Читать интересную книгу Я тебе не ровня (СИ) - Шубникова Лариса

— Арина… — подался к ней, влекомый светом глаз ясных, но возле сараюшки послышались голоса и не чьи-нибудь, а боярыни Ксении и Машки.

— Куда делась-то? Дома ее нет, Михал Афанасьич не видал. И в девичьей нет. Машка, признавайся, как на духу, где Арина, а? Нам с тобой дед ее под опеку дал, а мы прохлопали! Какие мы с тобой опосля этого бояре? Слову нашему никто не поверит!

— Матушка, ей Богу, не видала! Побегу поищу в конюшнях.

— Куда побежишь, неразумная? Боярские дочери урядно ходят, медленно. Пошли холопку на поиск. Вот найду, за косу-то оттаскаю.

Аришка сжалась в углу своем так, что Андрею снова стало жалко ее.

— Беги, нето. Боярыня Ксения крута, не спустит, — поднялся сам и руку ей протянул.

Она пальчики свои положила в его ладонь и уцепилась. Знала бы, дурёха, каким ознобом обдало Андрея, может так и не держалась бы крепко. Шумской-то ее поднял, да руку тут же отпустил…от греха.

— Спаси тя Бог, боярин Андрей. Побегу. И куст утресь высажу у Мавки, — вздохнула печально, и Шумской понял — псицу она долгонько еще помнить будет, а с того и печалиться станет.

Ариша поклонилась поясно, выскочила за дверь сараюшки, токмо коса ее золотистый след оставила. И не где-нибудь, а в дурных Андреевых глазах. Так и стоял — чурбан чурбаном — глазами хлопал. Дохлопался.

Пока шел через двор, пока Дёмку сыскал в кузнях, все мысль в голове вертелась, а уж как к вечеру и осозналась. Когда все спать улеглись, Андрей тихим сапом из ложницы вышел, оседлал сам Буяна и выехал в Савиново. Гнал, что чумной!

На подворье своем взбудоражил холопов, велел приказчика Архипа звать. Тот явился, едва порты натянув.

— Боярин, чего надобно? — с поклоном.

— Чего, чего… — Шумской башкой своей дурной тряхнул. — Намедни Цыганка ощенилась, так? Веди. И короб дай.

А Архипу-то чего? Взял, да повел. Чай не его ума дело — боярские заскоки.

На псарне, где разводили злых, охранных псов, в самом углу огороженном, в сене копались щенята. Цыганка — маститая псица — лежала на боку и грозно порыкивала. Токмо, на Шумского пойди, рыкни. Он, будто сам пёс, цыцкнул грозно и сука уши прижала.

Среди щенков — пушистых, толстолапых — пищал один брюхастый. Проворный такой, светлой масти, не в пример остальному помёту. Вот его-то и подхватил Андрей под толстое брюшко, поднял к лицу, осмотрел и улыбнулся — глаза-то щенячьи аккурат зеленые, как у Ариши.

— Спрячь в короб и неси на двор. Там меня жди. — Архип взял сучье дитя и ушел, а Шумской обратился с речью к псице, что глазами влажными проводила светленького своего.

— Не майся, псина. В хорошие руки снесу. Так-то подумать, ему свезло, — потрепал по теплой башке собаку и ушел.

Вот никто не знает, понимает пёс хозяина али нет, но Цыганка вмиг угомонилась, вроде как поверила Шумскому-то. Вот те и скотина…

Обратно к Берестово ехал уже спокойнее, вез коробок, в котором пищал толстобрюхий. Шумского без расспросов впустили охранные, и он тихой рысью добрался до боярского подворья. Скинул узду Буяна на руки холопу и отправился в ночной поход по городищу.

Майская ночь — светлая, теплая и душистая. Вокруг тишина, токмо по закуткам заборным слышны вздохи, да тихий девичий смех. Можа, и бабий, да как в ночи-то разберешь?

Когда добрался до Аришкиных хоромцев, оглянулся воровато, схватился рукой за край забора невысокого, подтянулся и перемахнул. Шел по двору ночному сторожко — не увидел бы кто. Вот смеху будет, когда поймут, кто тут темным временем шастает. Бог миловал — никто не приметил, шум не поднял. Андрей оставил коробок с затихшим щенём на крыльце и обратно вылез тем же порядком. Для себя вывел — деду Михаилу надоть за домом строже смотреть, а то приходи, кто хошь и уходи.

Глава 8

— Деда!! Дедулечка! — Аришка тащила большелапого щеня под мышкой, а тот все норовил вырваться и лизнуть рыжую. — Смотри скорее!

— Расшумелась, егоза. Чего там стряслось-то? — дед оторвался от своего занятия.

Михаил Афанасьевич изыскал способ золотца заработать. Переписывал книги, передавал на торг в Богуново, а то и вместе с проезжими купцами пересылал в городища поболее. Лука — холопский сын, взялся для подносных* книг делать кожаные переплеты. Аришка измысливала рисунок-вязь, холоп вытачивал его на деревянной плашке и все передавал кожевникам. А те уж за деньгу тискали на коже. Смех смехом, а дело-то прибыльное оказалось! Дед Мишка писал дюже справно, быстро, да ровно. С вензелями и завитушками. С того и покупались книги-то, хоть и были дороги.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Вскорости у воеводы Медведева именины, так вот дед Мишка и придумал сделать для старого-то друга родовую книгу. Чтоб описать там все Медведевское сословие почитай с первого боярина. Книга долгой-то не была — первым боярином стал отец воеводы. Тому была жалованная грамота и боярский чин. Но дед Миша уж описал и воеводу, и сыновей его, и внуков. Радовался, что такой дорогой подарок будет для дорогого друга! Дрожал над ней, аки над родным дитем, а потому и не рад был Аришкиному зову.

— Деда!! — Аришку внесло в гридницу. — Глянь!! Утресь Уля нашла на крыльце! Красивый какой.

— Утром, — привычно поправил дед. — И что орать? Ну щеня и чего? Откуда?

— Так не ведомо. Короб на крыльце оставил кто-то, — тут Ариша запнулась…

Ухватила мысль неясную, замолкла и сообразила — боярин Шумской, более некому. Жалилась вчера Андрею про Мавку-то, вот и… Вмиг Аринку накрыло румянцем счастливым.

— Что замолкла? Дай-ка, — взял дед толстопузого непоседу в руки, оглядел. — Эва! Аринка, так-то пёс непростой. Глянь, маститый. Кто ж такое дорогое подношение-то сделал? Не боярин ли Аким? К чему? Может, Демьян?

Вопросы из Михаила Афанасьевича сыпались, что горох, а Аришка смолчала, только засветилась улыбкой мечтательной, да глаза потупила.

— Не знаю, дедушка, — голосок дрогнул, да дед не заметил, любовался на светлого щеня, оценивал хозяйски.

— Дали — надо брать. Ты вот что, Аринка, пса не балуй. Пусть растет злой — охранник получится, — сказать-то сказал, но уж знал, не послушается внучка. На руках таскать станет, возиться всячески и голубить.

— Он маленький же, жалко, — Аришка забрала толстопузого из рук деда, прижала к груди.

— Как звать станем? — Чудом Аришка сдержала язык свой, не сболтнула — Гарм.

— А как скажешь, дедушка.

— Ну тебя. Не до баловства. Нареки, как знаешь. Кыш! — Аринку снесло из гридницы в момент.

Пробежалась до амбара, присела на крылечко низкое и давай со щенём болтать. Неждан-то, холоп, только диву давался — чудная девка, добрая, но чудная.

Почитай целый день и провозилась с малым псом. Тот бегал за Аришкой, переваливался потешно, словно гусёнок. Играл, тянул ее за подол зубками, а Аринка смеялась. Позже, когда уселась девушка за работу — кружева плесть, все никак не могла унять себя. Плетение не шло, а шло иное — взялась вышивать ладанку для Шумского. Так поглядеть, ладанки-то дарили близкие токмо: невесты, сестры, матери. Но Аришка повод нашла — благодарность, а потому решила, что урядно и принялась за работу. Сметала мешочек малый, сложила туда церковной земли*, ушила накрепко. А уж потом вышивала мешочек поболее и не просто, а самыми красивыми нитями, да узорами. Повесила на кожаную веревочку и схоронила до времени в девичьем своем коробе.

Так до ночи провозилась, а когда пришло время спать — не смогла. Все думала, мечтала, горела румянцем ярким.

На боярское подворье Ариша прибежала с ранним утром. Потолклась возле крыльца, высматривая Шумского, прошлась до ратных домков и обратно. Спохватилась — с чего удумала, что он еще, в Берестово, а? Может, уж в Савиново свое уехал?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Аринка, ты чего тут? — Маша выплыла из хором, потянулась сладко. — Вот неймется тебе. Я бы спала, да спала.

— Машуль, здрава будь. А Демьян дома?

— Демьян, Демьян — кто упал, тот и пьян. С ночи не возвращались. Поехали с Шумским в Боровку. Обещали быть к вечеру. А тебе зачем? — Машка и спросила-то с праздного любопытства, а Арина замялась.