рядом. Так, в молчании, мы ехали до самого поселка. Я был уверен, что она думает о тех несчастных, которые умерли и теперь не могут воскреснуть, и о том, как им можно помочь… Но все-таки она отправилась со мной в «Сухие воды», вместо того, чтобы решать с остальными возникшую проблему. Наверное, она боялась, что по дороге произойдет что-то непоправимое и я превращусь в призрака. С одной стороны, я, конечно, был благодарен ей, с другой — ее забота меня серьезно смущала. Я уже понял ее особое отношение ко мне, и она мне, в целом, даже нравилась — красивая девушка и внутри, и снаружи… Но что я мог поделать, если испытывал к ней только дружеские чувства? Не то, чтобы я заводил романы исключительно по любви, при других обстоятельствах я бы точно не растерялся, но ведь Матрена — мой боевой товарищ, и мне меньше всего хотелось потерять своего друга из-за глупой, короткой интрижки.
Я осторожно, краем глаза, скользнул по ней взглядом. Встречный ветер развивал ее золотистые волосы, милое, немного детское из-за пухлых губ и румянца на щеках, лицо было сосредоточенным. Хватит ли у меня духу сказать ей все прямо? Я надеялся, что если откровенного разговора не избежать, то произойдет он еще очень не скоро.
На КПП в «Сухих водах» дежурил все тот же хадаганец, который сразу нас узнал и почему-то очень обрадовался, будто встретил старых друзей. Я спросил у него, где искать Жало Степных, и едва не вывалился из седла, когда он мне ответил.
— Как это ушла? Куда? Давно?
— Сегодня утром. Собрала манатки и поминай, как звали.
— А куда она пошла? Она говорила что-нибудь?
— Нет. Но вид у нее был странный. Вчера загадочная вернулась, а сегодня как фурия унеслась, будто дом у нее горит.
— Что ты теперь будешь делать? — спросила Матрена.
А что я мог сделать? Не искать же ее в одиночку по всему Игшу! Теперь я злился и на самого себя за то, что не отвез ее в Незебград сразу, и вообще на весь мир.
— Возвращаемся в санаторий.
Матрена, сгорающая от желания как-то меня подбодрить, неуверенно произнесла:
— Может быть, ты где-нибудь еще встретишь ее, раз уж орки считают тебя Избранным…
— Может, — буркнул я, и она так не решилась что-то добавить.
В «Седьмом дне» царила обманчивая благодать. Скорее всего в кабинете Корнилина шел экстренный совет, но присутствовать на нем желания у меня не появилось. Я был голоден и собирался это исправить. Матрена удивленно проводила меня глазами, замерев в нерешительности, но затем все-таки направилась к административному корпусу, видимо посчитав, что на территории санатория мне ничего не угрожает.
Мой ужин уже подходил к концу, когда рядом, придвинув стулья от соседних столов, расселась вся честная компания. Я с каменным лицом, демонстративно не обращая внимания на направленные на меня взгляды, медленно допивал свой чай, смакуя каждый глоток. Обстановка в воздухе ощутимо накалялась, в основном из-за Зеницына, нервно барабанившего пальцами по столу. Я подцепил ложкой лимон и закинул в рот, прожевал, скривившись, отставил стакан в сторону и только после этого произнес, ни на кого не глядя:
— Ну и?
— Пришло время наведаться в логово свободнорожденных, как они себя называют, — тут же сказал Зеницын, по лицу которого было понятно, что его терпение на исходе, — в Придонск. Они там все — бандиты. Лучше всего выдать себя за их… хм, коллегу… коллегу, прибывшего аж из столицы, с тем чтобы наладить поставку туда «белой смерти». Великолепная легенда, тем более, что со столичным дном тебе, я знаю, уже приходилось сталкиваться. Ты сыграешь свою роль превосходно.
— Я?!
— Да, ты. И не беси меня, Санников. Мы здесь не на прогулке!
— Лично я здесь на отдыхе по направлению от своего командования. Никаких приказов от Хранителей я больше не получал.
— Это приказ Комитета!
— Я не подчиняюсь Комитету!!!
— Ах вот как ты заговорил…
— Товарищи! ТОВАРИЩИ! Давайте успокоимся! — вклинился Корнилин, замахав руками, потому что мы с Зеницыным, прожигая друг друга взглядами, начали приподниматься со своих мест. — Я понимаю, все на взводе, но нужно взять себя в руки!
Я плюхнулся на свой стул и, откинувшись на спинку, скрестил руки на груди, все еще неотрывно глядя на Зеницына. Он боролся против наркомафии, к исчезновению Жало Степных не имел отношения, а загадочный ритуал, в который меня втянули не посвятив, проводила Саранг Еше. Но вся моя злость из-за серии неудачных событий все равно сконцентрировалась именно на нем.
— Попробуй отказаться сотрудничать с Комитетом, Хранитель, и посмотрим, долго ли ты будешь носить свои погоны, — процедил Зеницын и тоже опустился на свое место.
Он был прав. Хоть я и служил в другой структуре, но мое командование не просто так прислало меня сюда, поэтому изображать дурачка и отказываться помогать Комитету, ссылаясь на отсутствие прямого приказа от Хранителей, не самая блестящая идея. Выбора у меня не было. И от этого моя злость к комитетчику возросла еще больше!
— Товарищ Санников, вы же знаете, как нам нужна помощь, тем более сейчас, — заговорил Корнилин, стараясь загладить резкость Зеницына. — Если мы не остановим моего отца здесь, то скоро вся Империя захлебнется в его соли!
Он замолчал, ожидая ответа. Мы с Зеницыным продолжали сверлить друг друга взглядами.
— Кхм-кхм… В Придонске живут не только гоблины — кого там только нет! — осторожно сказала Саранг Еше, прервав затянувшееся молчание.
— Пристанище отбросов общества, — рыкнул Щит. — А заправляет у них минотавр.
— Надеюсь, не струсишь… лейтенант, — надменно произнес Зеницын.
— Это удел штабных офицеров, а я — боевой, — не остался в долгу я. Если мои слова и задели Зеницына, то вида он не подал.
Солнце укатилось за край аллода и нежаркий день сменился сумерками, принесшими с собой холодный ветер. В Придонск я отправился один, хотя моя группа в полной боеготовности ждала меня под стенами крохотного даже не городка, а поселка, где местные жители отказывались признавать имперские законы. Без своей военной формы я чувствовал себя очень странно, она уже стала частью меня и теперь мне казалось, что я явился в Придонск не полностью.
— Лучший самогон в Придонске и окрестностях! Валит даже Бычару! Не верите — спросите у него сами. Хотя лучше все же не спрашивайте,