Он же, засучив рукава и обнажив одряхлевшие руки с дряблыми мышцами и сухожилиями, только промолвил: «Увы, они мертвы!» Если бы та добрая женщина поступила подобно ему, открыв взгляду дряхлую свою плоть, сходство с античным героем стало бы полным; но подобного и не требовалось, не говоря о том, что ей это не подобало.
Остро́ту, сходную с той, что принадлежала господину де Бюсси, я сам слышал из уст одного кавалера. Прибыв в королевский дворец, где его не было полгода, он приметил даму, направлявшую свои стопы в академию, учрежденную при дворе покойным монархом. «Как?! – воскликнул он. – Академия еще существует? А мне сказали, что ее уже давно упразднили». – «Разве вы можете в том сомневаться, если она направляется как раз туда?» – возразил ему кто-то из бывших рядом. «Ах да, тамошний магистр учит ее философии, которая трактует о вечном движении». И вправду, сколь ни терзают свои мозги разные философы, чтобы отыскать это вечное движение, – но им не удастся открыть иного, кроме того, коему Венера учит в своей школе.
Одна из наших светских дам встретилась с некой особой, чьи глаза ей хвалили за необычайную красоту (хотя они словно застыли на лице и их взгляд был совершенно неподвижен). «Подумайте только, – сказала потом первая, – она позволила шевелиться всему остальному телу – даже той его части, что находится посередке, – а вот дойдя до глаз, всякое шевеление замирает».
Однако же, если бы я пожелал записать все забавные истории, что теснятся в моей голове, чтобы расширить повествование, я бы не добрался до конца. А поскольку меня допекают иные заботы, я вместе с Боккаччо, которого уже упоминал, заключу, что и девицы, и замужние женщины, и вдовы – все тяготеют к любви. Не хочу говорить о людях низкого звания, горожанках и поселянках, – ибо не о них здесь речь, а лишь о высокорожденных, к коим и устремлялось мое перо. Однако же, коли бы спросили моего мнения, я бы сказал, что лишь замужние дамы (если не принимать во внимание возможный урон от ревнивых мужей) могут нам предоставить самую сладость напитка быстро и без больших затей, ибо мужья разогревают их, как пылающие жаровни; а столь жаркое пламя требует много всего: и воды, и дерева либо угля, так как не желает погасать. И чтобы лампа не погасла – ей надобно много масла, хотя берегите поджилки, а то подрежут их ревнивые мужья; опасайтесь засад, в которые частенько угождают самые ловкие любезники!
Однако же в сем деле нужна разумная осторожность; уподобимся же великому королю Генриху, который, насколько мне известно, будучи весьма склонен к любовным забавам, соблюдал неизменную почтительность к милым созданиям, умел хранить тайну, а потому всегда был радушно принимаем, любим и взлелеян, хотя, насколько я знаю, часто менял свои привязанности, благо всегда находился другой альков, где его уже ожидали. А являлся он всегда без охраны – даже когда приходилось отправляться в самые гнилые, гиблые и опасные места Сен-Жерменского предместья, Блуа и Фонтенбло, блуждая там по темным проулкам и лестницам. Его сопровождал только доверенный лакей по имени Гриффон, шедший впереди со своим неизменным небольшим охотничьим копьецом и факелом; за ним шагал сам повелитель, укрывшись плащом по самые глаза, или прямо в ночном халате со шпагой под мышкой; а возлегши с дамой, клал копье и шпагу у изголовья, меж тем как верный Гриффон у крепко запертой двери сторожил и чуть подремывал. Вот пример рассудительной осторожности великого монарха, которым советую не пренебрегать; ибо сколько великих сих попадало в расставленные на них западни – и королей, и принцев крови, как о том свидетельствует случай с Александром, герцогом Флорентийским; вот и нам, малым сим, тоже не грех позаботиться о своей сохранности. Но есть род кичливых и тщеславных повес, которым все нипочем, – вот они-то частенько и попадают впросак.
Слыхал я, что король Франциск однажды явился в неурочное время к некой даме, с которой у него была давняя связь, и принялся грубо стучать в ее дверь, как настоящий повелитель. Она же в то время пребывала в компании с господином де Бонниве, но не осмелилась передать ему на манер римских куртизанок: «Non si puо́, la signora è accompagnata»[70]. Ей пришлось тотчас решить, куда спрячется ее кавалер, чтобы не попасться на глаза. На счастье, дело было летом и камин был забит свежими ветками, как это было принято у нас во Франции. Вот она и посоветовала ему спрятаться в камине, за ветками, прямо в рубахе – тем более что в доме было тепло. Король же, совершив то, что ему надо было от дамы, вдруг захотел облегчиться и, не найдя подходящей посудины, направился к очагу и пустил струю прямо туда, сильно покропив бедного влюбленного кавалера; тот вымок, словно на него вылили ведро воды, ибо она, как из садовой лейки, потекла ему на лицо, в глаза, в нос и рот; так что, возможно, несколько капель просочилось даже в глотку. Можете представить, как не повезло незадачливому кавалеру, каковой не посмел и пальцем пошевелить, проявив чудеса терпения и выдержки. Сделав дело, король попрощался с дамой и вышел. Та затворила за ним дверь и позвала своего любезника продолжить прерванную забаву. Она помогла ему умыться и дала другую рубаху. Все это они проделали, изрядно посмеявшись после того, как сильно перетрусили: если бы король заметил его – ни ему, ни ей не избежать бы большой беды. Дама эта была очень влюблена в господина Бонниве, но королю желала доказать обратное, хотя тот слегка ее ревновал; она же говорила ему: «Да господь с ним, сир, с этим Бонниве: он вбил себе в голову, что невозможно как красив, – и я поддакиваю ему, чтобы не разуверять, а чем больше он проникается такими мыслями, тем он более смешон в моих глазах; впрочем, он и так весьма забавен и остер на язык; поэтому-то, когда стоишь рядом с ним, невозможно удержаться от смеха». Так она старалась показать, что, часто проводя время со своим кавалером, не помышляет о любовных играх с ним и об измене королю. Ах! Как часто многие любвеобильные создания прибегают к подобным хитростям, чтобы прикрыть свои маленькие грешки, и говорят плохо о тех, в ком души не чают, издеваются над ними на глазах у всего света – лишь бы сохранить хорошую мину при плохой игре. Вот это-то и называется любовными хитростями и уловками.
У другой светской красавицы кавалер весьма не нравился ее