И заставляла всех нервничать.
Ферро прошла так близко от огромного безобразного розового, сидевшего в кресле, что почти задела рукой его изрытое шрамами лицо. Она хотела показать, что ей плевать на его громадный рост, шрамы и все прочее. Потом направилась ко второму — нервному и тощему, с длинными волосами. Тот сглотнул, когда Ферро придвинулась к нему вплотную.
— С-с-с, — зашипела она ему в лицо.
Тощий что-то пробормотал и убрался в сторону, а она заняла его место у открытого окна. Выглянула наружу, повернувшись спиной к сидящим в комнате.
Пусть эти розовые знают, что ей плевать на них.
За окном был парк. Деревья, цветы, просторные ухоженные лужайки. Группы бледных мужчин и женщин лениво разлеглись под солнечными лучами на аккуратно выстриженной траве, что-то ели и пили. Ферро мрачно глядела на них сверху. Жирные, уродливые, ленивые, умеющие только жрать и бездельничать.
— Парк, — фыркнула она.
Дворец Уфмана тоже окружал парк. Она частенько смотрела туда из крошечного окошка своей комнаты. Своей камеры. Задолго до того, как Уфман стал Уфман-уль-Доштом. Тогда он был всего лишь младшим сыном императора, а она — одной из множества его рабынь. Его пленницей. Ферро перегнулась через подоконник и плюнула наружу.
Она ненавидела парки.
Она ненавидела города. Прибежища рабства, страха, вырождения. Их стены — стены тюрем. Когда она уберется из этого трижды проклятого места, она будет счастлива. Или хотя бы не так несчастна. Она отвернулась от окна и снова нахмурилась: все трое пристально разглядывали ее.
Тот, кого называли Байязом, заговорил первым:
— Да, тебе несомненно удалось сделать поразительную находку, брат мой. Ее не потеряешь в толпе! Ты уверен, что это именно то, что я ищу?
Юлвей с минуту смотрел на нее, потом сказал:
— Настолько уверен, насколько вообще возможно.
— Я стою перед вами! — прорычала она, но лысый розовый продолжал говорить так, словно она не могла его слышать:
— Чувствует ли она боль?
— Почти нет. По дороге она сражалась с едоком.
— Правда? — Байяз тихо рассмеялся. — И сильно он ее повредил?
— Сильно, но через два дня она уже ходила, а через неделю полностью исцелилась. У нее не осталось ни царапины после той схватки. Это ненормально.
— Мы оба видели множество вещей, которые не назовешь нормальными. Мы должны быть уверены.
Лысый полез к себе в карман. Под подозрительным взглядом Ферро он вытащил оттуда что-то в сжатом кулаке и поднес к столу. Когда он убрал руку, на деревянной столешнице остались лежать два гладко отполированных камешка. Лысый наклонился вперед.
— Скажи мне, Ферро, который из камней синий? — спросил он.
Она мрачно уставилась на него, затем перевела взгляд на камни. Между ними не было никакой разницы. Все в комнате смотрели на нее еще пристальнее, чем прежде. Она скрипнула зубами.
— Вот этот. — Она показала на левый камешек.
Байяз улыбнулся:
— В точности тот ответ, на который я надеялся.
Ферро пожала плечами.
«Повезло, — подумала она. — Я угадала».
Затем она заметила выражение лица большого розового — тот насупился, глядя на камни, словно чего-то не понимал.
— Они оба красные, — сказал Байяз. — Ты совсем не различаешь цвета, Ферро?
Значит, лысый розовый одурачил ее! Ей это не понравилось. Ферро Малджин никому не позволит себя дурачить. Она засмеялась — хриплым, неблагозвучным, захлебывающимся смехом.
Потом прыгнула через стол.
Удивленное выражение лишь только проступало на лице старика, когда кулак Ферро с хрустом врезался ему в нос. Лысый всхрапнул, вместе со стулом повалился назад и распластался на полу. Ферро вскарабкалась на стол, чтобы добраться до старика, но Юлвей схватил ее за ногу и стащил вниз. Ее пальцы промахнулись мимо шеи лысого паскудника, ухватились за стол и опрокинули его набок. Камешки упали на пол и куда-то закатились.
Она дернула ногой, высвободила ее и снова бросилась на старого розового, неловко поднимавшегося с пола. Но Юлвей поймал ее за руку и снова потащил обратно, не переставая кричать:
— Успокойся!
За свои старания он получил от нее локтем в лицо и сполз по стенке, а Ферро повалилась сверху. Она поднялась первой, готовая вновь налететь на лысую гадину.
Но к этому моменту большой розовый встал на ноги и двинулся вперед, не отрывая от нее взгляда. Ферро улыбнулась ему, сжимая кулаки. Сейчас она посмотрит, насколько он опасен на деле.
Он сделал еще один шаг.
Однако Байяз поднял руку и удержал его. Вторую ладонь он прижимал к носу, пытаясь остановить текущую кровь. Он смеялся.
— Отлично! — кашляя, проговорил он. — Просто отлично! Яростная и стремительная. Несомненно, это именно то, что нам нужно! Надеюсь, ты примешь мои извинения, Ферро.
— Что?
— Прости меня за мои ужасные манеры. — Он вытер кровь с верхней губы. — Я вполне заслужил этот удар, но я должен был удостовериться. Я раскаиваюсь. Ты простишь меня?
Сейчас он казался другим, хотя ничего не изменилось. Дружелюбный, внимательный, искренний. Раскаивающийся. Однако требовалось нечто большее, чтобы завоевать ее доверие. Гораздо большее.
— Посмотрим, — прошипела она.
— Только об этом я и прошу. Я бы хотел еще, чтобы ты дала нам с Юлвеем несколько минут на обсуждение… кое-каких вопросов. Нам лучше обсуждать их наедине.
— Все в порядке, Ферро, — сказал Юлвей. — Здесь нет врагов, здесь твои друзья.
Она была абсолютно уверена, что они не являются ее друзьями, но позволила ему выпроводить себя из комнаты вместе с двумя розовыми.
— Постарайся никого из них не убить, пока мы разговариваем, — сказал Юлвей и закрыл дверь.
Новая комната была так же роскошна. Должно быть, они богаты, эти розовые, хотя по виду и не скажешь. Огромный камин, сделанный из темного камня с прожилками. Диваны. Тонкая ткань возле окна, на ней мелкими стежками вышиты цветы и птицы. Со стены на Ферро взирало изображение сурового мужчины с короной на голове. Она ответила ему таким же мрачным взглядом. Ишь какая роскошь.
Роскошь Ферро ненавидела даже больше, чем парки.
Роскошь — это такой же плен, как прутья клетки. Мягкие ковры и мягкая постель опаснее, чем оружие. Жесткая земля и холодная вода — вот все, что нужно. Мягкие вещи делают тебя мягким, и Ферро не хотела иметь с ними ничего общего.
Здесь их ждал еще один человек. Он ходил по комнате кругами, заложив руки за спину, словно не любил слишком долго стоять на месте. Не то чтобы совсем розовый — по цвету обветренной кожи он был где-то посередине между ней и остальными. Голова выбрита, как у жреца. Это Ферро не понравилось.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});