старинная мудрость – разумеется, имея в виду тех, кто хорош собой.
А другая, как мне поведали, почувствовав, что ее кавалер пытается закинуть крючок, выспрашивая, не желает ли она вторичного замужества, воскликнула: «Ах, не говорите мне о муже, с меня хватит первого! Но вот насчет милого друга – не зарекаюсь». – «Так позвольте мне стать этим другом, если не суждено быть вашим суженым!» – взмолился ее собеседник. «Что ж, служите мне достойно и укрепляйтесь надеждой, – отозвалась она. – Тогда, возможно, вам удастся из первого стать вторым».
А одна достойнейшая прекрасная вдовица тридцати лет, имея в мыслях поразвлечься с неким благородным кавалером и склонить его к первому шагу, отправилась с ним на верховую прогулку; но, когда он помогал ей сесть на лошадь и рванул на себя полу накидки, зацепившейся за какой-то гвоздь, так что ткань надорвалась, – дама со смехом промолвила: «Ну вот, что же вы наделали! Вы порвали мне весь перед». На что ее спутник тотчас нашелся ответить: «Какая жалость! Я вовсе не хотел причинить вашему передку никакого урона, ведь он такой милый и прелестный!» – «Как вам об этом знать? – удивилась она. – Ведь вы его никогда не видали!» – «Бог с вами! – воскликнул он. – Вы не можете отрицать, что я видел его сотни раз, когда вы были еще совсем маленькой девчушкой. Разве вы не помните, как я задирал вам подол и любовался им?» – «Ах, – вздохнула она. – Он тогда был еще безбородым юнцом и пребывал в застенчивом уединении, не сведя знакомств в свете. А теперь он обородел и так возмужал, что вы бы его не признали». – «Но все же, – возразил ее спутник, – он обитает все там же и не переменил места. Думаю, что, ежели постараться, его можно отыскать». – «Да, – согласилась она. – Но мой супруг обходился с ним решительнее и грубее, чем Диоген со своей бочкой». – «Пусть так, – признал находчивый дворянин. – Но на что похоже теперь сие обиталище без жильца?» – «На незаведенные часы», – с притворной грустью вздохнула дама. «Тогда берегитесь, – предостерег ее повеселевший кавалер. – Ведь с такими часами может случиться самое неприятное: когда они долго стоят, пружина в покое ржавеет – и через какое-то время они уже ничего не стоят». – «Всякое сравнение, – возразила его собеседница, – справедливо лишь отчасти, ибо те пружины, что вы имеете в виду, не подвержены никакой порче и их можно взвести в любой час». – «Ах! – воскликнул счастливец. – Да будет угодно Господу, чтобы тем работником, что их снова заведет, или часовщиком, что подправит, буду я!» – «Скоро праздник, – рассмеялась дама, – так мы согрешим и займемся работой в неурочное время, чтобы посмотреть, цел ли механизм. И пусть Господь поразит меня, если совру, когда скажу, что никто мне не любезен для этой надобности более, нежели вы». И при этих словах, при всей их легкомысленности проникших ему в самое сердце, она весело рассмеялась, от души поцеловала его и пришпорила коня, крикнув: «До скорого свидания, и приятного вам аппетита!» Но несчастная судьба скоропостижно свела ее в могилу всего через каких-нибудь полтора месяца, а ее обожатель чуть не умер от отчаяния, ибо ее кокетливые забавные речи заронили в него горячую надежду и он был недалек от вершины блаженства. Да будет проклята напасть, поразившая такую прелестную и благороднейшую женщину, ради которой стоило совершить любой грех: и отпустительный, и смертный.
А другая прелестная юная вдова, у которой весьма почтенный придворный спросил, соблюдает ли она пост или же – на манер всех светских людей – ест мясо, ответила ему, что постится. «Но я же сам был свидетелем, – возразил он, – что вы не блюли обряда и в такое же время едали и постное и скоромное!» – «То было при покойном муже, – сказала она. – Вдовство переменило мои обычаи и привело в порядок всю мою жизнь». – «Не вздумайте переусердствовать, – забеспокоился любезник, – ведь часто так бывает, что те, кто ударяется в пост и доводит себя до голода, потом, когда к ним возвращается аппетит, испытывают большие неудобства, ибо все проходы уже ссохлись и сжались». – «Не беспокойтесь, – уверила его она, – тот, о котором вы печетесь более всего, не столь узок и иссушен голодом, чтобы не растянуться по моему желанию, если мне снова захочется его насытить».
Когда одна из знакомых мне дам была замужем, все только и говорили что о ее дородности. Потеряв мужа, она впала в такую крайнюю печаль, что иссохла, как срезанная веточка. Хотя ее сердце отнюдь не пустовало и между другими в нем даже занял прочное место ее письмоводитель и, поговаривали, даже повар. Однако почему к ней не вернулась полнота, тогда как повар, например, был так тучен и лоснился от жира, что частью его мог бы без вреда поделиться с хозяйкой, не ведаю. Меж тем, отдавая должное верным слугам, она при дворе вела себя как истая ханжа; хотя вся ее добродетель уместилась на кончике языка, не оставлявшего в покое грехи прочих придворных прелестниц, каковые, по сути, грешили не более ее. Подобную же особу, знатную даму из Дофине, описала в «Ста новеллах» и королева Наваррская: ту однажды обнаружил на полянке насмерть влюбленный в нее дворянин, когда она забавлялась в компании не то конюха, не то погонщика мулов, – и это зрелище тотчас излечило несчастного от любовного недуга.
А одна прекрасная неаполитанка, по слухам, сошлась с самым уродливым мавром, какого видывал свет, к тому же ее рабом и конюхом. Но его необычное сложение не помешало ее страсти.
Прочитал я в старом романе под названием «Жан де Сентре», напечатанном готическими литерами, о паже, которого воспитал покойный король Иоанн. По обычаям стародавних времен, вельможи отправляли своих пажей с посланиями, как то делают и ныне, однако в те поры их посылали верхом и часто во главе своего рода маленького посольства, ибо отправить их таким образом значило снять с себя заботу о верном исполнении приказа. Так вот, смышленый маленький Жан де Сентре – ибо так его звали довольно долго – был весьма любим своим королем за острый ум и часто отправлялся с записочками к королевской сестре, пребывавшей тогда во вдовстве (хотя книга умалчивает имя ее покойного супруга). Его визиты привели к тому, что дама в него влюбилась и однажды, найдя подходящий случай, когда подле никого не было, обратилась к нему с расспросами, не вздыхает ли он по кому-нибудь при дворе и какая из придворных очаровательниц приглянулась ему более прочих; так обычно поступают те, кто хочет заронить в сердце собеседника