будет. Какой бомж пойдет жаловаться к ментам? Да и не сбежишь. – Он похлопал себя по изуродованной ноге. – Я еще легко отделался. Ребята рассказывали, что этот фашист забил одного мужика насмерть, а мясом убитого кормил собак.
– А как же вам удалось избавиться от Голенищева?
– Бабухин выручил. Вернее, выкупил. Меня и Моржа…
– Вы давно знаете Руслана Яковлевича?
– С ним Морж давно был знаком…
– Ну, за здорово живешь Бабухин не стал бы раскошеливаться, так я понимаю?
– Надо думать, – усмехнулся Баобаб.
– В чем же была его выгода?
– Это уж вы сами спросите у Моржа, – хмыкнул Молотков. – Что же касается… Думаю, что мои картинки Бабухину нужны были. Товар, так сказать. А мне жрать надо. Куда беспаспортному ткнуться со своими работами? Л Руслана не интересовало, имею ли я прописку.
– Много он дает вам за картины?
– У нас, так сказать, безденежный обмен. Я ему свой талант, а он – харч и выпивку.
– Бабухин часто заказывает вам картины?
– Заказывать? Мне, художнику! – искренне удивился Баобаб. – Нет! Я пишу только по вдохновению. Ну скажите, можно ли, например, заказать вот эту работу? – Молотков взял со стола фото картины под названием «Встреча».
Главным в ней было – невыразимо грустные женские глаза. Вокруг них непонятные фрагменты. Но если внимательно приглядеться, то выходило, что эти фрагменты как бы составляли абрис лица. Ветви деревьев, неясные фигуры, вроде бы изображали волосы. В сплетенных цветах угадывались губы, а два полумесяца очень напоминали шею и подбородок. На втором плане были изображены фигурки людей. Взрослых и младенцев. Среди них угадывались сам Молотков и Морж.
– Портрет женщины? – высказала осторожное предположение следователь.
– Воспоминания о женщине, – поправил Молотков. – И то, что с ней связано: любовь, молодость, мечты… Представьте себе, мужчина встречает через много–много лет свое прошлое…
Он замолчал, грустно глядя в окно.
– Личное? – спросила Гранская.
– Нет, – медленно покачал головой Молотков. – Но и очень близкое мне. Свидетелем встречи я оказался случайно. И меня просто поразили глаза этой женщины… Такие же, наверное, были бы у моей жены, увидь она меня сейчас… После этого он ходил как чокнутый…
– Кто? – не поняла Инга Казимировна.
– Морж.
– А он–то при чем?
Гранскую каждый раз сбивала с толку манера задержанного перескакивать с одного на другое.
– Так ведь я изобразил встречу женщины с ним. Понимаете?
– Погодите, погодите. Расскажите, пожалуйста, об этом подробнее. Когда это было, где, что за женщина?
– Когда? – переспросил Баобаб, почесывая голый череп. – Недели две–три назад. А насчет где: в сквере было дело, «У Дуни». Пришли мы туда калымить. На пузырь. Вернее, я сидел в сторонке, а Морж предсказывал судьбу клиентам. По руке. Набрали уже на две полбанки, хотели пойти в винный, вдруг подходит дамочка. Уже не первой молодости, но, скажу я вам, вполне еще весьма… И просит она Моржа рассказать, что ее ждет. Тот берет ее лапку, смотрит на линии, говорит о том, что видит, а потом вдруг…
Молотков неожиданно замолчал.
– Что – вдруг? – нетерпеливо спросила Гранская.
– Понимаете, Инга Казимировна, даже не могу передать, что и как между ними произошло… Словно ток прошел через их руки.
– Разволновались? – подсказала следователь.
– Да нет, словами это не выразишь. – Он ткнул пальцем в фотографию картины. – Не знаю, удалось ли, но я попытался выразить своими средствами: через глаза женщины.
Баобаб снова умолк.
– И что же дальше?
– Она как бы очнулась, вырвала руку, достала из сумки первую попавшуюся купюру, сунула Моржу и цок–цок каблучками… А он стоит как завороженный. Я подбежал, смотрю, держит в руке пятидесятирублевку. Толкнул Моржа, говорю, что это за краля? Он, ничего не ответив, сорвался, побежал за ней. Но так и не нашел, как сквозь землю провалилась… Надрались мы с ним в тот день по–черному. Морж и выложил по пьянке, что когда–то был по уши влюблен в эту дамочку, тогда она еще была совсем молоденькая. И, главное, познакомились они сумасшедшим образом. Она его с того света вернула.
– Каким образом?
– Самым натуральным… Морж полез купаться в пруд где–то на окраине Москвы. Ну и свело мышцы. Девчонка эта и вытащила его из воды. Наглотавшегося, без сознания… Откачала, вызвала «скорую». Моржа увезли в больницу в балдежном состоянии. Там он оклемался, спрашивает, кто, мол, спаситель. Врачи не знали… Морж мне рассказывал: помню, мол, как в тумане красивое лицо… Словно во сне привиделось. Ну а потом стал искать. Не нашел… Но вскоре их случай свел… А кино так и назвал «Девушка из моих снов»…
– Какое кино?
– Ну, свою первую картину. Ему, понимаете, после ВГИКа дали снимать полнометражный фильм. В главной роли он и решил снимать свою спасительницу.
– Вы видели этот фильм? – поинтересовалась следователь, так как не смогла его припомнить.
– Нет. Я вообще терпеть не могу кино. Разве это искусство? Театр – другое дело.
– Фамилию этой женщины он называл?
– Нет. Только имя. Лайма. Редкое, правда?
– Редкое, – согласилась Гранская. – И что же, они поженились?
– Я так и не понял. Морж сказал, что после съемок они жили как муж и жена, а потом расстались. Почему, не объяснил. А я в душу не лез… Однако после встречи «У Дуни» я понял, здорово его зацепило. Потом Морж где–то пропадал дня три. Заявился и говорит: знаешь, у меня была дочь. Умерла совсем маленькой, грудной. Я спрашиваю: дочь Лаймы? Да, говорит. И напился, неделю не просыхал.
– Юрий Антонович, Морж не делился с вами, может, у него появились какие–то планы в отношении Лаймы?
– Прямо – нет. Но как–то вырвалась фраза: я готов ей все простить.
– А что конкретно?
– Не говорил.
– Еще вопрос. Она сейчас замужем?
– Чего не знаю, того не знаю.
У Гранской в голове уже возникла новая версия, в центре которой была ревность, та самая ревность, которая так часто толкает людей на тяжкие преступления.
– Где живет Голенищев? – спросил Захар Петрович Измайлов.
Они сидели с Ингой Казимировной в его кабинете.
– Хутор Большие Ковыли, – ответила следователь.
– Уму непостижимо! – возмущался облпрокурор, записывая что–то на перекладном календаре. – Чтоб в наше время людьми торговали!…
– Я считаю, нужно немедленно проверить показания Молоткова. Представляете, если они подтвердятся?!
– Да, это дело так оставлять нельзя. Сегодня же позвоню в ростовскую прокуратуру. – Измайлов отложил ручку. – Вы знаете, Инга Казимировна, просто отказываюсь понимать, что происходит вокруг.
– Самое страшное, что мы уже начинаем привыкать.