Председатель. — Расскажите подробно, как вы выполнили приказание Кархана?
Рецлав. — Я одолжил у фельдфебеля Тихнер принадлежащую ему резиновую дубинку, которой он обычно пользовался на допросах, и бил ею арестованных.
Председатель. — Добились ли вы этим чего-нибудь?
Рецлав. — Ничего я таким путём не добился и об этом доложил комиссару полиции Мелисс, который направился в кабинет, где я допрашивал. Мелисс сказал мне, что при допросах надо быть более изобретательными. Указывая на арестованных, он сказал: посмотрите, вот у этого арестованного чудесная борода. Выдерните из неё волосы, а другого поколите иголкой. Я выполнил и это приказание, но никаких результатов не добился.
Председатель. — Выдернули человеку всю бороду и не добились никаких результатов?
Рецлав. — Это не совсем так, я выдернул волосы из бороды одного арестованного, а другого я немного поколол иголкой. (В зале движение).
Председатель. — Скажите, что стало с рабочими, которых вы допрашивали?
Рецлав. — Мне так и не удалось добиться от них нужных показаний. Тогда комиссар полиции Кархан приказал мне через паспортное бюро города Харькова достать список рабочих тракторного завода и выписать из него 15 фамилий. Я выполнил это приказание Кархана и на следующий день передал ему список на 15 рабочих. Мне известно, что двое арестованных, которых я допрашивал, были удушены «газовым автомобилем», а 15 рабочих, фигурировавших в моем, списке, были расстреляны.
Председатель. — На этих 15 рабочих вы давали какое-либо заключение?
Рецлав. — Нет, вообще в тайной полевой полиции не заводилось никаких дел и не писалось никаких заключений. Я просто составил список и передал его комиссару полиции. И по списку они были расстреляны.
Председатель. — Как часто вы пользовались таким методом следствия?
Рецлав. — Подобный метод был применён мною два раза: один раз в апреле — по приказанию комиссара полиции Кархан, а другой раз позднее по приказу комиссара полиции Вульф. Здесь дело касалось рабочих электростанции.
Председатель. — Кто командовал батальоном, в котором вы обучались?
Рецлав. — Батальоном командовал Кроне.
Председатель. — Кто читал вам лекции об истреблении советских людей?
Рецлав. — По знакам различия это были руководящие сотрудники германской тайной полевой полиции. Но так как на курсах они не постоянно преподавали, а делали лишь доклады, я их фамилии не знаю.
Председатель. — Не помните ли фамилии двух рабочих Харьковского тракторного завода, которые были умерщвлены в «газовой машине», и тех 15 рабочих, которые были расстреляны?
Рецлав. — Нет, не помню. За время моей работы мне пришлось возиться с таким большим числом арестованных и пленных, что запомнить все эти русские фамилии я не в состоянии.
Председатель. — Часто ли приходилось вам быть при погрузке советских людей в «газовую машину»?
Рецлав. — Лично я только два раза принимал участие в погрузке людей в «газовый автомобиль», но видеть мне «газовый автомобиль» приходилось часто, так как я ежедневно совершал обход Харьковской тюрьмы.
Председатель. — Расскажите, подсудимый, как происходила посадка людей в машину, особенно женщин и детей.
Рецлав. — Вообще погрузка в «газовый автомобиль» происходила сравнительно спокойно, так как в большинстве случаев люди не знали цели и назначения этой машины, но бывало, что один или несколько человек стариков, женщин и детей доставляли нам затруднения. В таких случаях сотрудникам СД приходилось подгонять их ударами прикладов и палок.
Председатель. — Признаёте ли вы, что систематически занимались истреблением советских людей?
Рецлав. — Да, признаю, хотя я и делал это всё по приказу моего непосредственного командования.
Председатель. — От кого же исходили указания по истреблению советских людей?
Рецлав. — Я получал приказы от своих начальников. Хочу также добавить, что германский народ годами воспитывался национал-социалистскими руководителями в духе проведения подобной политики.
Председатель. (Обращаясь к защите). — Имеются ли у защиты вопросы к подсудимому?
Казначеев. — Подсудимый Рецлав, вы рассказали здесь о ряде зверств, и я буду вас просить уточнить, в какой мере вы лично считаете себя ответственным за совершённые злодеяния?
Рецлав. — Господин Казначеев, я признаю себя виновным во всех преступлениях, которые совершил по приказу моего непосредственного командования.
Казначеев. — Чем было обусловлено то, что, имея специальность радиста, вы были направлены в батальон по охране военнопленных, а затем в батальон «Альтенбург»?
Рецлав. — Когда я кончил своё обучение в качестве радиста, окончилась война с Францией, и поэтому меня не использовали в качестве радиста, а направили в батальон по охране военнопленных. Далее, в связи с тем, что я являлся непригодным к действительной военной службе, а также в связи с тем, что по роду своей работы, как канцелярский служащий, я имел достаточную подготовку, меня направили в батальон «Альтенбург».
Казначеев. — Меня интересует вопрос о том, кто производил отбор в батальон «Альтенбург» и как он производился.
Рецлав. — В батальон «Альтенбург» меня отобрал бывший начальник батальона по охране военнопленных.
Казначеев. — Сколько времени вы пробыли в батальоне «Альтенбург»?
Рецлав. — Курс, который проходили находившиеся в батальоне «Альтенбург», длился шесть недель.
Казначеев. — Все ли лица, находившиеся в батальоне «Альтенбург», направлялись в дальнейшем на службу в тайную полевую полицию?
Рецлав. — Нет, не все. По окончании курса всем было предложено написать подробно свою биографию, после чего часть курсантов была отправлена обратно по месту своей прежней службы.
Казначеев. — Вы сразу были направлены на службу и сразу стали чиновником полиции?
Рецлав. — Да, это было именно так. Я был направлен чиновником полиции. То же самое было и с большинством других, за исключением лишь небольшого числа, которые показали себя неспособными.
Казначеев. — Чиновником полиции вы прослужили около года?
Рецлав. — Да.
Казначеев. — Больше вопросов к подсудимому Рецлаву не имею.
Председатель. — На очереди допрос подсудимого Буланова. Прокурор имеет вопросы?
Прокурор. — Да. Подсудимый Буланов, сколько времени вы прослужили в гестапо и «зондеркоманде»?
Буланов. — В гестапо я прослужил с октября 1941 г. по февраль месяц 1943 г.
Прокурор. — В каких городах протекала карательная деятельность «зондеркоманды»?
Буланов. — Как мне известно, карательная деятельность нашей команды протекала в городе Харькове и в станице Нижне-Чирской.
Далее подсудимый Буланов подробно излагает факты зверской расправы с гражданским населением, которая проводилась «зондеркомандой» в Харькове, станице Нижне-Чирской и других районах. Работая в качестве шофёра «зондеркоманды», Буланов неоднократно присутствовал при расстрелах мирных советских граждан.
Прокурор. — Вы лично принимали участие в расстрелах советских людей, когда и где это происходило?
Буланов. — Да, работая шофёром гестапо, мне приходилось часто ездить на расстрелы, а также на аресты советских граждан в городе Харькове, в станице Нижне-Чирская и в других районах.
Прокурор. — Вот, расскажите об этом подробно.
Буланов. — В начале декабря месяца 1941 года в Харькове по приказанию шефа гестапо было расстреляно около 900 человек, находившихся на излечении в Харьковской больнице.
Прокурор. — Какое вы участие принимали в этом деле?
Буланов. — Мне было предложено подать трёхтонную машину в распоряжение Харьковской больницы. Когда я прибыл в Харьковскую больницу, туда прибыли также, кроме моей машины, ещё 9 грузовых трёхтонных автомобилей.
Прокурор. — Сколько рейсов сделали?
Буланов. — Мне пришлось сделать четыре рейса, за которые я доставил к месту расстрела, примерно, около 150 человек.
Прокурор. — Видели ли вы, как расстреливали немцы?
Буланов. — Да.
Прокурор. — Расскажите, как это происходило?
Буланов. — Когда я прибыл в больницу, то мне было сказано, чтобы я подал машину к одному из больничных корпусов. В этот момент гестаповцы стали выводить больных в одном белье и погружать их в машины. После погрузки, в сопровождении немцев, я повёл машину к месту расстрела. Это место находилось, примерно, в четырёх километрах от города. Когда я прибыл к месту расстрела, там уже стояли крики и плач расстреливаемых больных. Немцы расстреливали их на глазах у остальных больных. Люди молили о пощаде, падали в холодную грязь голыми, но немцы сбивали их в ямы, после чего производили расстрел.