оставила. Поблагодарив женщину, подошла к машине, открыла дверь. Ключи — в замке зажигания. Машину никто не тронул. Настя завела мотор. Проезжая мимо перекрёстка, бросила взгляд назад. Никакого знака, запрещающего стоянку, конечно же, не было. Она утвердительно кивнула и поехала домой.
Дома никого. Котёнок Настя тут же подбежала к своей тёзке, не переставая мяукать. Она словно спрашивала: «Почему так долго вас не было? И где этот большой и мягкий человек, на котором так удобно спать?» Настя покормила кошку и долго сидела за столом, думая, что же они с Виктором делали не так, что у них не получалось спокойно и размеренно жить, не притягивая к себе проблемы. Сколько Настя ни анализировала свои поступки, не смогла найти ничего предосудительного. Почти под утро её всё-таки свалил сон, и она заснула, свернувшись калачиком, за столом, прямо на кухонном диване. Рядом, урча, спала котёнок Настя.
***
День не задался. На полковника Афанасьева все проблемы свалились разом. После работы генерал Улитин вызвал его к себе. Не пригласил в гости, как обычно, а именно вызвал, хоть и не в рабочий кабинет, а в свой загородный дом. Когда Павел Ильич приехал, он сразу заметил, насколько его начальник и давний приятель был подчёркнуто дистанцированным. Он не предложил выпить и не пригласил в дом, а просто сухо поздоровался и указал рукой на скамейку на летней террасе. При всей их давней дружбе, Афанасьев всегда соблюдал субординацию — всё-таки Улитин был его непосредственным начальником. Это не мешало им вести закулисные дела, периодически выбираться вместе на рыбалку, даже их жёны, хоть и не были близкими подругами, но пересекались достаточно часто. Сейчас, гадая, в чём же причина такого равнодушия, Афанасьев молча сел на жёсткую бамбуковую скамейку и внимательно посмотрел на генерала. Тот вздохнул и сказал тихим, но твёрдым голосом:
— Паша, ты в разработке. Я тебя предупреждал, что ты доиграешься. Что-то на тебя всплыло, и я даже не знаю что. Видимо, какое-то старое дело, у меня нет информации какое.
— Ну так узнай! — вырвалось у Афанасьева, и он тут же поправился: — Всё же было чисто. Из старого никто ничего не мог раскопать. Всё давно похоронено.
— Вот именно, Паша, у тебя слишком много похорон, и, видимо, твои интересы с кем-то пересеклись. Не нравится мне всё это, ой как не нравится! — он вздохнул и добавил: — Полагаю, тебе надо ускорить свой отъезд, если не хочешь посидеть на дорожку.
— Думаю, примерно через полгода буду готов, — кивнул Павел Ильич.
— Ты с ума сошёл, какие полгода! Паша, у тебя счёт идёт на недели, если не на дни. Я тебе в прошлый раз говорил, что я тебя прикрыть не смогу. В управлении чистка идёт полным ходом. Там не церемонятся. Думаешь, ты один такой бизнесмен? В общем, я тебя предупредил, это всё, что могу для тебя сделать. Далее никаких контактов. Вам ясно, товарищ полковник?
— Более чем, — кивнул Афанасьев, — разрешите идти?
— Идите, — кивнул Улитин и встал, давая понять, что разговор окончен.
Они не пожали друг другу руки на прощание, и Афанасьев понял, что их дружба на этом закончена.
Продать недвижимость оказалось непросто. Павел Ильич уже несколько месяцев вёл переговоры с одной крупной риэлтерской компанией, которая занималась выкупом элитных квартир. Время для продажи было хуже не придумаешь. Цены вроде уже отскочили от дна и начали свой рост, но этот рост был скорее надуманным, экономически необоснованным. Цены стали выше, чем год назад, но покупателей было в разы меньше, чем продавцов. Чтобы продать что-то быстро, приходилось идти на уступки и сильно ронять цену. Афанасьеву за его недвижимость предлагали бессовестно огромный дискаунт от рыночной цены. Если бы он продал всё два года назад, то в долларах получил бы в три раза больше, чем сегодня. Всё это вызывало сильнейший дискомфорт, но делать было нечего, приходилось мириться с рыночной ситуацией. Он думал, что, возможно, Улитин просто сгущает краски, не желая оказаться замешанным в расследовании рейдерских схем своего подчинённого. Ему было выгодно, чтобы Афанасьев поскорее пропал из поля зрения. Конечно, у генерала Улитина рыльце тоже было в пушку, не без этого. Афанасьев всегда щедро с ним делился, но того было не достать. Улитин не засветился нигде, никогда не брал деньги сам, не говорил о делах прямо, везде выступал так, как будто это его вообще не касалось. За хвост его было не схватить, а вот Афанасьев был в центре каждой сделки. На него мог показать пальцем кто угодно: хоть подставные риэлтеры, хоть силовики, с которыми приходилось делиться как деньгами, так и информацией. Самый опасный свидетель был Морозов. Если бы тот начал говорить, он мог бы утянуть Афанасьева глубоко на дно. Но Глеб пока молчал. Его со всей командой закрыли пару дней назад. Причём закрыли в Ярославле. Это было плохо. Вытащить его оттуда сейчас не представлялось возможным.
Когда Павел Ильич сказал жене, что им придётся всё продать и ускорить переезд, она шокировала его, добавив ещё одну проблему в копилку сегодняшних плохих новостей. Всегда такая покладистая и послушная, она уставилась на мужа большими глазами, полными слёз, и сказала, что никуда переезжать не хочет. И квартиру свою тоже продавать не намерена. Если Паша так решил, то пусть едет один, а она останется в Москве. Это было ударом ниже пояса. Афанасьев из последних сил старался держаться спокойно, но внутри всё кипело. Ещё этот Ярский никак не хотел подписывать документы. Сначала согласился, а потом на встрече с нотариусом заявил, что, пока не увидится со своей Настей, ничего подписывать не намерен. Можно было, конечно, обойтись и без его подписи, но на такой голимый криминал вряд ли пойдёт даже самый отмороженный нотариус. И эта его Настя, как назло, куда-то пропала. При задержании Глеба о ней не упоминалось. То ли парни её по дороге грохнули, то ли ей удалось как-то сбежать. Афанасьев отбросил эту мысль. Сбежать от Глеба было не так-то просто. Компанию «Аруба» оценили в двести миллионов, но наличными давали за неё только пятьдесят. Это было настолько неприемлемо, что вначале согласиться даже в голову не приходило. Теперь же Афанасьев был близок к тому, чтобы принять и эти условия. Он был очень зол на Виктора Ярского. Этот молодой ублюдок, ничего из себя не представляющий, бросил вызов Афанасьеву, ему, стоящему на вершине пищевой цепочки! Перспектива провести в тюрьме с десяток лет, казалось, нисколько не беспокоила этого детдомовского умника. Афанасьев не