Читать интересную книгу Могикане Парижа - Александр Дюма

Жибасье быстро обернулся и увидел провансальца.

– А! – сказал он. – Я теперь припоминаю, что сегодняшнюю ночь я имел удовольствие провести с вами?

– Совершенно верно, – подтвердил Карманьоль.

– Позвольте вас спросить: я имел честь разговаривать с моим земляком?

– А мне показалось, – заметил Карманьоль, – что вы уроженец севера.

– О, нет, – философски ответил Жибасье. – Та страна может быть названа родиной, где мы приобретаем друзей. Действительно, я уроженец севера, но предпочитаю юг. Тулон – моя вторая родина.

– В таком случае, почему вы покинули ее?

– Как вам сказать? – грустным тоном возразил Жибасье. – Я поступил как блудной сын: мне хотелось видеть людей, насладиться жизнью. Словом, хотелось дать самому себе отдых на несколько месяцев.

– Но мне кажется, ваша первая попытка неудачна.

– Я стал жертвой своей честности. Я поверил в дружбу, которой не существует! Но, позвольте, вы сказали, что можете объяснить мой сон. Разве вы принадлежите к разряду ясновидцев?

– Нисколько. Сейчас вам объясню, почему я могу разгадать ваш сон. Некоторое время я занимался с академиком де Монмартом, который хорошо знаком с хиромантией. Кроме того, у меня довольно подвижная психика, и я склонен к лунатизму.

– В таком случае удовлетворите мою любознательность, любезный друг, и растолкуйте мне сон. Мне снилось, что ко мне приближается Фортуна и так поспешно, что я не могу никуда от нее скрыться. Наконец, она меня настигла и толкнула, вследствие этого я упал. Она приблизилась ко мне и хотела раздавить меня своей тяжестью, и это непременно бы случилось, если бы добрая сестра милосердия не открыла дверь и тем самым прервала мой сон. Что же это означает?

– Очень обыкновенную и простую вещь, – сказал Карманьоль. – Ваш сон мог бы объяснить и ребенок. Это означает, что с сегодняшнего дня вас начнет преследовать счастье.

– О! – сказал Жибасье. – Могу ли я поверить этому?

– Конечно, так же, как фараон поверил Иосифу и как императрица Жозефина – госпоже Ленорман.

– Но когда же это случится?

– Завтра или сегодня вечером, а может быть, и через час. Кто знает?

– Но почему не сейчас, любезный друг? Если это счастье зависит от нас самих, то было бы безумием терять час.

– В таком случае не будем терять его…

– Неужели в самом деле это зависит от меня?

– Конечно, ни от кого больше, кроме вас.

– Ах, любезный друг, я так разбился от этого падения, что не могу ничего сделать. Сделайте это от моего имени.

– С удовольствием.

Карманьоль встал, спрятал в карман книгу «Семь чудес любви» и, полуоткрыв дверь, через которую входила сестра милосердия, сказал несколько слов, которых Жибасье не мог расслышать, и торжественно вернулся в комнату.

– Ну что? – спросил Жибасье.

– Я исполнил ваше поручение, – ответил Карманьоль, садясь на свое место.

– Когда же явится счастье?

– Оно придет в лице одной особы.

– Следовательно, нужно быть потерпеливее? – сказал Жибасье, взглянув на серьезное лицо Карманьоля, который перестал шутить.

– Вам не придется долго ждать. Вот оно! Я узнаю его по твердой поступи.

– О! О! Мне кажется, что у него очень крепкие сапоги.

– Конечно, ведь ему нужно было совершить большой путь, чтобы прийти к вам.

При последних словах Карманьоля дверь отворилась, и Жибасье увидел Жакаля в дорожном костюме, т. е. в плаще и толстых сапогах.

Жибасье смотрел на Карманьоля взглядом, который как бы спрашивал: «Это-то и есть счастье?»

Карманьоль указал глазами на Жакаля и кивнул головой.

Жакаль сделал Карманьолю знак удалиться, тот повиновался и вышел из комнаты, бросив значительный взгляд на своего собеседника.

Оставшись наедине с Жибасье, Жакаль осмотрелся, желая убедиться, что в комнате никого не было, и, взяв стул, пристроился у изголовья больного.

– Вы, конечно, ожидали моего прихода, любезный Жибасье? – начал Жакаль.

– Я солгал бы, если бы стал это отрицать, любезный Жакаль. Кроме того, вы сами обещали навестить меня, а когда вы обещаете, то никогда не забываете исполнить обещанное.

– Забыть друга – было бы преступлением, – сказал Жакаль поучительным тоном.

Жибасье ничего не ответил и только наклонил голову в знак согласия. Было ясно, что он сомневался в словах Жакаля и приготовился к обороне.

Со своей стороны, Жакаль употребил в дело все искусство, чтобы поймать в сети свою жертву. Это он называл опытностью.

Жакаль первый начал разговор.

– Ну, как вы поживаете?

– Довольно плохо!

– Хорошо ли о вас здесь заботятся? Всем ли вы довольны?

– Мне очень удобно, и я вам очень благодарен, любезный Жакаль.

– В таком случае вы не правы, жалуясь на судьбу. Находиться в теплой и сухой комнате гораздо приятнее, нежели на сырой земле, на дне колодца.

– Я так и думаю, – заметил Жибасье.

– О, добрейший Жибасье, – продолжал полицейский, – чем мне еще доказать, что я ваш искренний друг?

– Г-н Жакаль, вы не поняли меня. Позвольте же объяснить значение моих слов.

– Объясните, пожалуйста, – сказал Жакаль, с жадностью всовывая в нос щепотку табаку. – Я вас слушаю.

– Я действительно чувствовал себя очень плохо, но в настоящую минуту я совершенно здоров, добрейший Жакаль.

– В таком случае чего же вам еще нужно?

– Меня беспокоит моя будущность.

– Что вы, любезный Жибасье, разве можно заглядывать в будущее? Оно для нас закрыто.

– Тогда я не скрою от вас, что меня беспокоит и мое прошлое.

– Чего же вы опасаетесь?

– Пока я нахожусь здесь, я в безопасности и вполне спокоен, но…

– Но что дальше?

– Я боюсь, что в ту минуту, когда мне придет фантазия удалиться отсюда, может обнаружиться какое-либо препятствие или, наоборот, несмотря на мое желание остаться здесь, я принужден буду покинуть это убежище.

– Я могу вам только дать совет: оставайтесь здесь, если вам здесь удобно, но я знаю ваш непостоянный характер, да кроме того, о вкусах не спорят. Я предпочитаю говорить с вами откровенно.

– О, добрейший г-н Жакаль, вы представить себе не можете, с каким интересом я вас слушаю!

– В таком случае позвольте вам сообщить одну новость: вы свободны, любезнейший Жибасье.

– Что? – переспросил Жибасье, приподнимаясь с постели.

– Вы свободны, как птица, или, как человек, у которого умерла жена.

– Г-н Жакаль!

– Свободны, как ветер, облака, словом, – вы совершенно свободны.

Жибасье покачал головою.

– Как! – воскликнул Жакаль. – Неужели вы недовольны? Или вы сомневаетесь еще?

– Я свободен, свободен? – повторил Жибасье.

– Да, вполне!

– Я это слышу, но…

– Что, но?

– Но при каких условиях, любезнейший Жакаль?

– К чему вам это нужно знать, любезный Жибасье?

– А разве не нужно?

– Я продаю вашу свободу за бесценок!

– Это значит, вы злоупотребляете вашим положением?

– Чтобы я, Жакаль, стал торговать независимостью моего друга, я, который был всегда к вам так привязан, что моим постоянным желанием было находиться около вас, никогда не терять вас из виду! Ведь когда я однажды не имел о вас долго известий, то пришел в отчаяние. Вы сомневаетесь во мне, хотя я спас вас и облегчил все трудности плена!

– Вы хотите сказать, что вытащили меня из колодца?

– Вы не доверяете человеку, который с братской нежностью заботится о вас, – продолжал Жакаль, не смутясь словами Жибасье. – Чтобы я стал пользоваться вашим настоящим положением, положением моего несчастного друга. Ах, Жибасье, Жибасье! Вы меня этим оскорбляете!

И Жакаль, вынув из кармана красный шелковый платок, поднес его к лицу не для того, конечно, чтобы вытереть слезы, которых не было, но, чтобы высморкаться.

Слезливый голос Жакаля, обвинявшего Жибасье в неблагодарности, казалось, смягчил последнего, и он отвечал ему с такими же плачущими интонациями.

– Я нисколько не сомневаюсь в вашей дружбе, любезный Жакаль. Разве я могу забыть те услуги, которые вы мне оказали? Если бы я был способен на это, то заслужил бы название презренного циника, у которого нет ни сердца, ни чувств. Я должен бы был отрицать сущестование добродетели и святой дружбы… Нет, благодарю вас, Жакаль, в груди моей еще таится то святое чувство, которое мы называем дружбой. Не обвиняйте меня, но выслушайте: если я обратился к вам с этим вопросом, то это случилось потому, что я не доверяю себе.

– Ну же, успокойтесь и говорите яснее, любезнейший Жибасье.

– Ах! – вздохнул каторжник. – Я великий грешник, г-н Жакаль!

– Что же? Даже в Писании сказано, что и святые иногда грешили по семи раз на дню.

– Бывали дни, когда я грешил четырнадцать раз, г-н Жакаль.

– Но ведь, надеюсь, вы и не причислены к лику святых? Действительно, вы впадали в ошибки…

– Ах, если бы я только впадал в ошибки…

– Я не предполагал, что вы такой великий грешник, Жибасье.

– Ув ы! Что делать…

– Может быть, вы двоеженец?