Лариса Шубникова
Я тебе не ровня
Глава 1
Где-то в Древней Руси… Мир, в котором живут герои — условен. Все события выдуманы, а совпадения случайны.
— Ариша, где ты? Пойди-ка, свечу мне принеси!
— Бегу, деда, — рыжая девчонка метнулась в клеть и ухватила пук свечей.
Бежала в гридницу, зная — если дед просит свечу, значит, будет учение. Урок.
— Ох, и быстрая ты. Как есть егоза.
Пока Ариша вставляла новую свечку, пока усаживалась на лавку, расправляя подол запоны*, дед уложил на столе свиток и принялся читать вслух.
Осень на дворе: небо хмурое, дороги развезло. Холодов еще нет, а потому грязно, серо и тоскливо. Ни тебе игр, ни гуляний. Одна радость — дедовы уроки.
Ариша с дедом жила сколько себя помнила. Тот был человеком ученым, служил князьям, что могли позволить себе платить за уроки. Подолгу не задерживался ни у кого — переезжал часто, будто бежал. Аришка привыкла, что нет у нее подруг, нет дома, а есть дед, которому все неймется, не сидится на месте.
— Сие есть перемётно* на славянский — радость, — у деда голос приятный, но тихий. — Арина, слышала? Повтори-ка.
— Хара, — послушно повторила внучка.
И так еще долго. Дед читал по-гречески и заставлял внучку повторять, запоминать и писать чудные слова. Проку от того учения было маловато — языков Ариша не выучила вовсе, но кое-какие слова разумела. А вот счет и письмо девчонке удавались. Лихо считала внучка ученого мужа, а уж писала так, что любо дорого! Читала без запинки и дед почитал ее девицей образованной. Не было таких среди простого сословия, а если уж начистоту, то и в боярском немного бы сыскалось.
Аришка быстрой была, как рыбка. Все-то у нее со смехом, с шутками. И сама все больше бегала, чем ходила, хоть дед и ругал ее за эдакое буйство. Ведь не маленькая уже, шестнадцать годков стукнуло, а все как дитё малое. То камешки собирает, то с собаками говорит. А если уж коня доведется приласкать-покормить, то радости на неделю. А так-то посмотреть — совсем невеста. Коса толстая, с кулак, и долгая. Рыжая, будто солнцем целованная. Мордашка милая, улыбчивая. Зубки меленькие, белые. Ну и девичья стать уже образовалась, как без нее? Все на месте — округло там, где надо, стройно везде, где нужно.
Дед — Михаил Афанасьевич — замечал уж, что на Аришку парни заглядываются, а потому стал вести с себя с внучкой строже. Запрещал ходить одной, где невместно. Следил и всячески уговаривал сдерживать свой нрав — улыбчивый и шутейный. Но где ему совладать с непоседливой внучкой? Та нос-то свой везде совала, все ей интересно было, да ново. Вот и уследи, попробуй. Особо, когда уроки с княжичами да воеводскими сынками, а девка невесть где бродит.
Тяжело приходилось, только дед внучку любил, знал, что одна у него отрада, хоть и хлопотная. И дело вовсе не в характере, а в том, как эта девчонка ему досталась.
Родной она Михаилу Афанасьевичу не была вовсе, взял он ее на воспитание четырех лет от роду и повез по свету. История темная, и о ней ученый муж никому и никогда не рассказывал. Даже Арине.
— Деда, а когда будем читать? Вон ты утресь принес свитки новые. Никак князь Владислав дал?
— Не утресь, а утром, — поправил дед привычно. — Дал. Завтра и начнешь. В них о Египте.
— А сейчас чего же? Нельзя? — обиделась Аришка.
— Уймись, непоседа! Свечей переведешь на неделю вперед, коли ночью читать вздумаешь.
Любила Аринка читать про неведомое, вот хлебом не корми, дай новое узнать. Дед и таскал для внучки свитки да книги, что давал княжич. Своих тоже было, да их Ариша успела уж и выучить, а новые покупать дюже дорого выходило.
— Дедушка, ну дай, голубчик, — канючила девушка, а дед ни в какую.
— Косу отрастила, учение освоила, а вот смирения и порядку девичьего как не знала, так и не знаешь! — выговаривал Михаил Афанасьевич.
— Деда Миша, я научилась бы, так у кого? — и дед замолчал.
Правда, у кого? Были чернавки, конечно: помыть, принести, постирать. А женщины мудрой для обучения Аринки не сыскалось, а ведь всем известно — нет мамки, наставницы, нет и толка. Много ли старый дед научит по бабьему уставу? Вот то-то и оно! С того Аринка и была малость мечтательной, и уж совсем свободной в разговоре с человеком любого сословия. И боярину могла ответить, и с чернавкой поболтать о насущном. О таких говорили — места своего не знает. Однако Аришку любили и прощали ей многое. То ли из-за косы солнечной, то ли от глаз ясных, то ли от улыбки лучистой. Кто ж знает?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Утром Михаил Афанасьевич Дорофеев встал задолго до света. Крякнул натужно, поднимаясь с лавки и прошаркал к оконцу малому. Оглядел двор, на который определили его и внучку жить, и понял — надо бы уже осесть и не где-нибудь, а у хороших людей. Уже и деньга какая никакая скоплена, и время его пришло. Старость она такая — кряхотливая, немощная, да и конец мог наступить быстро, нежданно, а внучку надо пристроить.
Сел к столу, достал бурый лист и стал писать старому своему другу — сотнику Медведеву. Тот воеводствовал у князя Бориса, среднего сына князя Болеслава Большого. Вот у него и просил приюта и защиты дед Михаил.
Позже, когда Аринка принесла утречать, отдал ей свиток малый и велел отнести к Федору Мамаеву — тот с последним в этом году обозом отправлялся в Паврень. А уж от Паврени-то всяко найдется запоздалая купеческая ладья, которая и довезет за деньгу-другую послание до Богуново. Там-то и проживал друг-сотник и рать его располагалась. Стало быть, ответ дед Михаил получит только с весенним теплом и сухотой. Ну, значит надо ждать и учить княжичей да боярских отпрысков.
Аринка послание взяла, зная уж, что скоро уедут. Так всегда было. Дед писал письмо и отправлял с обозом, а через несколько месяцев Ариша собирала короба и сундуки, садилась в телегу (ладью, повозку) и отправлялись они с дедом к новому месту.
Девушка накинула шушпан* и припустилась на двор к купцу Мамаеву.
Встретили ее по-доброму, а все потому, что младшой сын Федора — Петр, как говорили «убивался» по рыжей Аришке еще с прошлой Пасхи. Мамаевы девкой не то, чтобы довольны были, но породниться с ученым Дорофеевым зазорным не считали, тем паче, что за стариком и деньга водилась кое-какая. А потому и улыбались сладко большуха* Мамаевская и обе ее дочери.
— Аринушка, здравствуй, красавица. Редко заходишь, не радуешь нас, — сладко вещала дородная Мамаева. — Все в делах да в хлопотах? Хорошая хозяюшка.
И то правда. Аринка в работе проворная была — и постряпать, и порукодельничать. А уж кружева какие плела — всем на загляденье. Ни одного похожего рисунка, будто сам Ярило, что косу ее отметил, те завитушки ей нашептывал.
Аришка не стала уж возражать тётке, а поклонилась и ответила так, как надобно, но с вывертом.
— Спасибо на добром слове, Татьяна Васильевна. Невместно по гостям ходить, когда не зовут.
— Да зовут-то чужих, а ты своя совсем, Аринушка, — тётка поняла намёк, но скрыла свое недовольство. — Приходила бы попросту. Вон и Олька с Нюрой рады тебе.
Дочери косили серыми рыбьими глазами в сторону рыжей Аришки, кивали без улыбок и тепла. А как иначе? Если Аринка станет Петровой женой, то им будет невесткой, а с невестками в домах мало кто церемонится. А уже если довелось стать женой младшого, то совсем уж чернавка. Подневольная, считай, баба.
— Приду, спасибочки, — не стала спорить Аришка.
Да и зачем, если вскорости они с дедом снова уедут? И забудутся Мамаевы жена, дочки и сам Мамаев. Вот только конь их запомнится — сивый такой меринок с веселыми глазами.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Любила Аринка коней, да что там, вообще животин любила, и те ей отвечали такой же любовью. Собаки никогда не лаяли на рыжую, кони, всхрапывая, шли сами, и тыкались бархатными губами в шею. Однова было, поехали они с дедом на ярмарку в Зухарево, так там медведя водили по улицам. Тощий мишка с клочковатой шерстью подался к Аришке и взрыднул так зверино и плаксиво. Рыжая потом еще долго поминала деду тот случай, и все просила выкупить мишку у цыган. Жалела сильного зверя за его худобу и несвободу.
![Электронная Библиотека [Русские Книги] 📚 Читать На КулЛиб](https://cdn.coollib.biz/s20/3/4/5/3/2/1/345321.jpg)