Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Пьеру исполняется семнадцать лет, Даллье решает, что сыну пора поступать в университет, и забирает его из лицея.
— Пришло время всерьез приняться за естественные науки! Учись как следует и не пропускай лекций. Деньги я тебе буду высылать.
Пьер трудится с похвальным рвением, но вскоре попадает в компанию Жака Партра, молодого человека с неприятной наружностью, но хорошо подвешенным языком, и постепенно втягивается в его разгульный образ жизни. Как только появляется возможность выкинуть какую-нибудь шалость, юноши очень быстро находят общий язык, а по вечерам — вместо того чтобы сидеть над своими книгами — шатаются по кабачкам сомнительной репутации.
И хотя профессора от всей души хотели бы пойти навстречу сыну доктора Даллье, Пьер все-таки проваливается на экзаменах.
Даллье дает ему еще один год.
— Если опять провалишься, я умываю руки.
Наконец, успешно выдержав экзамен, Пьер отправляется в заграничное путешествие, чтобы закрепить приобретенные знания и составить себе цельную картину окружающего мира. Он посещает прежнюю резиденцию испанских королей — Вальядолид, а также Севилью, Мадрид и Лиссабон. Оттуда он на корабле плывет в Палермо, едет затем через Неаполь в Рим, Геную, Милан, в Равенну и, наконец, в Цюрих. Здесь он знакомится с Германом Кромфилдом, молодым английским ботаником, который тоже совершает свое первое самостоятельное путешествие. Молодые люди проникаются симпатией друг к другу, вместе катаются на лодке по Цюрихскому озеру и вскоре становятся друзьями. Совместно отправляются в Иннсбрук, Мюнхен, Регенсбург, оттуда в Нюрнберг и дальше в Лейпциг и Галле. В Магдебурге им приходится задержаться подольше, так как Герман чувствует себя утомленным от длительных переездов в почтовых каретах. В Ганновере они ввязываются в драку с пьяными возчиками и получают изрядную взбучку. В Гамбурге садятся на корабль, который доставляет их в Лондон, к родителям Германа.
Два беззаботных месяца проводит Пьер в английской столице. Родители Германа, оба родом из старинных купеческих семей, говорят по-французски, как на родном языке, и принимают Пьера с изысканной любезностью. Герман показывает ему комнаты, оборудованные им для научных занятий. Среди растений, препаратов и груд книг Пьер замечает на столе серый кубик. Быстрым движением он берет его в руки.
— Это каучук, — говорит Герман, подойдя ближе. — Его получают из сока гевеи — так назвал это дерево ваш Кондамин.
— Знаю, знаю, — отвечает Пьер, — сейчас повсюду толкуют о каучуке.
— Говорят, что Маке издал в Париже два тома своих исследований, — замечает Герман. — Мне не терпится прочитать их.
Пьер разглядывает зажатый в руке серый кубик.
— Странное дело, — произносит он наконец. — Для бразильских индейцев это вещество не представляет ничего особенного. А мы, европейцы, поднимаем вокруг него шум, держим его на своих столах, чтобы исследовать, посвящаем ему книги…
Он бросает взгляд на друга.
— Ты тоже увлекаешься им?
— Не очень, — отвечает Герман. — Так сказать, для разнообразия.
Он улыбается.
— Книги о нем я, пожалуй, не напишу!
Через два месяца Пьер получает письмо из дому. Отец сообщает, что чувствует себя плохо, и просит Пьера вернуться домой. Пьер покидает Лондон. Герман, провожающий его на корабль, берет с него слово когда-нибудь снова приехать к ним.
Пьер застает отца в постели: у него жестокий приступ подагры. Работа в лаборатории, жар от печи и ядовитые испарения к шестидесяти годам превратили его в развалину. Елена, оставшаяся, несмотря на преклонный возраст и полноту, такой же проворной и словоохотливой, взволнованно суетится по дому.
— Ах, боже мой, молодой хозяин! Вот хорошо, что вы приехали! А папаша ваш все время о вас вспоминали! Как они расхворались-то! Ах ты господи!
Однажды к дому подъезжает экипаж; Пьеру приходится самому открывать ворота. Елена занята приготовлением обеда, а кучер, ежедневно наведывающийся к ней на кухню, заснул за столом в самый разгар беседы.
Из экипажа выходит рослый седой мужчина.
— Месье де ла Кондамин! — обрадованно восклицает Пьер.
Седовласый гость оглядывает его, крепко трясет ему руку и заразительно смеется.
— Ну как, мой мальчик, повидали свет? И правильно сделали!
По широкой дорожке они направляются через сад к дому. Идут не спеша, и Кондамин расспрашивает Пьера о Милане, о Мадриде, где он бывал и сам.
— Там я впервые прочитал сообщения об Амазонке, — перебивает он рассказ Пьера. — Серьезно! Это и заставило меня впоследствии двинуться в те края.
Наконец они входят в дом и поднимаются по лестнице. Окно в комнате отца распахнуто настежь.
— Правильно! — замечает Кондамин. — Понюхайте свежего ветерку, доктор. Ну, как дела?
Даллье устало усмехается.
— Все то же. Радоваться нечему!
Пьеру удается уговорить стариков пройтись по саду.
— Да, доктор, недешево обошелся вам каучук, — говорит Кондамин, когда они втроем прохаживаются между клумбами герани и кустами орешника. — Да и мне мои научные увлечения стоили не меньше. Похоже на то, — добавляет он, проводя рукой по изборожденному морщинами лицу, — что у меня опять начинаются приступы, черт бы их побрал! Кто однажды подхватил амазонскую лихорадку, тот не избавится от нее до конца дней своих.
Кондамин засиживается до вечера. Простившись с Даллье, он шагает к воротам в сопровождении Пьера, который хочет помочь ему взобраться в экипаж. Но старый ученый отстраняет его руку.
— Не нужно, мой мальчик! В семьдесят лет уже нельзя позволять себе излишний комфорт. Эй, поехали!
Сидящий на козлах кучер натягивает вожжи. Вскоре шум колес затихает вдали.
В 1770 году англичанин Джозеф Пристли сделал случайное открытие. Сидя за своими научными записями, он нечаянно стал тереть по бумаге куском каучука, который держал в руке. Вдруг он заметил, что написанные им строки исчезли. Пораженный, он взял другой лист рукописи и начал тереть его куском каучука. Карандашные линии таяли на глазах. Ученый записал этот факт и некоторое время спустя сделал его достоянием общественности. Деловые люди вскоре научились извлекать из него выгоду.
Так в Англии из каучука был изготовлен первый товар — резинка для стирания.
10
После смерти отца Пьера уже мало что связывало с родными краями. Должность ассистента естествоиспытателя Клода Ламарселля в Парижской академии наук так мало удовлетворяет его, что шесть лет, проведенные на этой скромной, несамостоятельной и часто невероятно скучной работе, показались ему каторгой, а высокомерие и тщеславие профессоров совершенно отравили радость жизни в огромном великолепном городе. Он испрашивает отпуск и впервые после многомесячного перерыва посылает письмо своему английскому другу Герману Кромфилду. Получив ответ, он укладывает самые необходимые вещи, оставляет на попечение Елены осиротевший дом и сад, к которому ведет аллея разросшихся тополей, и однажды утром садится в экипаж и мчится в Кале. Здесь Пьер продает экипаж и лошадей, увольняет кучера и поселяется в гостинице. Через четыре дня он поднимается на палубу корабля, который перевозит его через Па-де-Кале.
Лондон встречает Пьера туманом. Карета Германа Кромфилда ждет на набережной. Его родители умерли. Теперь он с молодой супругой и двумя слугами живет на окраине города в красивом, окруженном парком особняке, где для Пьера уже приготовлена комната. Герман спрашивает:
— А ваш Кондамин? Я слышал, он умер?
— Да, в семьдесят четвертом году, — отвечает Пьер. — Старик работал до последнего дня.
В ближайшие же недели Герман вводит Пьера в круг своих знакомых, где к «французу» вскоре начинают внимательно присматриваться — от Германа известно, что он не женат, к тому же молодой человек держится с достоинством, умеет с благородной сдержанностью делать дамам комплименты и, по всей видимости, обладает изрядным состоянием.
В один прекрасный день Герман знакомит его с Беннетом, пожилым астматическим человеком, похожим на тюленя; он настолько же тучен и приземист, насколько костлява и тоща его жена.
Беннет — владелец бумажной фабрики и попутно занимается спекуляцией земельными участками; друзья любят его за добродушный, неизменно веселый нрав. Поболтав с Пьером часок за стаканом вина, он приглашает его в гости.
В следующее воскресенье, часа в четыре, Пьер подъезжает в карете к дому Беннета.
Здесь он знакомится с Мэри.
Это высокая, стройная девушка, крепкая, здоровая, с выпуклым упрямым лбом, овальным лицом и темно-серыми, такими выразительными глазами, что иногда они кажутся неправдоподобно большими и, как утверждает преисполненный отцовской гордости Беннет, в одно и то же время таят в себе лед и пламень.
- Колокол. Повести Красных и Чёрных Песков - Морис Давидович Симашко - Историческая проза / Советская классическая проза
- История Индий - Бартоломе Лас Касас - Историческая проза
- Урод рода человеческого - Светлана Гололобова - Историческая проза
- Сполох и майдан (Отрывок из романа времени Пугачевщины) - Евгений Салиас - Историческая проза
- Черные стрелы вятича - Вадим Каргалов - Историческая проза