Читать интересную книгу Любовь в Крыму - Славомир Мрожек

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Показывать мне такое...

СЕЙКИН. Сами пожелали посмотреть.

За малым занавесом звучит гонг.

Сейкин занимает место справа, в изножье дивана. Опершись о стену, он будет смотреть на малую сцену как театральный зритель. Стена скошенная, так что он не перекроет ни актеров, ни Захедринского.

Сцена из "Отелло". В роли Дездемоны Лили Карловна Вольф. Она лежит в ночной рубашке на кровати. Костюм театральный, но прическа та же, что прежде, с челкой и прядями, закрученными на щеки. С левой стороны малой сцены входит Рудольф Рудольфович Вольф в роли Отелло. На его голове тюрбан, костюм театральный, на тунике те же награды, что прежде.

ЛИЛИ.

Отелло, это ты?

ВОЛЬФ.

Да, Дездемона.

ЗАХЕДРИНСКИЙ (вполголоса). Но это же не для меня, это для вас.

СЕЙКИН (вполголоса). Вы уверены?

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Ну... Возможно, и для меня, только не в этом составе.

ЛИЛИ.

Ты ляжешь, мой синьор?

ВОЛЬФ.

Ты помолилась на ночь, Дездемона?

ЛИЛИ.

Да, мой синьор.

ВОЛЬФ.

Когда ты знаешь за собою грех,

Непримиренный с милостью небесной,

Покайся в нем сейчас же.

ЛИЛИ.

Мой синьор,

Что это значит?

ВОЛЬФ.

Слышишь? Торопись.

Я отойду. Мне тяжко убивать

Твой неготовый дух. Избави Боже,

Чтоб я убийцей стал твоей души.

ЛИЛИ.

Ты говоришь - убить?

ВОЛЬФ.

Да, я сказал!

ЗАХЕДРИНСКИЙ (сложив ладони рупором, кричит). Рельсы!

ВОЛЬФ (прерывая игру, к Захедринскому). Прошу не мешать актеру!

СЕЙКИН. Оставьте его, я тоже не люблю этого инженера, но он меня иногда выручает.

Актеры продолжают играть.

ЛИЛИ.

Святое небо, сжалься надо мной!

ВОЛЬФ.

Аминь, всем сердцем!

ЛИЛИ.

Раз ты так сказал,

Ведь ты же не убьешь меня.

ВОЛЬФ.

О-о!

ЛИЛИ.

И все же я боюсь тебя. Ты страшен,

Когда вот так ворочаешь глазами.

Чего бояться, я сама не знаю,

Раз нет за мной вины; но я боюсь.

ВОЛЬФ.

Помысли о твоих грехах.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Только без намеков!

ВОЛЬФ (прерывая игру, к Сейкину). Товарищ директор, что здесь происходит!

СЕЙКИН. Продолжайте играть.

Актеры продолжают играть.

ЛИЛИ.

Мой грех - любовь к тебе.

ВОЛЬФ.

За это ты умрешь.

ЛИЛИ.

Смерть, убивая за любовь, преступна.

Как ты кусаешь нижнюю губу!

Твой облик искажен кровавой злобой.

Я чувствую беду, но верю, верю

Она грозит не мне.

ВОЛЬФ.

Молчи! Довольно.

ЛИЛИ.

Молчу, но что случилось?

ВОЛЬФ.

Мой платок,

Заветный дар тебе, ты подарила

Микеле Кассьо.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Какой еще платок?

ЛИЛИ.

Нет, клянусь душой!

Пошли за ним, спроси его.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Вот именно!

ВОЛЬФ.

Не лги,

Не лги, красотка: ты на смертном ложе.

ЛИЛИ.

Да, но умру не скоро.

ВОЛЬФ.

Нет, сейчас же.

Поэтому признай свой грех открыто.

Ты, с клятвой отрицая слог за слогом,

Не отвратишь, не сломишь убежденья,

Которым я истерзан. Ты умрешь.

ЛИЛИ.

Так сжалься, Боже, сжалься! (Плачет.)

ВОЛЬФ.

Шлюха!

Ты предо мною слезы льешь по нем? (Указывает на Захедринского.)

Сейкин отрывается от стены и внимательно разглядывает Захедринского. Вольф-Отелло замирает, направив на Захедринского указательный палец.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. О чем это он?

Сейкин перестает смотреть на Захедринского и возвращается к роли зрителя, снова опершись о стену.

Актеры продолжают играть.

ЛИЛИ.

О, прогони меня, но дай мне жить!

ВОЛЬФ.

Сгинь, шлюха!

ЛИЛИ.

Убей хоть завтра! Дай пожить сегодня!

ВОЛЬФ.

Ты борешься...

ЛИЛИ.

Хоть полчаса!

ВОЛЬФ.

Я начал, я и кончу.

ЛИЛИ.

О, дай прочесть мне хоть молитву!

ВОЛЬФ.

Поздно. (Начинает ее душить.)[8]

ЗАХЕДРИНСКИЙ (вскакивает с дивана, насколько это возможно в его состоянии). Отпусти ее, хам!

ВОЛЬФ (переставая душить). Я не могу работать в подобных условиях!

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Так не работай, скотина!

ВОЛЬФ. Прошу не оскорблять меня!

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Сейчас я тебе покажу - оскорблять! (C угрожающим видом двигается к нему.)

ВОЛЬФ (отступая, задом к левой кулисе малой сцены). Я дам ход этому делу!

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Не успеешь, сексот!

СЕЙКИН. Что за манеры для сотрудника, ответственного за культуру, товарищ начальник. Как бы среагировал на ваше поведение товарищ Чапаев.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Нас.... мне на товарища Чапаева!

СЕЙКИН. На кого?

ЗАХЕДРИНСКИЙ (опомнившись). Ну, на него, может, и нет.

Занавес малой сцены самостоятельно закрывается.

СЕЙКИН. Не понимаю, для чего вы сорвали представление, товарищ Захедринский. Ведь ревность - именно ваша тема.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Всему есть предел, Петр Алексеевич. Да, я могу ревновать, страдать, устраивать сцены, но чтобы душить? Нет, это не по мне.

СЕЙКИН. Вы, Иван Николаевич, обнаруживаете слабость в подобных делах. А идти нужно до конца.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Возможно, это вы слабы, но не я. А если уж речь зашла о том, что идти следует до конца, то именно вам лучше бы помолчать. Хороши вы были в первом акте.

СЕЙКИН. В каком еще первом?

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Сразу после того, как сделали предложение Лилиане Карловне. Ничего не скажешь, красивый у вас был вид.

Сейкин молчит.

И характер свой прекрасный показали.

СЕЙКИН. Я должен был явиться в гарнизон.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Без невесты?

СЕЙКИН. Я собирался вернуться за ней.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Ну и как-то так не вернулись.

Пауза.

СЕЙКИН. Мне что-то начинает казаться, что ту сцену мы закончим.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Какую, с вашим предложением? А стоило бы.

СЕЙКИН. Нет, из "Отелло".

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Ага, понятно, следует идти до конца, да?

СЕЙКИН. Именно потому.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Но актеры-то ушли.

СЕЙКИН. Ничего, закончим сами.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. И я не ваша Дездемона.

СЕЙКИН. Обойдемся без нее. (Поднимает руки, растопыривает пальцы и шевелит ими, попеременно делает гимнастику, массирует.)

Захедринский отступает, двигаясь неловко из-за больной ноги. Сейкин идет за ним.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Да вы что, Петр Алексеевич...

СЕЙКИН. А то самое, мой дорогой, то, что и было.

ЗАХЕДРИНСКИЙ (отступая). Вы же сказали, что зла на меня не держите...

СЕЙКИН. Не держал, но возникли новые обстоятельства.

ЗАХЕДРИНСКИЙ (переставая отступать, так как уже касается ногами дивана). Какие обстоятельства...

Сейкин быстро достает косынку из кармана халата Захедринского.

Это недоразумение!

Сейкин отбрасывает косынку, хватает Захедринского за горло и опрокидывает на диван.

ГОЛОС ЧЕЛЬЦОВА (из-за правой кулисы). Иван Николаевич!. (Ближе.) Иван Николаевич!

Сейкин перестает душить Захедринского, берет под мышку лошадиный череп и исчезает в проеме малого занавеса.

С правой стороны вбегает Чельцов.

ЧЕЛЬЦОВ. Иван Николаевич... (Переводя дыхание.) Я так спешил, но... Иван Николаевич, вы где?

ЗАХЕДРИНСКИЙ (лежа на диване). Здесь.

ЧЕЛЬЦОВ. А, слава Богу, я уж подумал, с вами что случилось.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Дурной сон приснился.

ЧЕЛЬЦОВ. Все из-за ноги. А новости плохие, доктора не будет.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Зубатый ему не сказал?

ЧЕЛЬЦОВ. Зубатый? Он к доктору вовсе не ходил.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. А куда?

ЧЕЛЬЦОВ. Доносить.

Пауза.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Рассказывайте.

ЧЕЛЬЦОВ. Как я за ним увязался, он поначалу шел прямо, а потом смотрю сворачивает. Ну, думаю: "Ага!" Но ничего, думаю, может, он свернул, чтобы пойти другой дорогой. И только когда он опять свернул, а потом немного прошел прямо и вошел...

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Куда вошел?

ЧЕЛЬЦОВ. Лучше не называть.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Откуда вы знаете, что он там делал?

ЧЕЛЬЦОВ. А я зашел через сад, окно было открыто, ну я все и слышал.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Вас никто не заметил?

ЧЕЛЬЦОВ. Так ночь уже...

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Донес...

ЧЕЛЬЦОВ. Он на вас донес, что вы не донесли на него. Это правда, что вы не донесли?

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Не успел.

ЧЕЛЬЦОВ. А надо бы, надо... Теперь-то уже поздно. Ну, я тогда опять садом, потом бегом через бульвар и сюда. Только вот по дороге... (Достает из-за пазухи поллитровую бутылку водки и ставит ее на пол, возле изголовья дивана.) Для вас.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Это по какому же поводу?

ЧЕЛЬЦОВ. Пока ждете. Пригодится.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Награди вас Бог.

ЧЕЛЬЦОВ. Ох, беда, Иван Николаевич, почему не вы оказались первым.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Не получилось.

ЧЕЛЬЦОВ. Не донести, это же тяжкий грех.

Пауза.

Ну, тогда... Вы уж не гневайтесь, Иван Николаевич, но я лучше пойду.

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Конечно.

ЧЕЛЬЦОВ. Может, вам еще чего нужно?

ЗАХЕДРИНСКИЙ. Нет, больше я уже ни в чем не нуждаюсь.

Чельцов идет налево.

Может, только...

Чельцов останавливается.

Откройте, пожалуйста, окно, душно что-то.

Чельцов, потянув за шнур, раздвигает малый занавес (шторы). Балюстрада и верхушки кипарисов снова там же, где они были перед показом сцен из "Сна в летнюю ночь" и " Отелло". Разница лишь в том, что теперь глубокая ночь и верхушки кипарисов выделяются на фоне ночного неба.