Она помолчала, но он ждал ответа.
— По-другому не могу, — призналась Эва.
— Попробуй, — сказал он.
Её слова были не внове. Он и сам понимал, что так оно и есть. Иногда она вела себя как прежде, но потом словно приходила в себя и шла на попятную. Всеми силами рушила установившееся хрупкое перемирие. И это тоже тяжело. День за днём переживать одно и тоже. Это тоже злило. Её упрямство. То зарывается в свою обиду с головой, то делает вид, что ей все равно, и он для неё ничего не значит. Только что-то в глубине его души продолжало убеждать в её чувствах, а не в их отсутствии. Хотя она очень старалась показать обратное. Но, к счастью, Эва не была хорошей актрисой.
— Не изводи меня полупрозрачными намёками. Я не могу… — шаг за шагом она высказывала свои мысли. Это получалось несколько отрывочно. Но главное, то, что она заговорила. Пошла на контакт.
Утки шумно хлопали крыльями и крякали. Рядом верещали дети. Солнце светило ярко, но совсем не грело. У неё совсем замёрзли руки, и Ян сжал её ладошки. Руки у него были горячие. Рядом с ними примостилась парочка подростков, основательно запасшаяся хлебобулочными изделиями. Они не стали стесняться, положили рюкзаки на траву и уселись прям на них у самой воды.
— Не буду. Обещаю. Но не отталкивай, если я хочу обнять или поцеловать тебя. Мне тоже не очень легко, — он говорил тихо. Очень тихо. Да и она не повышала голоса. Каждое произнесённое слово оставалось между ними. И предназначалось только друг для друга. Вряд ли кто-то догадывался, как на самом деле они напряжены. Со стороны они выглядели милой семейной парой. Мужчина обнимает женщину и они, так же как и все находящиеся здесь, отдыхают у пруда. Стоят и наблюдают за птицами. Гуляют и любуются окружающими пейзажами.
— Тогда было так нужно, — наконец сказал он. Долго подбирал слова. Сказал, но так ничего и не сказал.
— Это мне всё объясняет, — в её словах была горечь. Не было сил на борьбу. А может это он, своим таким близким присутствием, сломил её. Она просто выразила своё отношение к его размытому объяснению, которое на самом деле ей ничего не объясняло.
Эва посмотрела на небо. Прищурилась от яркого света. Небо было синее, а облака на нем напоминали сахарную вату. Вкус из детства. Кажется, что вспомнив, она почувствовала его на языке.
— Я беспокоился за тебя. Рядом со мной тебе было опасно находиться, — он тщательно подбирал слова. Говорил спокойно, прислушиваясь к ней. Она молчала, но он всё равно чувствовал её отклик. Напряжение или расслабленность, скованность и протест.
Хорошо, что разговор этот происходил именно здесь и именно в таком положении. Не представлял, если бы они просто сидели друг напротив друга и беседовали о случившемся. Почему-то был уверен, что всё перетекло бы в другое русло. Это было бы неестественно и недосказано. А сейчас каждое слово значило очень много, и его было достаточно.
— Почему? — вполне обоснованно поинтересовалась она.
— Не все, даже в нашем бизнесе, пользуются законными методами. Мне угрожали, а значит, и ты могла попасть под удар. Я просил тебя уехать, но ты не захотела.
— А ты мог мне нормально об этом сказать? Почему ты решил сам, как именно для меня будет лучше? — она разволновалась. Обернулась и посмотрела на него. Слегка развернулась в его объятьях.
— А ты бы уехала тогда? — спросил он, придав тону непринуждённость. Посмотрел в серые глаза. Отвёл от лица выбившийся из хвоста локон.
Она снова развернулась лицом к пруду. Думала. Думала и молчала. Представила эту ситуацию.
— Ответь честно. Ты бы уехала? — спросил он. Склонился к ней и прижался к щеке. Щёчки её были холодные. И нос тоже. Она совсем замёрзла.
— Нет. Не смогла бы, — после раздумий ответила она. — Я бы сошла с ума.
— Вот видишь. А я не мог рисковать тобой, — со вздохом сказал он.
И это было всё, что он собирался сказать ей. Пока всё. О смерти Изабеллы ей знать не нужно. А о себе… Ну о себе можно рассказать, когда раны совсем затянутся и примут «благоприятный» вид для её восприятия, а не то, что сейчас. Но они заживали. Всё заживало. Причём, очень хорошо. И очень хотелось побыстрее обрести свою прежнюю физическую форму.
— И всё равно. Это тебя нисколько не оправдывает, — упрямо сказала она. — И сейчас всё изменилось. Нельзя всё разрушить и потом ожидать, что всё будет по-прежнему. Нельзя, понимаешь. Я не знаю… Я запуталась… — он и не ждал, что она в ту же секунду простит его и кинется с любовью на шею. Но по крайней мере, она пошла на разговор. Ну а остальное… Для этого, действительно, нужно время.
— Успокойся. Я не буду давить на тебя. Не буду.
— С тобой сложно. Очень. Я сейчас иногда сама себя не понимаю, не то, что тебя. Не могу справиться, хотя стараюсь.
— Ну, доктор Роббинс мне всё в подробностях объяснила, так что я постараюсь понять тебя, если ты не сможешь, — он улыбнулся. — Ну а я… Ты ведь тоже можешь спросить меня…
— Ты не представляешь! Ты просто не можешь себе представить каково это, когда абсолютно не можешь собой владеть. Организм неуправляем. Я не хочу плакать, понимаешь, не хочу! Но слёзы льются сами собой. Я хочу веселиться, но настроения нет вообще, и ничто не может поднять его. Дурные мысли лезут в голову, хотя я прекрасно понимаю, что не права. И кажется, что весь мир против тебя. И я ничего не могу с этим поделать. Только подождать пока это пройдёт.
— Это малыш тобой распоряжается, как ему вздумается. Это всё сложно. И может было бы по-другому. Но у нас сложилось вот так, и ты должна понимать, что отступать поздно. И теперь мы должны думать не только о себе, но и он нём тоже, — он переместил руки ей на живот.
— Может о ней?
— Может и о ней. Кого ты хочешь?
— Девочку, — сразу сказала Эва.
— И я, — кивнул он.
— Девочку? — она удивилась. — Все папы хотят мальчиков.
— Нет, я хочу девочку, — он улыбнулся своим мыслям.
— Посмотрим, кто там завёлся, — она мечтательно расцвела в улыбке.
Глава 44
«Да. Определённо хорошо иметь богатого мужа. Ну, пока ещё не мужа. Но почти мужа», — думала Эва лёжа в огромной кровати в роскошной спальне номера. Провела пальчиками по шёлковой простыне красного цвета. Сладко вздохнула и закинула руки за голову. Повернула голову, бросив взгляд в окно, декорированное тяжёлыми золотистыми драпированными шторами.
Время было позднее, но разноцветные огни били в окно. Сама атмосфера города сподвигала на активность. Буквально вселяла бодрость духа и снимала усталость.