Миновал сентябрь 91-го года. Демократы и сам Ельцин продолжали пребывать в эйфории по поводу своей победы. Сразу после распада Союза и сложения с себя президентских полномочий Михаилом Горбачевым ситуация стала в буквальном смысле этого слова виртуальной. Я собрал совещание по решению проблемы «Радио России». Прекращение существования Союза делало нелепым присутствие на первом вещательном канале проводного радио всесоюзной программы. Советуюсь с Министерством связи. Они поддерживают нашу точку зрения — на первой кнопке должно вещать государственное российское радио. Снова возвращаться к полемике с Тупикиным не имеет смысла. К этому времени я уже видел, что радийная команда у нас сложилась. Никакого провала в слушательских симпатиях быть не могло. Мы делали более современное, менее традиционное радио. Мы приняли решение о перекоммутации на первую кнопку. Скандал, разумеется, возник, но у «Радио России» уже сложилась устойчивая популярность, и брюзжание, в основном пожилых слушателей, было недолгим. Мы предложили многотемный эфир с учетом интересов и этой, наиболее консервативной аудитории. «Останкино» не стало обострять отношений. Согласно политической логике, мы были правы.
* * *
Трехмесячная пауза после августовской победы 1991 года была грубейшей ошибкой. По этому поводу впоследствии будет много сказано и написано. Если бы демократы сразу же после путча, как и предполагалось, форсированно провели ряд политических реформ, опираясь на Съезд народных депутатов и Верховный Совет, который в эти дни выступал как единое целое с президентом, то…
Нельзя сказать, что эти рассуждения не имели основания. Время было упущено. Но и завышение возможностей и эффективности реформаторских решений, якобы принятых за столь короткий срок, тоже налицо. Факт недолгого единства Верховного Совета, съезда и впервые избранного президента России, причем избранного в первом туре с немыслимым отрывом от конкурентов, был ситуацией не вымышленной, а реальной. Разумеется, единство, даже кратковременное, надо было использовать, но…
К моменту избрания Ельцина президентом на Съезде народных депутатов по отношению к нему уже сформировалась достаточно внушительная оппозиция. Количество депутатов в Белом доме во время путча не превышало 450 человек. И какого-либо прилива демократических депутатских сил в осажденный Белый дом не случилось. А 450 депутатов различных политических воззрений были, скорее, объединены ситуационно, настроенчески. И неверно считать, что все присутствующие были из числа убежденных демократов. Бесспорно, их объединял факт присутствия в Белом доме президента, противостояние диктатурно-партийному ГКЧП и, конечно, идеи демократии и свободы, которые в данный момент символизировал осажденный Белый дом, отказавшийся подчиняться ГКЧП.
И все-таки это была лишь четвертая часть народных депутатов России. Безусловно, в момент накала страстей единение было очевидным, но совсем необязательно его сохранение в момент решительных действий спустя месяцы. А идеи вынашивались радикальные — и запрет компартии (как партии, предпринявшей попытку государственного переворота), и немедленные, кардинальные экономические реформы. Вопрос по существу: почему случилась пауза, в результате которой демократы потеряли политическую и управленческую инициативу? Ну, прежде всего это был период привыкания Ельцина к новой для него президентской роли. И решительные действия президента в крайне нестандартных и экстремальных условиях потребовали громадного нервного напряжения как во время самого путча, так и в первую неделю после него. В этом смысле краткосрочная пауза была необходима. К сказанному следует добавить — окружение Ельцина, его команда, постигало Ельцина в новой роли и делало для себя неожиданные открытия.
Ельцин, оказавшись на посту президента, освободился от своих привычек, делающих его уязвимым, но в то же самое время стал быстро меняться, врастая в президентство, как в некое всевластие, с явным опережением конкретных дел, которые и создают образ президента, его авторитет, повышают доверие к нему. Иначе говоря, конституционные рамки президентства Ельцину очень быстро стали узки. Всевластие было неполным, и это Ельцина раздражало.
Уже на митинге после крушения путча, оказавшись на одном балконе перед многотысячной толпой, восторженно приветствующей победу, выражения лиц Ельцина и Хасбулатова было совершенно различным. Я был участником этого митинга и, находясь в непосредственной близи, мог рассмотреть лица того и другого достаточно внимательно. У Ельцина пророчески-уверенное, оно расслаблялось в моменты улыбки, в ответ на восторженные эмоции толпы, но все равно оставалось при этом властно-внушительным. Фактурный, монументальный, он возвышался над всеми, стоящими на балконе.
Лицо Хасбулатова выглядело иначе. Он тоже праздновал победу. Нервно улыбался в обязывающие минуты всеобщего ликования, а затем уходил в себя. При этом взирал на толпу с некоторым философским недоумением, сожалея о политической слепоте и непросвещенности сограждан, так и не понявших, кто именно в осажденном Белом доме обеспечил эту победу. Но обстоятельства требовали, надо было держаться и подыгрывать всеобщей радости чествования громовержца и победителя.
«Ельцин! Ельцин! Ельцин!» — ревела толпа. И Хасбулатов, сжатый теснотой, царящей на балконе, тоже приветственно поднимал руки, и губы его изображали шевеление, возможно, то же самое, а может быть, прямо противоположное, но схожее по ритму. Я очень хорошо почувствовал и понял, что здесь, в атмосфере всеобщего опьянения победой сеются семена раздора, сжимается пружина самолюбия неглупого и просвещенного московского чеченца, ужаленного несправедливостью толпы, лишившей его лавров Цезаря. Потому и пророческое назидание о возможностях, упущенных демократами сразу в послепутчевом шоке, постигшем противников, есть политическая наивность. Те, кто вдруг стал властью, никогда ранее не только ею не являлся, но даже не имел возможности к ней приблизиться, так как считался для властного строительства материалом негодным.
И пауза, и утраченная инициатива есть следствие не только естественных бытовых, чисто русских характерностей президента, но и факт реального состояния политических сил, оказавшихся на вершине властного Олимпа.
Я был частью этой среды и здраво представлял, что ждет Всероссийскую телерадиокомпанию, утвержденную и благословленную главой Верховного Совета Борисом Ельциным, сменившим свое амплуа и заступившим на властный пост № 1, пост президента России. Закон обратной силы не имеет, размышлял я, а значит, депутаты постоянно будут претендовать на свое право править нами. И как бы хорошо ко мне лично ни относился президент, а я на это рассчитывал, он принципиально с точки зрения закона в ближайшее время ничего изменить не сможет. И нам ничего не остается как, оставаясь верными сторонниками Ельцина, оглядываться каждый час на парламент, который в любой момент в состоянии атаковать нас с тыла. Отсюда выбор тактики и стратегии развития.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});