ближайших улиц и выпивал маленький кофейник кофе с четырьмя сдобными пышками, после этого он шел домой в Кенсингтон[143] и ложился спать. Как-то вечером он очень заболел; посылает за доктором. Доктор приезжает в зеленой карете с приставной лестницей на манер изделий Робинзона Крузо, которую он сам мог опускать, вылезая из кареты, убирать за собой, чтобы кучеру не нужно было слезать с козел; таким образом, кучер дурачил публику, показывал ей только свою ливрею, а штаны на нем были не под стать ей. «В чем дело?» спрашивает доктор. «Очень болен», — говорит пациент. «Что вы сегодня ели?» спрашивает доктор. «Жареную телятину», — отвечает пациент. «А самое последнее что вы съели?» — говорит доктор. «Сдобные пышки», — говорит пациент. «А, вот оно что! — говорит доктор. — Я вам сейчас же пришлю коробку пилюль, и больше вы к ним никогда, говорит, не прикасайтесь». — «К чему не прикасаться? — спрашивает пациент. — К пилюлям?» — «Нет, к сдобным пышкам», — говорит доктор. «Как! — говорит пациент, подпрыгнув в постели. — Каждый вечер в течение пятнадцати лет я съедал из принципа четыре сдобных пышки!» «Ну, так вы откажитесь от них из принципа», — говорит доктор. «Сдобные пышки очень полезны, сэр», — говорит пациент. «Сдобные пышки очень вредны, сэр», сердито говорит доктор. «Но они так дешевы, — говорит пациент, сбавляя тон, — и очень сытны, если принять во внимание цену». — «Вам они обойдутся во всяком случае слишком дорого, даже если вам будут платить за то, чтобы вы их ели, — говорит доктор. — Четыре пышки каждый вечер убьют, говорит, вас в полгода». Пациент смотрит ему прямо в лицо, долго думает и, наконец, говорит: «Вы уверены в этом, сэр?» — «Могу поставить на карту свою репутацию врача», — говорит доктор. «Как вы думаете, сколько сдобных пышек прикончили бы меня сразу?» — спрашивает пациент. «Не знаю», — говорит доктор. «Как вы думаете, если купить на полкроны, этого хватит?» — спрашивает пациент. «Пожалуй, хватит», — говорит доктор. «А на три шиллинга наверняка хватит?» говорит пациент. «Несомненно», — говорит доктор. «Очень хорошо, — говорит пациент, — спокойной ночи». Утром он встает, растапливает камин, велит принести на три шиллинга пышек, поджаривает их, съедает все и пускает себе пулю в лоб.

— Зачем же он это сделал? — быстро спросил мистер Пиквик, ибо был весьма потрясен трагической развязкой этой истории.

— Зачем он это сделал? — повторил Сэм. — Да хотел подкрепить свой великий принцип, будто пышки полезны, и доказать, что он никому не позволит вмешиваться в его дела!

Такого рода уловками и увертками отвечал мистер Уэллер на вопросы своего хозяина в тот вечер, когда водворился во Флите. Убедившись, наконец, что все уговоры бесполезны, мистер Пиквик скрепя сердце разрешил ему снять угол у лысого сапожника, который арендовал маленькую камеру в одной из верхних галерей. В это скромное помещение мистер Уэллер перенес тюфяк и подушку, взятые напрокат у мистера Рокера, и, расположившись здесь на ночь, почувствовал себя, как дома, словно родился в тюрьме и вся его семья прозябала в ней на протяжении трех поколений.

— Вы всегда курите перед сном, старый петух? — осведомился мистер Уэллер у своего квартирохозяина, когда они оба расположились на ночь.

— Да, курю, молодой бентамский петушок[144], — ответил сапожник.

— Разрешите полюбопытствовать, почему вы стелете себе постель под этим-вот еловым столом? — спросил Сэм.

— Потому что я привык к кровати с четырьмя столбиками для балдахина раньше, чем попал сюда, а потом убедился, что ножки стола ничуть не хуже, — ответил сапожник.

— У вас чудной характер, сэр, — сказал Сэм.

— Такого добра у меня нет, — возразил сапожник, покачав головой, — и если вам оно понадобилось, боюсь, что вы не так-то легко найдете себе что-нибудь в здешней канцелярии.