—Да, можно считать, что я удовлетворен своей жизнью. Даже доволен ею.
— Как это ни прекрасно, но сама жизнь важнее, чем накопление богатства. Во всяком случае, так должно быть, — сказал Фредерик. — Чтобы чувствовать жизнь полной, мужчине нужны жена и дети. Ему необходим наследник.
— Однако, как я вижу, ты сейчас не ближе к вступлению в брак, чем десять лет назад.
— Признаю, что в моем существовании имеется такой пробел, о чем я сожалею гораздо чаще и сильнее, чем кажется на первый взгляд. Но ведь я еще не умер. — Фредерик произнес эту фразу с холодной сдержанностью. — Скажу тебе доверительно, что в последнее время я, как говорится, положил глаз на одну очаровательную молодую вдову.
— Отлично, дядя. Я очень рад это слышать. Быть может, она наконец-то приведет тебя к алтарю.
— На это я бы не отважился, — пробормотал Фредерик. — Мой интерес к ней совсем иного рода.
— Почему же нет?
— Видишь ли, мы не подходим друг другу. Я знаю ее с детских лет. Это дочь моих старых друзей. Я долго не мог привыкнуть относиться к ней как к взрослой женщине, какой она, несомненно, стала.
— Кто она, эта вдова? — медленно проговорил Ник.
У нее два сына, и, как бы я ни любил детей, так сказать, теоретически, как будущее нации и так далее, я далеко не уверен, что хотел бы играть роль отца в настоящий период моей жизни.
— Дядя, — предостерегающе произнес Ник. Фредерик проигнорировал это предостережение и продолжал:
— Она все еще необыкновенно привлекательна, из хорошей семьи и прекрасно обеспечена. К тому же время было к ней милосердно. Леди выглядит такой же молодой, как десять лет назад.
Ник приподнял одну бровь.
— Ты закончил?
— В данный момент — да. — Фредерик ткнул концом сигары в сторону племянника. — Но ненадолго.
— Значит, насколько я понимаю, ты открываешь военные действия, иными словами — начинаешь кампанию?
— Я сам не определял бы это в таких выражениях, но… — Фредерик пожал плечами, — …твое определение мне нравится. Звучит красиво.
— В таком случае готовься к поражению. — Ник произнес это нарочито безразличным тоном, положил свою сигару в поддон на столике и встал. — Я не намерен добиваться леди Лэнгли.
— Почему?
Николас подошел к письменному столу, на котором стояла бутылка бренди.
— Потому что Чарлз был моим близким другом, и я не могу предать его память, ухаживая за его женой.
— Его вдовой. — Фредерик произнес последнее слово с нажимом.
— Не стоит играть словами. — Ник налил себе бренди. — Элизабет была и навсегда останется женой Чарлза.
— Но Чарлз умер, ушел из жизни.
— Он ушел из ее жизни, но не из ее сердца.
Ник с отсутствующим видом подошел к книжной полке и провел пальцем по книжным корешкам.
— Возможно.
Ник резко повернулся к дяде.
— Что ты хочешь сказать этим своим «возможно»?
— Ничего конкретного. Так, слухи, сплетни, намеки… ничего серьезного.
Ник прищурился. Его дядюшка обычно не выражался столь неясно и загадочно.
— Что все это значит? Что ты пытаешься мне внушить?
— Только одно: никто не знает в точности, что происходит по ту сторону замкнутых дверей супружества. Что происходит между мужчиной и женщиной в уединении их собственного дома.
— Как я понимаю, они были совершенно счастливы в супружестве. — То был скорее вопрос, чем утверждение. Ник невольно задержал дыхание.
Что, если тогдашнее решение было ошибочным?
— Как я уже сказал, никто не знает правды о приватных отношениях. — Фредерик с задумчивым видом затянулся сигарой. — Могу лишь сообщить тебе, что, с моей личной точки зрения, они и в самом деле казались идеальной парой. Я ни разу не заметил чего-либо, указывающего на иное положение вещей.
Но в самом тоне Фредерика прозвучало при этих словах нечто вроде неопределенного намека на то, что отношения между лордом и леди Лэнгли были не совсем такими, какими представлялись окружающим.
Впрочем, отношения между мужчиной и женщиной — любым мужчиной и любой женщиной, как бы эти люди ни подходили друг другу, — практически не обходятся без разногласий. Это в природе вещей и вполне ожидаемо во всех случаях. Ник прогнал от себя беспокойное чувство, тем более что в настоящее время оно было попросту бессмысленным.
Он обвел комнату рассеянным взглядом. Десять лет прошло с тех пор, как он решил выбросить из памяти и из сердца Элизабет Эффингтон. И преуспел в этом, как и во всем остальном. Он не полюбил другую женщину, но отнюдь не вел аскетический образ жизни, а порой, если можно так выразиться, заигрывал с мыслью о женитьбе, встретив симпатичную особу, которая явно была к нему расположена. Решительного шага он не сделал, однако Элизабет в этом не играла никакой роли.
— И как же ты намерен себя вести по отношению к леди Лэнгли?
— Что? — встрепенулся Ник, поворачиваясь лицом к дяде. — О чем ты спрашиваешь? Я никак не намерен вести себя по отношению к ней. Это не входит в мои планы. Я же только что сказал тебе, что не стану ее домогаться. Она не составляет часть моей жизни и не будет составлять, я в этом уверен.
— Я вовсе не это имел в виду. — Фредерик поднял брови и помахал сигарой из стороны в сторону. — Замечу, что твой ответ чересчур эмоционален. Ты слишком сильно протестуешь, мой мальчик.
— Тогда что же ты имел в виду?
— Завещание Чарлза. Что ты собираешься предпринять по этому поводу?
Ничего. — Ник повертел в пальцах стаканчик с бренди, глядя, как растекается по стеклу янтарная жидкость. — Насколько я понимаю, Джонатон управлял средствами Элизабет и своих племянников после смерти Чарлза, и я не вижу необходимости что-либо менять.
— Чарлз совершенно ясно потребовал, чтобы ты принял на себя эту ответственность, когда вернешься в Англию. — Фредерик несколько секунд молча смотрел на племянника. — Он советовался со мной насчет включения этого пункта в завещание. Чарлз не видел вокруг себя никого иного, кто мог бы лучше соблюдать финансовые интересы его жены и детей. Он ведь тоже гордился твоим преуспеянием. Его решение поручить тебе блюсти интересы его семьи связано с этим преуспеянием, дружеским доверием к тебе и ни с чем более.
— Я ни о чем более и не думал, — ответил Ник, удивляясь про себя тому, как легко ложь соскользнула с его языка.
Узнав о выраженном в завещании желании своего друга, Николас тотчас подумал, не догадывался ли Чарлз о его чувствах к Элизабет. Правда, в своих довольно редких письмах к другу лорд Лэнгли не позволил себе ни единого намека на это.
— Независимо от соображений, которыми руководствовался Чарлз, я должен заметить, что Джонатон приходится Элизабет родным братом, а я немногим больше, чем просто чужой человек. По-моему, лучше оставить все как есть.