В Британии рецензии на In Through the Out Door были столь же красноречивы, но гораздо более неодобрительны. Даже Sounds — который вместе с Melody Maker оставался единственными музыкальными изданиями, все еще продолжавшими представлять хард-рок и хеви-метал в позитивном свете, — теперь опустил свой молот на Zeppelin. Под заголовком «Закрой дверь, погаси свет» разгромная рецензия постоянного автора журнала, рок-эксперта Джеффа Бартона, который присудил альбому лишь две звезды, оканчивалась несколько грустно, и даже пророчески: «Я не рад сообщать это, но этот динозавр вымер». Вполне ожидаемо Грант был в ярости. Уже отобрав у Sounds право иметь собственную палатку на фестивале в Нэбворте, теперь он приказал звукозаписывающей компании отказаться от любой рекламы этих концертов на страницах журнала. Но, как вспоминает теперь бывший в то время редактором Sounds Алан Льюис: «То поколение групп было тогда в такой немилости, что нас это не особенно волновало. В былые дни ты бы на все пошел ради интервью с Джимми Пейджем, но в 1979-ом вершина для них уже была позади. К тому времени тон задавали группы вроде AC/DC и Blondie — по крайней мере, они были на наших обложках. Мы точно не потеряли бы покой и сон из-за Zeppelin».
Сами нэбвортские концерты были странными, вынужденно триумфальными, периодически блестящими, но чаще беспорядочными. В конечном счете, они были полны событий, но не по одной из тех причин, на которые надеялась группа, а из-за грандиозного пускания пыли в глаза как тогда, так и в последовавшие за этим десятилетия. Сейчас о них вспоминают как о наиболее успешных и посещаемых фестивальных шоу семидесятых годов, при этом крайне неточно указывая количество зрителей. В реальности же, если первый концерт посетило приличное и даже беспрецедентное по нэбвортским стандартам число человек, составившее примерно 104 000, то второе выступление было полным провалом — присутствовало всего лишь 40 000 зрителей, весь день шел страшный дождь, а атмосфера была и того страшнее.
После двух подготовительных концертов, состоявшихся в Копенгагене, группа на вертолете прилетела на первое шоу, пребывая в таком волнении, что ее участники едва могли разговаривать друг с другом, не удостоив вниманием ни других артистов, выступавших в тот день, ни даже собственных гостей, пришедших за кулисы. К сету, с которым они путешествовали по Америке двумя годами ранее, было добавлено только два новых номера — ‘In the Evening’ и ‘Hot Dog’, — и не само представление заставило их нервничать, а тяжесть той истории, которая теперь, по их ощущениям, преследовала их, замедляя их шаги. Не только толпа, но и все те, кто находился за кулисами, были чрезмерно возбуждены от перспективы увидеть первый концерт Zeppelin на британской земле за последние четыре года. В специальном месте сбоку от сцены, отведенном для всех гостей Гранта и группы, сидел Ахмет Эртегун. Действительно, казалось, что будущее группы не определено. Роберт Плант, например, уже не был уверен, что группа достаточно сильна, чтобы склонить чашу весов в свою сторону. «Я не верил, что могу сделать что-либо достаточно хорошее, чтобы удовлетворить ожидания людей, — впоследствии сказал он. — Мне понадобилась половина первого концерта, чтобы осознать, что я был там и что происходило вокруг. Я потерял голос от переживаний».
Для Фредди Баннистера день начался плохо. Тем утром «довольно сконфуженный» Ричард Коул пришел в штаб фестиваля и «настоял», чтобы Баннистер подписал отказ от прав на съемку мероприятия. Все еще обиженный на неодобрительную реакцию на The Song Remains The Same тремя годами ранее и весьма опасаясь, что Плант сдержит свое слово никогда больше не гастролировать по Америке, Грант понял, что для продвижения группы может потребоваться запуск Плана Б, а потому он нанял режиссера Майка Мэнсфилда — чье еженедельное поп-шоу Supersonic стало ответом коммерческого телевидения на старую программу BBC Top of the Pops, — чтобы тот отснял нэбвортские выступления для нового полнометражного фильма, который планировала сделать группа. В силу этого Баннистер согласился дать разрешение на съемку фестиваля более чем дюжиной камер и размещение съемочной группы на площадке. Как организатор Нэбворта, Баннистер мог ожидать некоторого гонорара или отчисления с любого фильма, снятого на фестивале и вышедшего в коммерческий прокат. Однако принципиально он был не против отказаться от собственных прав — за соответствующее «вознаграждение». Когда Коул сообщил ему, что он должен сделать это за королевскую сумму в «один шиллинг» (пять пенсов), Баннистер был возмущен не только оскорбительно смехотворным предложением, но и агрессивной манерой, в которой оно было преподнесено. «Гуляй! — сказал он Коулу. — Черта с два!» Но Коул настаивал, сообщив, что предложение исходит от Гранта, а учитывая «настроение, в котором Питер пребывает в эти дни, его и правда лучше не злить». В результате Баннистер подписал отказ, понимая, как он говорит теперь, что «мерзость Гранта» станет и его погибелью. «Если бы он дал мне 250 фунтов, соглашение было бы в целом легально. Однако люди отказываются от своих прав за пять пенсов лишь под давлением, как и произошло в моем случае, а впоследствии мне рассказали, что это делает документ недействительным».
Концерт начался с ‘The Song Remains The Same’, а закончился тремя часами позже на ‘Stairway to Heaven’, слова которой Плант перемешал так — кое-кто утверждал, что намеренно, — что никто из толпы не мог узнать ее в том напряжении, которое кружило над сценой, как гигантская пирамида зеленых лазеров, окружавшая Пейджа при исполнении его номера со скрипичным смычком, теперь служащего вступлением к ‘In the Evening’. Бас-гитара Джонси даже не была подключена во время первых трех песен (из-за технической проблемы, устранение которой заняло время). А когда Плант посреди первого концерта разразился сбивчивой речью, закончившейся словами: «Мы больше никогда не поедем в Техас… но поедем в Манчестер», — он говорил, наблюдая за стоявшим за кулисами Грантом. «Он был в плохом настроении», — сказал Джи.
По мнению Джимми Пейджа, однако, выступления были великолепны. «Первое шоу было особенным, — сказал он мне в 1999 году. — Помню, как зрители пели ‘You’ll Never Walk Alone’ [пока группа снова появлялась на сцене, чтобы выступить на бис]. Я имею в виду, что это было очень… чрезвычайно эмоциональным моментом, понимаете? Это было действительно невероятно, потрясающее ощущение — и столько эмоций. Поверьте, на глаза наворачивались слезы…» Еще одним теплым воспоминанием того концерта, по его словам, стал в то время тринадцатилетний сын Джона Бонэма Джейсон, который во время проверки звука сидел за установкой своего отца и колотил по барабанам. «Мы играли ‘Trampled Underfoot’, я сконцентрировался на своей гитаре, а потом обернулся и обнаружил, что за барабанами Джейсон! Джон просто мог выйти вперед и проверить звук ударных. Я помню, как Джейсон играл, а Джон просто стоял рядом, улыбаясь».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});