его торчали из-под коротких штанов, — Спасибо тебе за это время. Спасибо, что не ушел, что терпел мое ворчание. За все спасибо… и прости, что без сапог.
Когда могила Ницеля почернела земляным холмом, солнце уже село. Далекие крики чаек немного угомонились, когда бледная полоска заката перестала цепляться за горизонт. Удивительно, в этот вечер Фолкмар не заметил сумерек. Обычно он всегда ждал, когда краски мира теряли свой цвет, делая похожим одно на другое. Он и сам становился сер и безлик, сливаясь в единое с миром. Тогда он не чувствовал себя уже таким другим, отдельным от него. На этот раз Фолкмар пропустил приятные мгновения, которых и не могло быть много. Сумерки всегда были стремительны. Теперь придется ждать до сонного рассвета, который мало отличался от заката, но ходил задом наперед. Странно, что природа начинала и заканчивала одинаково.
Фолкмар помог забраться Дугу на спину боевого коня, до последних мгновений набивавшего брюхо сочной травой. Видимо, ему понравилась зелень и не хватило овса. У Чемпиона был такой же бездонный желудок, как и у Дуга.
— Мы переночуем у Хельги, она обещала дать два тюфяка в конюшне на постоялом дворе, — произнес Фолкмар, пришпорив коня.
На небо выплыла огромная, полная луна. Настолько яркая, что залила серебром и холмы, и город, и белые стены. Теперь они казались стальными, и челюсть могла перекусить любого дракона, ни сломав при этом ни одного зуба. Старик и мальчик ехали по петлявшей проселочной дороге, вскоре влившейся в главную, ведущую к центральным воротам города, и Дуг смотрел на небо.
— Что-то быстро сегодня выглянула луна. Городские ворота скоро закроют, нам нужно спешить. Не хочется провести ночь на дороге, да и в городской тюрьме тоже, — произнес Фолкмар, снова надевший доспехи и не испытывавший озноба. На этот раз Дуглас сел впереди, ведь мертвеца уже не было, — Холодно тебе?
— За луной не видно звезд, — ответил Дуг, которому, видимо, совсем не было холодно.
Никогда он не видел еще такой огромной луны — Дуглас был прав, она была настолько большая, что могла упасть на землю и раздавить их. Фолкмар посчитал это знамением. Он еще не знал, каким именно, но наверняка очень важным. А раз оно важное, значит, обязательно поможет ему исполнить мечту. Дальше они ехали под тишину ночи и блеск звезд, только Чемпион изредка фыркал, напоминая, что всем уже давно пора спать.
Глава 6. В пути
Стоило отъехать от моря, как Теллостос тут же менялся. Вдали от морского бриза он становился спокойней, ветра не хлестали, заставляя зелень бороться за жизнь. Теплота плодородных земель дарила природе вычурность. Каменистые склоны скал стекали в пологие луга, они тянулись долго, пока не упирались в густые леса к востоку и югу. От согретого полуденным солнцем чернозема шел пахучий пар, воздух наполнялся суетливыми запахами весны. Навстречу свету тянулась трава, не такая остролистая, не такая жесткая, как на прибрежных холмистых склонах, но щеголявшая десятками оттенков зелени — от сочного зеленого до бесстыже-красного. Оставалось совсем немного времени, прежде чем она раскинет лепестки цветов, превратив луга в яркий ковер. Теллостос был гостеприимен до всякой растительности, приютив у себя мириады цветов, кишащие в лете, словно пчелы в улье. Некоторые из них заставляли ночь открывать глаза — сквозь непроглядную темень лесов холодным голубоватым блеском сверкали турмалиновые грузди и луговая морошка, толстозадые светляки заменяли звезды в пасмурные облачные вечера.
За наслаждение глаз нужно было платить, эта страна была не из тех, кто дарил красоту и не просил ничего взамен. Ведь там, вдали, в горе Перемен сидел дракон, и все вокруг имело драконий дух. Пламенного яда в этой красоте было столько же, сколько и красок. Обилие жизни желало укусить, задрать, напиться крови или, на худой конец, стащить провизию, опрометчиво оставленную путниками под навесом неба. Ближе к вулкану встречались горячие источники, кипучие и прозрачные, словно слеза, но источавшие такой смрад, что дорога предпочитала огибать их заведомо до приближения. От них шел густой пар, гладкие камни на дне пестрели оранжевыми и зелеными полосами, а те, кто решался искупаться в них, обваривался до костей.
Во времена молодости Фолкмара источники доходили до самой столицы, но за сотню лет дракон будто заснул крепче. Земля потихоньку остывала, и смрад отступал. Поговаривали, что у подножия горы есть вполне сносные, не столь горячие лужи. Фолкмар не прочь был погреть свои ветхие кости в парочке из них. Правда, не хотел, чтобы потом от него пахло, как он Ницеля. Хватит и того, что от него веяло тленом.
Большой тракт тянулся от самой столицы и до подножия горы Перемен. С тех пор, как там нашли алмазы, он становился все шире и шире. Слева и справа то и дело вливались тонкие дорожки с местных деревень. По тракту тянулись обозы, груженые вином и снедью, кричали козы, бабы и ржали лошади, в воздухе свистели кнуты. Бесчисленные колеса вымесили землю в грязь, оставив глубокие борозды.
Всадники налегке объезжали кибитки по обочине, не преминув выкрикнуть парочку крепких. Для таких случаев одна из телег намертво встала прямо посреди тракта, утонув правым колесом в грязи, левое было сломано. Над ней, прямо на куче мешков с репой, стоял бородатый торговец. Пока парочка крепких ребят мастерили колесо, он, уперев кулак в широкий бок, облаивал недовольных проезжих. Правда, далеко не всех. Мужчина давал себе передышку на знатных особах. Имея от природы отличное зрение, торговец хорошо различал наличие гербов и мечей.
Заходя на тракт, Фолкмар все боялся, что люди будут пялиться на него. Что ржавые доспехи и седая борода обернут на себя взгляды, что скука дальней дороги породит пересуды и осуждение. Старик, куда ты направляешься? Слава твоя, если она и была, давно в прошлом. А если ты хочешь вспомнить о ней, неминуемо встретишь смерть. У тебя есть конь, а, значит, и теплая постель. Вернуться бы тебе туда и встретить свой конец в окружении теплых стен. Что тебе делать на турнире?
«Мне не нужен турнир, только Отверженный, — повторял про себя Фолкмар без конца и ему становилось легче, — Баба с козой кричала, что у подножия видели старца в красном. Я знал, что он там, ведь он мне приснился».
Иногда Фолкмар надеялся, что он обрел душевную черствость, и ему должно быть все равно на пересуды и взгляды. Но, к сожалению, они ранили все так же, как и полвека назад. У тебя гибкое сердце, Фолкмар, оно