вредным обманом, и эти личности у нас систематически уничтожаются, и с ними уничтожается творчество, и через это самый-то и хлеб плохо рождается.
(К этому: удивительно серая история нашего социализма, и как жалки эти фигурки Ленина на площадях, как совсем ничего мы не знаем о Сталине: его нет среди нас как личности: он – это мы все. Страшно!)
Но я утверждаю, что каждый из нас, сделавший хоть что-нибудь от себя для Советского Союза, непременно забывался от влияния «экономического базиса» и сознательно или бессознательно действовал в духе, как искушаемый Христос: «Отойди от меня, сатана!». И так, создавая, делался «царем природы».
567
Итак, мы не отвергаем существа «экономического базиса» (природы, хлеба), но мы утверждаем, что это не все в человеке, что, утверждая базис хлеба, мы сосредотачиваем мысль свою на частном существе человека, хлебе, мы ограничиваем всего человека до того, что для творчества своего он должен забываться от «базиса». Нет, он не забывается, он только входит в себя, в свой дом Царя природы, Христа.
Мы разделяем всего человека и властвуем, но мы здесь со своей «правдой» противопоставлены обману там. Шестерня наша здоровая, целая, но ведущая там шестерня истерлась, мы взываем ко всему миру: дайте нам ведущую часть здоровую, крепкую на место истертой. Делайтесь там, а мы вас здесь подождем!
NB. В другой раз записать по своему опыту, как я забывался от «экономического базиса».
Конечно, Шаляпин для того, чтобы жить и петь на весь мир, должен был хорошо кушать, но соберите тысячу людей, кормите, учите их с утра до ночи, и Шаляпина этим не выходите, потому что талант Шаляпина от природы и нерукотворный: он дан, и нельзя его сделать.
И все так на свете нам основное дано, наш талант нам дан от природы, и наше дело человеческое – вознести наш талант к Богу умноженным. У нас же безбожники стремятся, напротив, узнав законы природы, взять их в свои руки с тем, чтобы заменить творчество Божие творчеством человека.
По одному пониманию Царь природы является представителем Бога, рабом Его, занятым умножением божественного Добра. По другому пониманию Царь природы есть человек, умножающий и потребляющий природное Данное для себя самого, для такого же человека, как сам, эфемерного существа, похожего на искру в прерывателе электротока.
«Весь человек», как я о нем думаю, и есть Бог. И вот тоже то самое, о чем марксисты (рядовые) думают как о «надстройке», есть Бог. Возможно, что «хлеб» («экономический
568
базис») соответствует движению существа Божия, как соответствует облаку тень его на земле.
Тоже похожа эта подмена причины следствием в движении Земли вокруг Солнца: не Солнце вокруг Земли, а Земля, шар. Но самому человеку, в его сердечном и существенном обиходе, земля остается плоскостью и солнце «всходит и заходит». Итак, знание законов движения планеты не исчерпывает всего факта бытия человека. Так точно и знание закона «экономического базиса» (хлеба) не исчерпывает и не заменяет нам самой «надстройки» и, главное, вовсе не дает нам в руки ключа к управлению человеческой этикой, как не дает ее открытие атомной энергии: знание это не дает нам уверенности в том, что пойдет эта новая сила в сторону добра или зла.
22 Июня. (Кажется, что в этот день солнце повертывает на зиму.)
День «божественный». Ваня привез тещу с Лялей и Катериной Николаевной. Нашу радостную встречу (7 лет борьбы за счастье!) начинает поглощать умирание тещи, и от этого очень тяжело. Но не надо смотреть туда, в сторону умирания, надо создавать, надо
Эти дни мысль моя не покидает Сталина: он, конечно, тем гениальный и единственный, что совершенно скрыл лицо свое человеческое в делах общества: для нас всех Сталин – не человек, а какая-то центральная сила нашего времени. Он и Ленин-то к этому шел (как, может быть, и вся наша довоенная революция, а может быть, история вся), но Сталин все собой завершил и, как грузин, в своем усердии идейном, воздвиг на пьедестал безликое имя в мраморной шинели.
Небо безоблачное, травы достигли всей высоты, дошли до своего предела и все зацвели. Кипит жизнь пчел,
569
шмелей. Шиповник цветет. Но я, все зная, не смотрю на меру. Я царь природы и делаю больше, чем все они.
23 Июня. Какие дни! Вот бы сюда Троицу. И все еще кукушка кукует.
Горе мое, горе мое, Ляля больна. Стала такая нервная, глаза в темных кругах. Восьмой год все мечтаю убежать от умирающей тещи. И куда ни побегу – теща за мной. Но все-таки я не оставляю мечты освободить когда-нибудь Лялю от тещи. <3ачеркнуто: Но если расстроится Ляля, то даже и мечта не придет от нее убежать. Тогда останется только самому стать на путь умирающего. Тяжело думать об этом, скорей писать «Царя»!>
Весь день перечитывал «Царя» и напитался радостью, чувствую, что сделаю «Царь природы» – это выражение ее движения к единству, это ствол и держава, это кто душу свою отдаст за други своя, это личность человека, растворенная в деле собирания всей природы и всего человека в единство. (Вспомнить последовательно в своей удивительной внешней скромности деятелей нашей революции начиная от декабристов и кончая Сталиным, о котором как личности никто ничего не знает.)
Надо Сутулова изобразить как Сталина и Сталина понимать как предел ухода личности в дело (общество). В конце через портрет на воде намек на Сталина и в самом конце через появление Зуйка, ребенка-наследника, намек на разрешение русской революции: является радостный дух, рожденное дитя, завершающее радостно муки родов.
24 Июня. Проходят дни, в которых содержания больше, чем могут вместить наши человеческие сосуды, а потребительское, дачное отношение к природе неприемлемо. (Перцов ходит в сиянии – а какая страшная рожа! – и восклицает: какая природа, какой край! и т. п.)
Был лесничий Антонов и напомнил о необходимых хлопотах по закреплению участка.
570
Ляля хворает почками и все дергается: то косить траву возьмется – и скондрится, то вдруг заленится сходить за молоком.
25 Июня. Встречал на лавочке зарю наступающего дня, и «равнодушная» природа охватывала наш человеческий мир. Это не равнодушие, а большая жизнь, большой великий путь, предоставленный и муравью: иди этим путем, и ты, муравей, станешь тем же самым царем природы, каким показал себя человек.