при виде впалых щек, темных кругов под глазами, контрастировавших с мертвенно бледным лицом; в стеклянных глазах даже встреча с родными не смогла пробудить живой блеск. Что с ней стало?
– Дочка, ты больна? – выронила из рук полотенце мать.
Дочь молча разулась и переступила порог.
– Что случилось? Кто тебя обидел? – спросил взволнованный отец, как в детстве, когда та прибегала со двора в слезах. Но вместо ответа Алла бросилась в его объятия и разрыдалась.
– Дочка, что с тобой? Все хорошо, мы рядом. Солнышко ты наше… Проплачься, станет легче.
– Что же мы стоим у порога? – обступили ее чуткие родители. – Пойдем в комнату, пойдем же.
Все трое стояли в прихожей, отец сжимал в объятиях дочь, мать гладила ее плечи, спину. Навстречу им, мяукая, вышагивал Степан, пушистый сибиряк – Алла играла с ним, когда он был еще котенком. Наклонившись к давнему другу, она с грустью заметила, как поседела его шерстка: кошачий век недолог, и возраст брал свое. Она вздохнула.
– Степашка, старичок…
Алла с родителями прошли в гостиную, где все было таким родным. Старая мебель и комната, хранившая воспоминания счастливых детских лет. Мать стала накрывать на стол; отец, видя, в каком состоянии дочь, побежал в магазин за бутылкой водки. Думал, пригубит маленько да успокоится, родным в своих бедах откроется.
Ужин проходил мрачно, напряженно, и со стороны казалось, будто они не дочь встречают, а покойника провожают. Каждый уткнулся в тарелку и молча ковырялся вилкой. Отец как глава семейства взял инициативу в свои руки и разлил по стопочке. Алла чувствовала, что за этим последует допрос, и терялась, как ей быть, уйти от темы, соврать или сказать как есть.
«Мам, пап, меня обвинили в проституции и осрамили на весь город. Узнав это, Пашка выгнал из дома, а директор уволил с работы» – так?
– Дочь, как там Владивосток – стоит? – начал издалека отец.
Алла вздрогнула от неожиданного обращения к ней: нервы стали ни к черту.
– Как поживает Павлик? Что на работе? – осторожно спросила мать. Интуиция ей подсказывала, что причина кроется в одном из двух.
Алла осушила стопку и потянулась за бутылкой, чтобы налить еще, но отец остановил ее.
– Не нужно, я налью, – сказал он и наполнил стопку дочери сам. Она влила в себя вторую и, морщась, отправила в рот ложку квашеной капусты. За второй последовала третья… Алла уклонялась от ответа, пока вконец не опьянела; вот тут-то началось.
– Дела? Хреновые мои дела. Нет больше ни Павлика, ни работы. Все ушло, теперь ничего нет, – говорила она, уставившись в одну точку, – мне никто не поверил – все поверили ему! Сука, как же ненавижу!
Алла разрыдалась. Водка, даже в небольших количествах, действовала как сыворотка правды, и все, что было на душе и по каким-то причинам утаивалось, после волшебной стопки открывалось.
– Кто он?! – взревел подвыпивший отец, что было вполне адекватной реакцией на слезы дочери.
– Тебя обидел Павлик? Дочка, расскажи все, не томи! – измучилась бедная мать.
– Нет, не он.
– Так говори уже! – терял терпение отец.
– Вы уверены, что хотите это знать?! – спросила Алла и посмотрела на застывших в ожидании родителей. – Хорошо, я скажу. Меня обвинили в проституции! Выложили пост в интернете и выставили все так, что не подкопаться! Пашка поверил и порвал со мной, а на работе заставили уйти по собственному желанию, а не то, сказали, вышвырнут с позором. Меня даже слушать не стали! Я потеряла в одночасье все: работу, отношения – все, что имела, все коту под хвост! Конечно же, ничем подобным я не занималась! Это грязная игра Авдеева, и он остался безнаказанным. Но он ответит, он за все ответит! – храбрилась Алла.
В состоянии опьянения все немыслимое казалось предельно простым, и расквитаться с врагом было все равно, что прибить комара.
– Но как же так? Просто взять и оклеветать… – растерянно сказала мать.
– А вот так! Я ходила в полицию и надо мной там посмеялись. Вот он, закон, который должен защищать – он только на бумажке!
Алла умолчала о схватке в кабинете своего врага, ни слова не сказала про удар в живот – не стала подливать масла в огонь, ведь отец и без того был в ярости: его дрожащая рука сжалась в кулак.
– Кто он такой, этот Авдеев? Он из наших, рощинских?!
– Нет, из Владивостока.
– Какого ему надо от тебя?!
– Я работала с ним вместе и встречалась. Знала бы раньше, дура, с кем связалась… Думала, нормальный, а теперь на, получи!
– Но как же так, дочка? За что он так с тобой, за что? – тихо повторяла мать, на которой не было лица.
– Спросите у него. Я откуда знаю?! Его раздражало то, что у меня все хорошо: работа, парень… Зато теперь добился своего: я в полной заднице! Нет ни парня, ни работы!
Все внутри кипело, и Алла не следила за словами, выражаясь так в присутствии родителей. В эти минуты ей стало сложно контролировать себя.
– Но как же Павлик? Как он мог поверить? Вы вместе жили и не чужие люди, как же так?
– Плевать! – сказала как отрезала она.
Следующий день Алла апатично провела в кровати. Она многое переосмыслила и поняла, что неверно расставляла приоритеты. Все силы вкладывала в отношения, карьеру – родителей не баловала ни звонками, ни визитами и крайне редко видела девчонок, откладывала встречи, посиделки на потом. Но потеряв все, нашла успокоение в семье и у подруг. Все отвернулись от нее, остались лишь эти люди, и их поддержка и участие помогали ей оправиться, прийти в себя…
***
Алла провела дома месяц, и у нее было достаточно времени на то, чтобы все обдумать, остыть и принять решение, как жить дальше, на холодную голову. Но взвешенное, верное решение далось не сразу. Первое время ей хотелось биться головой об стену и все крушить, она была во власти ненависти и обиды и не могла отвлечься ни на что другое.
Месяц она приходила в себя и лишь сейчас стала воспринимать расставание спокойно, как факт, как данность; теперь ее больше беспокоило, где жить, на что существовать. Если Яна и распахнула перед ней двери, то наглеть и задерживаться не стоило, к тому же та снимала квартиру не одна, а с приятельницей на пару. Аллу отличало чувство такта, и даже сейчас, оказавшись в непростом положении, она не хотела никого стеснять.
На банковской карте оставались кое-какие сбережения, как раз хватит протянуть первое время, снять квартиру и питаться месяц-полтора. Мысли о поисках работы не давали покоя. Она думала о том, чтобы устроиться в другой банк. Но болезненные ассоциации, воспоминания об увольнении стали для нее барьером, и она решила не возвращаться к прошлому. Хотелось кардинальных перемен, найти себя в чем-то другом. Подумала, что