Пока он смотрел на кролика, он немного пришел в себя. Тошнота отступила, немного уменьшилась жуткая боль в позвоночнике. Когда кролик ускакал прочь, Роберт с трудом поднялся на ноги. До дома ему нужно было прошагать полмили, и когда он добрался, то уже почти пришел в себя. У него немного онемели конечности и болело в изгибе позвоночника. Матери не было дома, она была через дорогу у миссис Ренсом. Вернувшись в десять часов домой, она попросила его натаскать уголь, но, увидев, как он побледнел, когда принес тяжелое ведро с углем, Линн начала волноваться.
— Ты опять работал на ферме? — спросила Линн.
— Я упал, — сказал Роб и улыбнулся, пытаясь успокоить мать, — мне немного не по себе, но вообще-то все в порядке.
— Мне хотелось бы, чтобы ты больше не работал там. Мистер Шарп пользуется твоей молодостью!
— Нет, я там больше не буду работать.
— Вот как? Почему?
— У меня уже достаточно денег, чтобы купить себе коньки.
В тот же день Чарли сходил с ним в город, и они купили коньки. Роберт принес их в коробке домой, вынул и стал показывать матери: чудесные блестящие, как серебряные волшебные крылья, лезвия загибались вверх, и на каждом было слово «Меркурий».
— Так, — сказала Линн, — ты их наконец купил! Теперь, наверно, мы поживем спокойно!
Роберт сидел на стуле у огня. Он устал после похода в город. Он сидел и с удовольствием рассматривал коньки.
— Что значит слово — «Меркурий»?
— Так называется ртуть, — сказал Чарли. — И еще это имя римского бога. У него на пятках маленькие крылышки. И ты также станешь летать по льду на этих волшебных коньках. Ты будешь, как Бог с крыльями, и такой же быстрый, как ртуть.
Роберт с улыбкой глянул на Чарли. Ему уже хотелось опробовать коньки. Он встал и пошел на пруд. Там дрожали от ветра пожелтевшие ивы, и листья трепетали и падали в воду.
— Мне теперь нужен только лед, — сказал он.
Он вернулся домой и пошел к столу, чтобы уложить коньки в коричневую картонную коробку. Мать посмотрела на него и зажмурилась.
— Почему ты так странно ходишь? — спросила она.
— Ну, у меня немного онемели ноги. Как дед говорит, у меня бегают по ногам мурашки.
— Ты мне говорил, что упал…
— Да, так оно и есть.
Он старался не смотреть в глаза матери.
— Я утром упал во дворе мистера Шарпа, но тебе не стоит волноваться, — сказал Роберт.
Было тридцать первое октября. На следующее утро, когда Роберт играл с товарищами в футбол в школе, он упал на поле и не смог подняться. Его отвезли в больницу в Овербридже и сразу же туда вызвали Чарли и Линн. Падение на ферме повредило позвоночник. Обе ноги были парализованы. Возможно, он никогда больше вообще не сможет ходить.
Когда наступила зима и все три пруда замерзли, Роберт сидел в инвалидной коляске, а его великолепные серебряные коньки лежали в картонной коробке в нижнем ящике шкафа в его спальне.
Роберт пробыл в больнице три месяца. Он был закован в гипс и не мог двигаться. Рентген показал, что у него была трещина в позвоночнике, и хирург мистер Тейт сообщил Линн и Чарли, что трещина может срастись не ранее, чем через три месяца.
— Если бы он сказал тогда нам сразу! — повторяла Линн. Она просто зациклилась на этой мысли. Он сказал об этом, как будто это было обычное падение.
Она не могла спать ночами — перед ней стояло лицо Роберта, белое и осунувшееся от боли и страданий, — таким он неподвижно лежал на больничной койке. Линн постоянно ругала себя за беспечность.
— Мне нужно было сразу обратить внимание, — говорила она. — Когда он сказал мне, что упал на ферме, мне нужно было сразу все выяснить у него. А я пропустила все мимо ушей. Бог ты мой, что я за мать? Мне следовало понять, что что-то было не так!
— Откуда ты могла знать? — успокаивал ее Чарли. — Он все скрыл от нас, и не только от тебя.
— Если бы он не был таким глупым и храбрым!
— Хирург сказал, что если бы мы знали все раньше, это все равно ничего не изменило.
— Я не верю этому! — воскликнула Линн. — Если бы он был в госпитале с самого начала, он бы сейчас так не мучился! Кто может знать, какие еще он навлек на себя беды, когда два дня все скрывал от нас, да еще играл в футбол!!!
Линн сидела в кресле у печи. Чарли и Джек сидели напротив нее. Она смотрела на них потухшими глазами.
— Мы даже не знаем, сможет ли он снова ходить!
— Ты себя мучаешь, без конца повторяя одно и то же!
— Ты забываешь, что я работала медсестрой. Ты думаешь, что я не понимаю, в какой опасности он находится?
— Они сказали, что трещина со временем срастется.
— Но даже при этом условии, он может остаться парализованным на всю жизнь.
— Хирург не говорил нам этого.
— Они никогда не станут ничего говорить заранее. Но я прекрасно представляю себе, каков может быть результат повреждения позвоночника. Я слишком много насмотрелась подобных случаев во время войны.
Чарли и Джек переглянулись. Они ничем не могли помочь мальчику и ничего не могли сказать Линн, чтобы она перестала волноваться.
Чарли собрался и сказал:
— Как бы мы пи волновались за Роберта, мы должны держать все при себе. Роб не должен ни о чем догадываться.
— Ты что, считаешь, что я ему все расскажу?
— Конечно нет. Но ты плохо скрываешь свои страхи, и я боюсь, что Роб может обо всем догадаться по выражению твоего лица.
— Я знаю! Я знаю! Я постараюсь следить за собой.
Временами она была на грани нервного срыва. Как могло такое случиться с Робертом, с мальчиком, в котором столько добра и радости к жизни! Будет ли конец жестокостям, которые судьба наносит так беспечно? Линн понимала, что ей потребуется вся ее сила и самообладание, чтобы прожить эти месяцы неопределенности и постараться внушить сыну веру и надежду, которые ему так необходимы.
— Роберт ничего не прочтет на моем лице, кроме того, что я хочу видеть, — сказала Линн. Такую клятву она дала сама себе.
Для нее визиты в больницу были настоящей мукой, и она радовалась, когда Чарли или Джек сопровождали ее. Они всегда много болтали с Робертом. Ее отец рассказывал ему о своей работе на ферме, как он пахал то или иное поле, как у них сломалась сеялка и как они нашли дохлую крысу в амбаре. Чарли своими спокойными словами и шутками даже вызывал улыбку на измученном лице мальчика.
— Какие здесь сестры? Они хорошо за тобой ухаживают?
— Все нормально, — отвечал Роберт. — Мне нравится сестра О'Брайен. Вот та, с темными волосами.
Чарли сдержанно поворачивал голову и рассматривал сестру в другом конце палаты.
— Ой, она мне тоже нравится. Если бы не твоя мать, я бы с ней познакомился поближе.