посмотрела под сидения, туда, где обосновалась самая крупная ползучая особь, та, что первой заползла в автобус. Но нет. В автобусе я была абсолютно одна.
— В автобус же никто не может попасть! — Вспомнила я и радостно улыбнусь. А потом и удержать смех не смогла. Смех становился все истеричные, пока я не расплакалась. Но до настоящей истерики я не опустилась. Успокоиться мне помогла злость.
— Твари! Какие же твари! — От всего сердца обругала я тех уродов, что устроил для меня эту устрашающую акцию. Я же боюсь змей! И чуть не выбежала из автобуса.
Только мне было сложно понять, как именно они это сделали. Змеи не были голограммами, я их не просто видела, их было слышно, и я чувствовала, как они ползают по моим ногам. И ударила я гаечным ключом вполне живую змею. Так что гады были настоящие. Вообще, в этом месте очень много галлов — ползающих и двуногих.
А может, эти мужики из рода Мигикир распылили кругом отравляющее вещество, и у меня были галлюцинации. Говорят, они бывают очень реальные и могут затрагивать все чувства.
Думать мне мешала нарастающая боль в ладонях. Только вычищать ранки на руках я боялась. Как я, вообще, с обеими пораненными руками окажу себе помощь?
— Подумаешь, руки поцарапала! Люди сами себе аппендицит вырезали, зубы рвали. А женщина и рожать может. Так что слабостью своей не упивайся, Кира. Прихвати аптечку с кресла водителя и готовься приводить себя в порядок. — Стараясь повторить мамину интонацию, сказала я себе. И жалеть себя сразу расхотелось. С аптечкой я вернулась на свое сиденье и сжав крепко сжав губы, открыла ее.
— Сейчас не время расслабляться, я должна выжить и вернуться домой.
11. Новая встреча с Ксенией Олеговной
— Соломина, — от звука этого голоса я в бессилии прикрыла глаза.
Не то чтобы я надеялась, что Ксения Олеговна погибла, но слышать ее так скоро после того, что с ней случилось я не ожидала.
— Соломина, я видела тебя из окна, — повторила классная руководительница. И я встала со своего места, неторопливо закрыла аптечку, сложила в пакетик использованные мной ватные диски и марлевые салфетки, свои перебинтованные руки положила в карманы куртки, а ее я надела из-за бьющей меня дрожи. И только после этого я отправилась к дверь.
У входа в автобус стояла Ксения Олеговна. И выглядела она странно. Наряженная в светло-бежевое длинное льняное платье. Она никогда не носила подобные наряды. Но больше я удивилась состоянию ее кожи. Она зажила! Полностью. Была, конечно, розоватой, как будто натянутой, но для человека, который только день назад неожиданно начал просо так гореть, выглядела она очень эффектно.
— Что, Соломина, глаз отвести не можешь? — Прошипела Ксения Олеговна.
— Меня можно понять. — Сказала я. Но я не собиралась делать ей комплемента и тешить чье-то самолюбие. — Вы и раньше не были красавицей, но выглядели прилично. А сейчас стали страшной, как картинки на пачках сигарет.
— Ты что, мерзавка, себе позволяешь? — Громким шепотом спросила она.
— Я говорю правду, как меня учили. — Сделав большие глаза, ответила преподавателю.
Ксения Олеговна чуть приблизилась к автобусу, но при этом оставалась на безопасном расстоянии от него. Сейчас, с платком намотанным на голову, как тюрбан, она почему-то напомнила мне змею. Даже страшно стало, вдруг она заползет в автобус и свернётся под сиденьем. Чтоб избавиться от навязчивой мысли я села на верхнюю ступеньку автобуса.
— Ты же не просидишь там вечно, — прошипела глубокоуважаемая педагог. — Когда-нибудь, Солоина, ты проголодаешься и выйдешь из автобуса. Вот тогда я за все на тебе отыграюсь. Ты меня молить о смерти будешь. — Эта ненормальная женщина продолжала мне угрожать. И не всегда она выражалась культурно. А ведь нам всегда говорила о недопустимости употребления ненормативной лексики. В общем, я уже не вслушивались в ее слова, а думала о маме.
Хоть я всегда с ней спорила и считала ее ограниченной своим узким миром, она всегда вела себя, как настоящий человек. Запрещала мне и брату употреблять матерные слова, но и сама никогда не выражалась. Заставляла моего брата мыть зубы и сама всегда соблюдала правила гигиены. Никогда не требовала от нас того, что не соблюдала сама. По-моему, поэтому ее отец и слушался. Я много видела среди родственников и знакомых семей, где все друг друга вроде как любят. Но они не умели друг к другу прислушаться. А папа маму всегда слышал. И мама, если не была уставшей, папу всегда выслушивал.
— Поняла, что я тебе сказала? — Долетела до меня презрительная фраза Ксении Олеговны.
А я не слышала, о чем она говорила, мои мысли полностью были о родителях.
— Вот и умница. — Почему-то похвалила она меня. — Подай теперь мою сумку. — Уже повелительным тоном сказала та, что является моим классным руководителем.
Ее сумка мне не была нужна. Хотя я даже содержимое ее не обследовала. Я же только куртки и рюкзаки одноклассников осмотрела. Но в то же время выполнять требование классной я не собиралась. Просто не хотела, чтобы она увидела мои забинтованные руки. Нечего ей радоваться тому, что мне больно. А мне было больно.
— Ксения Олеговна, ответьте на три вопроса, тогда я ещё подумаю, отдавать ли вам мою сумку, — сказала ей. А она вместо того, чтобы поддержать мою шутку начала на меня кричать
— Соломина, ты пожалеешь, что на свет появилась! Я прикажу с тебя кожу содрать заживо! Верни немедленно мою сумку, а то я заставлю тебя рыдать кровавыми слезами.
— Не боюсь. — Сохраняя спокойствие, ответила ей. — Не знаю, что с вами произошло, глубокоуважаемая Ксения Олеговна, но раньше вы страшнее пугали.
Она глубоко и часто задышала. А я начала вспоминать ее коронные фразы про ЕГЭ. И стала просто проговаривать их, чтобы кое-кто злился еще сильнее.
— Не с вашими мозгами кимы открывать.
— Чтобы опозорить, вам всем не обязательно ходить на ЕГЭ.
— В начале ЕГЭ отпроситесь в уборную и застрянете там, что людей не пугать светом мудрости своего рыла.
— Если бы я была такой же умной, как многие из вас, ушла бы со школы после девятого класса. Чтобы не светить отсутствием интеллекта на ЕГЭ.
— Ребята, ваш позор может быть бескрайним, перетекать из одного экзамена на другой, не утоните в нем.
— Просто помните, все что могла я для вас уже сделала, а дать просто плывите в лодке своего невежества.
Ксения Олеговна злилась, а я тихо воспроизводила ее слова, над которыми мы всем классом долго смеялись.
Нам, её ученикам, просто повезло, что