Он постучал себя по голове.
– Вот они где – все трагедии!
Наступила короткая скорбная тишина, а потом драматург сказал:
– Но она – звезда во всех моих трагедиях, и она все еще сверкает – ярче и ярче.
– Мой дорогой Йири! – сочувственно вздохнул Милош.
– Может быть, когда-нибудь мы снова сможем увидеть на сцене одну из ваших пьес, – выразила надежду Лари.
Она хотела не только приободрить Йири, но и узнать его реакцию. Лари помнила, что он точно предсказал конец Пражской весны.
– В этом нет ничего невозможного, Ларейна, – ответил Йири. – Думаю, мы уже дошли до предела терпения и не можем больше жить с повязкой на глазах и с кляпом во рту. Вы слышали о Вацлаве Гавеле? Он тоже драматург. Он попал в тюрьму за то, что сочинял такие же пьесы, как я… Вацлав в тюрьме и продолжает творить, его произведения каким-то образом попадают во внешний мир, и люди передают их друг другу. Повсюду появляются петиции с требованием освободить его. Это хороший знак! Йири поднялся со стула.
– А теперь вам придется извинить меня. Сейчас моя жена – кормилец семьи, и мне нужно быть дома, чтобы приготовить обед. Но давай поскорее встретимся снова, Милош! Ты в любой день сможешь найти меня здесь, в моем кабинете!
Милош встал и снова обнял его. Йири неуклюжей походкой направился к двери.
– Бедняга! Видишь, что сделали с ним власти? – с горечью сказал Милош.
То, что Милош встретился с Жилкой, увеличило вероятность слежки. Правительство не оставит его в покое.
– Ну пожалуйста, позволь мне увезти тебя отсюда! – снова стала упрашивать его Лари. – Если я попрошу Дэвида…
– Уж не хочешь ли ты сказать мне, что он влюблен в тебя и сделает все, о чем бы ты ни попросила? О да, я заметил это, Ларейна! Вот почему мистер Уайнэнт хотел, чтобы ты была в безопасности. Но я не собираюсь уезжать. Что бы ни случилось, мое место здесь!
Лари не стала больше спорить. Она согласилась улететь на следующий день, но обещала вернуться как можно скорее, убедившись в том, что находится под защитой американского гражданства. Чтобы обеспечить ее безопасность, Милош убеждал дочь не делать официального заявления об отказе от родства с Джином. Сам же он планировал обосноваться в Праге и продолжать поиски Кат. Лари пыталась оставить ему денег, но Милош отказался.
– А на что ты будешь жить? Ведь у тебя все отняли!
– Найду какой-нибудь способ, – просто ответил он.
– Может быть, ты сможешь продать гобелен, если я скажу тебе, где…
– Нет! – резко перебил ее Милош, встревоженный. – Я не хочу этого знать… пока не буду уверен, что они не отнимут и его тоже.
Они вернулись в отель, Лари упаковала вещи и заказала билет на следующий день, на утренний рейс. Потом позвонила в Рим, где ее ждали переговоры, и предупредила о своем прилете.
Вечером они поужинали в ресторане отеля. Им обоим с огромным трудом удавалось поддерживать хорошее настроение. Они говорили о своих планах, мечтали о скорой встрече. Лари пообещала, что это будет через два-три месяца.
Утром Милош поехал вместе с ней в аэропорт.
– Не беспокойся, у меня все будет в порядке, и мы снова будем вместе! – несколько раз заверил он ее.
Возле трапа Лари, не помня себя, обняла отца и не могла оторваться от него. Стюардесса, стоявшая рядом, поторапливала ее, говоря, что самолет улетит без нее. Тогда Милош снова начал утешать ее.
– Мы снова будем вместе, обещаю тебе. Мы все…
Лари знала, что верить в это – просто безумие. Но слова отца помогли ей в конце концов расстаться с ним.
ГЛАВА 36
Рим в апреле… Каким бы он мог быть прекрасным, если бы с ней рядом находился возлюбленный, если бы она приехала сюда в отпуск, после которого ей предстояло вернуться в теплый и уютный дом, где кто-то радовался бы ее возвращению. Но ничего этого у Лари не было.
У нее была замечательная работа, которая приносила ей удовлетворение. Но без личной жизни, без дорогих людей, с которыми она могла бы поделиться своими радостями и достижениями, успех начал казаться Лари бессмысленным. Это чувство не исчезло и после того, как она обрела отца и была вынуждена оставить его.
И все же виды «вечного города», проносившиеся мимо во время поездки из аэропорта, давали ей утешительную философию. Из этого города два тысячелетия назад управляли самой могущественной империей в мире. Но империя пала, а Рим стал могучим напоминанием о том, что со временем все может измениться. Лари чувствовала, что теперь самым лучшим лекарством от грусти будет работа, которая привела ее сюда.
Итальянские партнеры Европейского инвестиционного консорциума зарезервировали для нее номер в отеле «Хасслер – Вилла Медичи». Они хотели, чтобы Лари оформила интерьеры отелей, которые в это время строились в Гонконге и Сингапуре.
Отель «Хасслер», обслуживавший только элитных клиентов, находился на вершине «Испанских ступенек». Из номера Лари открывался великолепный вид на Рим. Она приняла ванну, немного вздремнула и, готовясь к встрече с представителями консорциума, стала изучать пачку чертежей, которые прислали в ее нью-йоркский офис. Эта работа могла принести фирме «Хейли—Данн» многомиллионную прибыль.
В семь часов консьерж позвонил в номер Лари и сообщил ей, что в вестибюле отеля ее ждет синьор Альдо Пинелли, чтобы сопроводить на обед. Она еще раз оглядела себя в зеркале. Из дипломатических соображений Лари выбрала черный шелковый костюм от Валентино, шикарный, но не вызывающий. В последнюю секунду взяла пару алмазных клипсов из тех немногочисленных драгоценностей, которые привезла с собой.
Как только она вышла из лифта, синьор Альдо Пинелли поспешил к ней навстречу. Оглядев его, Лари оценила предусмотрительность итальянцев. Они выбрали для нее такого сопровождающего, который своей внешностью и очарованием не слишком отвлекал бы ее от дела. Альдо Пинелли был толстый, на голову ниже ее, с мрачным лицом, обрамленным ожерельем из нескольких подбородков, и держался он сугубо официально. Представившись Лари, Пинелли приложил все усилия, чтобы согнуть в поклоне свое круглое тело, а потом с восхищением осмотрел ее, но без всякого намека на вожделение. Предложив Лари руку, он повел ее к белому «роллс-ройсу» с шофером, ожидавшему их возле входа в гостиницу.
Оказавшись в машине, синьор проявил себя как человек, обладающий гораздо большим очарованием, чем казалось на первый взгляд. Он превосходно говорил по-английски и пользовался им, чтобы бросать забавные замечания по поводу всех достопримечательностей. Когда их автомобиль, огибая Колизей, проезжал мимо скелетообразных арок древнего стадиона, Пинелли рассказал Лари о местном поверье, гласившем, что «когда Колизей рухнет, то и Рим тоже рухнет, и весь мир последует за ними».