Читать интересную книгу Такой нежный покойник - Тамара Кандала

Тима стоял безучастно. У Лёши же было ощущение, будто на него вылили ушат кипятка. Он за руку вывел Тиму из кабинета и, попросив подождать, вернулся, закрыв за собой дверь. Когда он приблизился к директрисе, та невольно попятилась, поняв, что человек с таким взглядом может её задушить прямо сейчас на месте.

– Послушайте, вы, крокодилица. – Лёша сдерживался из последних сил, чтобы не наброситься на эту тётку с откормленным лоснящимся пятаком вместо лица. – Я же вас предупреждал, что у ребёнка проблемы, но, в отличие от вас, не интеллектуального уровня, а исключительно эмоционального. Он прекрасно всё понимает, пишет, читает и считает на уровне третьеклассника. Мальчик необщителен, что совсем не значит недоразвитый. Вы должны таким детям помогать, а не выталкивать их из жизни. Вам бы на базаре вениками торговать, а не в школе работать, дура вы стоеросовая, инвалид ментальный! – С этими словами он развернулся и вышел, так хлопнув дверью, что посыпалась штукатурка.

Отдавать его в спецшколу Вера отказалась на отрез.

– Мой сын не будет учиться с дебилами, – заявила она. – Посмотри на них и на него!

Тима действительно рос и развивался физически абсолютно нормально. Его можно было даже назвать красивым ребёнком. Только взгляд был несколько отстранённым. Иногда в глазах появлялся испуг, и он без всякой внешней причины начинал плакать или нервически возбуждаться, бегая безостановочно из угла в угол. В спокойном же состоянии его детская мордашка порой пугала взрослых какой-то высшей осмысленностью выражения.

– Но должен же он где-то учиться, общаться с детьми! И потом, что значит «дебилы»? – Это слово задело Лёшу больше всего – он предполагал, что так за глаза другие дети звали его сына. – Там разные дети, с разной степенью отклонений, и не забудь, что у них тоже есть родители, которые их любят.

Но Вера была категорична – если его не берут в нормальную школу, пусть учится дома.

– У нас есть для этого все возможности. И средства. А там посмотрим…

Спорить с ней было бесполезно. Обычно полагаясь на мужа во всём, что касалось сына, она теперь была непреклонна.

Для Коры во всём этом не было никакой неожиданности – она слишком хорошо знала постсоветские школы и вообще ситуацию в стране с проблемными детьми: «смесь дерьма с идиотизмом». И реакция Веры её не удивила – она не раз сталкивалась с родителями, стыдящимися своих, «не таких» детей.

Лёше же впервые было стыдно за свою жену.

Ситуацию разрешил сам Тима.

– Я не хочу в школу. Там дети. Они злые, – заявил он отцу. – Я хочу жить с тобой и Галей. А учиться буду с Корой.

– А как же мама? Она ведь тоже тебя любит. Ты не хотел бы, чтобы мы жили все вместе? – осторожно спросил Лёша.

– У мамы есть Лена. Я ей не нужен, – спокойно ответил мальчик. – С ней мы будем жить в субботу и воскресенье.

– Ты знаешь, что твой сын счастлив? И вырасти он должен счастливым человеком, – сказала Кора в одном из бесконечных разговоров на тему Тиминого будущего.

– Это почему же?

– Потому что основное страдание человека кроется в умении сравнивать. Это закладывается уже в детстве и делает нас несчастными. Тима не сравнивает, он живёт в счастливом неведении, у него нет доступа к негативной информации. Он развивается намного гармоничней обыкновенного ребёнка. Ведь только разум порождает чудовищ – сердце на это неспособно. А он живёт сердцем. Его, например, не травмирует отношение к нему матери или других детей – он на них просто не реагирует. Зато чувствует любовь, хотя пока и не умеет отвечать взаимностью – просто не знает, как это происходит на уровне человеческой мимики. Если хочешь, это можно сравнить с отношением кота к своему хозяину, категорически разнящимся с собачьим. А сам Тима гениальный объект для любви, на таких детях люди должны учиться любить.

Тимофей проучился дома три года. К нему приходили, сменяя друг друга, два преподавателя. Один был молодой человек, только что закончивший пединститут и собиравшийся, так же как и Кора в своё время, специализироваться на работе с «не такими» детьми. Другой, наоборот, уже пенсионер, педагог со стажем, всю жизнь проработавший в обычной школе в одном из спальных районов Москвы. И конечно, Кора, которая играла главную роль в этом объединившемся в борьбе за мальчика братстве учителей.

Галя два раза в неделю водила его на плавание, которое он обожал, и дважды в музыкальный кружок, где Тима учился играть на ударных инструментах. Всё, что было связано с повторяющимися ритмами, мальчика завораживало (отсюда и любовь к плаванию) и действовало очень благотворно.

* * *

Отношения Лёши с Корой за эти годы раскалились добела. Каждое свидание было первым и последним. И каждый раз приступы первобытного счастья. Сладкие обмороки узнавания. Они задыхались от любви. Оба. Когда были вместе, дышали урывками. Когда расставались, переставали дышать вообще. Каждый раз, когда он раздевал её, у него, как у мальчика, дрожали руки. Её подростковые ключицы сводили его с ума. А в ямочку между ними он проваливался как во Вселенную. Она брала его лицо в ладони и рассматривала – близко-близко. Ему становилось страшно – а вдруг она найдёт в нём что-то, что ей не понравится? И тут же испытывал непреодолимое желание отдать ей это лицо навсегда вместе со всем, что к нему прилагалось.

Иногда, в моменты физической любви, Кора умела прикинуться мёртвой: опускала веки и делала совершенно окаменелое лицо – защитная маска, ни один стон не срывался с её губ, – замерев в неподвижности, она всем своим существом сосредоточивалась на том, что с ней, с ними происходит.

Они проводили вместе всё свободное время, которого, правда, было не так-то и много. Кора приходила к Тиме каждый вечер, часов в шесть, они занимались до восьми, потом садились ужинать – Галя стряпала заправски, умудряясь угодить вкусам всех присутствующих.

Часто к ним присоединялся и Сенька, он обожал Галину стряпню и её песни и мог часами играть с Тимой в математические игры. Сенька второй год уже сидел с заманчивым предло жением работы в Штатах, но никак не решался уехать.

– У меня ж там совсем никого нет, – говорил он.

– У тебя и здесь никого нет. Только работа. Но работа будет и там, ещё интереснее. – Лёшка подозревал, что в голове друга бурлят гениальные идеи, которые никому в этой стране не нужны: развал в науке, как и во всех других областях, был катастрофическим. – Как говорила твоя башка, против ветра можно долго продержаться, только если мочевой пузырь в порядке. Я бы на твоём месте долго его не испытывал.

– Здесь у меня есть ты, – возражал на это Сенька.

– А там семью заведёшь. Женишься на какой-нибудь хорошенькой математичке, нарожаете маленьких математят.

– Я хочу такую, как Кора, – честно объявлял Сенька, глядя на неё с нескрываемым восхище нием.

– Такой больше нет. Она одна, моя Ко, – гордо констатировал Лёшка. – Мы будем к тебе в гости приезжать, благо сейчас это не проблема. Правда, Ко?

– Правда. Всей нашей мини-семейкой, – радостно соглашалась Кора.

А как они веселились! Лёшка придуривался и балагурил без умолку, а Кора с Сенькой велись на его шуточки так, что уши убегали за шею. Кора, с её насмешливым, парадоксальным умом и острым язычком, редко когда пропускала мяч. Больше всех доставалось Сеньке – о нем Лёшка рассказывал весёлые байки, в которых невозможно было отличить правду от вымысла. Сенька не сопротивлялся – смотрел другу в рот с восхищением и кудахтал от смеха, хлопая себя по бёдрам.

– Пока женщина и друг смеются над твоими шутками, даже бездарными, они тебя любят! – Лёха, когда был в ударе, мог обезьянничать и куражиться днями напролёт.

– Я могу смеяться даже над шутками врагов, – уверяла Кора, – если они достойны, конечно. Шутки. И враги. Самый верный способ влюбить в себя женщину – заставить её смеяться. По крайней мере, меня. Мой любимый – самый смешной человек на свете, – доверительно делилась она с Сенькой, сияя глазами, – и самый нежный.

– Печалец, играющий в весельчака, – уточнял Лёша. – Чисто российский оптимист – даже в крестах на кладбище вижу плюсы.

– Я тоже смешной, – не терял надежды ближайший друг, – он ведь в основном надо мной смеётся. Бросай его, уходи ко мне.

– Мы примем тебя в нашу семью, правда Лю? Будем Ко, Сэм, Лю и Тим – китайская международная семейка, – уточняла будущая мадам де Бреттёй, из седьмого колена французских дворян, по мужу.

– Конечно примем, – поддерживал Лю, – будет считать нам деньги и рассказывать про космические и не очень дыры. Согласен, Сэмэн?

Сэмэн был на всё согласен.

Затем Лёша шёл провожать Кору домой и, как правило, оставался у неё до утра. Утром, заскочив домой и поцеловав сына, мчался на работу. На субботу и воскресенье Гале давался выходной, и Лёша с Тимофеем уезжали на дачу, к Вере и всему её семейству.