Читать интересную книгу Советский квадрат: Сталин–Хрущев–Берия–Горбачев - Рафаэль Гругман

Когда началась корейская война, правительство Израиля стало на сторону ООН и США. Для Сталина это было равносильно предательству.

Бен-Гурион выбрал западную модель демократии, отвергнув любую попытку ориентации на коммунистический блок. Ещё в конце 1949 года в ответ на опасения США, что Израиль примкнёт к советскому блоку, Бен-Гурион обещал американскому послу в Тель-Авиве, что «скорее Рим станет коммунистическим, чем Иерусалим»[71].

Особенно чётко его позиция прозвучала на митинге в Иерусалиме в апреле 1951, когда он заявил: «Рабочие Эрец-Исраэль должны сделать выбор: либо Кремль, либо Иерусалим!»[72]

Естественно, все последующие просьбы Израиля о поставках оружия и нефти и о предоставлении займов остались безответными – Сталин не простил непослушание. Разгневанный вождь решил отыграться на советских евреях. Одним махом (а опыт коллективных наказаний имелся – репрессированы чеченцы, калмыки, ингуши… – список значительный) он решил покарать двухмиллионный народ.

Наказание за неприятие Израилем советской политики в Корее и осуждение северокорейских коммунистов, поддержанных китайскими «добровольцами» и – негласно – советскими «специалистами», последовало незамедлительно.

Следствие по делу ЕАК длилось более трёх лет. Первоначально Сталин не мог выработать сценарий будущего процесса и определить, сколь суровым должен быть приговор. Абакумов, понимая, что будет задет Молотов и некоторые другие влиятельные члены Политбюро, опасался вступать с ними в конфронтацию и выходить за первоначально установленные рамки. Интуитивно он чувствовал, что в какой-то момент гильотина выйдет из-под контроля и беспощадно начнёт рубить всех подряд.

В июле 1951 года Абакумов был арестован. Сталин, недовольный его нерешительностью, сменил следователей, но так как некоторые арестованные держались стойко и не признавали своей вины, то следственные действия пришлось начинать заново. От Игнатьева, нового министра госбезопасности, Сталин потребовал ускорить подготовку процесса. Развязка приближалась.

Акт первый. В марте 1952 года Игнатьев направил Сталину текст обвинительного заключения. После высочайшего одобрения 7 апреля «дело ЕАК» было направлено в военную коллегию Верховного суда СССР. Скорый суд – без участия представителей государственного обвинения и защиты – состоялся с 8 мая по 18 июля 1952 года. Несмотря на то что большинство подсудимых отказались признать свою вину и сообщили, что их признательные показания были выбиты пытками, по личному указанию Сталина все обвиняемые, кроме академика Лины Штерн, были приговорены к расстрелу. Процесс прошёл при закрытых дверях – на гласный суд Сталин ещё не решился. 12 августа тринадцать руководителей ЕАК были расстреляны.

Задержка в исполнении приговора была вызвана неожиданно смелой позицией председателя Военной коллегии Верховного суда СССР генерал-лейтенанта юстиции Чепцова, убедившегося в невиновности подсудимых и пытавшегося смягчить полученный из Кремля приговор. Сообщений о приговоре в печати не было.

В октябре по настоянию Рюмина, нового руководителя следствия, в Киеве начались аресты профессоров-медиков. Втихомолку нагнеталось «дело врачей», опробованное в 1937 на процессе Бухарина, когда ведущих кремлёвских врачей обвинили в преступном лечении советских вождей.

Второй акт начался в Праге. Первые аресты в Чехословакии начались в конце 1949. В течение двух лет московские следователи, командированные в Прагу, подбирались к Сланскому Генеральному секретарю Коммунистической партии Чехословакии. Его арестовали 23 октября 1951 года.

Суд, названный по имени главного обвиняемого «делом Сланского», состоялся в Праге с 20 по 27 ноября 1952 года и проходил по сценариям, отработанным в тридцатых годах в Москве: с «генеральной репетицией», в которой принимали участие судьи, государственные обвинители, защитники и обвиняемые. Среди множества обвинений, предъявленных подсудимым, значилось проявление симпатий к Израилю и оказание ему военно-технической помощи.

Судьи и обвинители потребовали от подсудимых «признаний», что они – «еврейские заговорщики» – виновны в страданиях народа Чехословакии. Всем арестованным предъявили обвинение в сионизме. Как синонимы звучали слова «евреи» и «сионисты». Главный прокурор Урвалек, чешский Вышинский, заявил на суде, что «причастность к сионизму следует рассматривать как одно из тягчайших преступлений против человечества»[73]. Теперь любого еврея можно было бы пригвоздить к судебной скамье.

По личному указанию Клемента Готвальда, президента Чехословакии, суд приговорил одиннадцать человек к смертной казни, троих – к пожизненному заключению. Из четырнадцати осуждённых высокопоставленных коммунистов одиннадцать были евреями; из одиннадцати повешенных – девять. В том числе Сланский[74].

Приговорённые были повешены во дворе Панкрацкой тюрьмы 3 декабря. По сути в Праге состоялась генеральная репетиция московского «дела врачей», планируемого на март 1953.

Пражский процесс ещё не успел завершиться, когда Сталин приступил к последнему этапу, начавшемуся с атаки на тех членов Политбюро, которые могли бы помешать его замыслу наказать всех советских евреев. Сначала он их припугнул.

Акт третий. 16 октября 1952 года, через два дня после закрытия XIX съезда, на пленуме ЦК КПСС[75] Сталин стал копаться в генеалогическом древе товарищей по партии, выискивая у них еврейских бабушек, дедушек или внуков. У Берии он нашёл мать, якобы оказавшуюся грузинской еврейкой, у Хрущёва – внучку. Не пощадил он и Маленкова, дочь которого поспешно разошлась с мужем, не успев произвести нежелательное потомство.

Напомнив о ленинградском и «сионистском процессе», он по косточкам разобрал каждого из одиннадцати членов Политбюро, сообщив, что у пятерых (Молотова, Маленкова, Ворошилова, Хрущёва и Андреева) оказались еврейские родственники. Каганович – стопроцентный еврей, Берия – наполовину. Косыгин и Микоян породнились с «ленинградской мафией». Разве можно им доверять? Единственный член Политбюро, кто оказался генеалогически чист, был Булганин.[76]

Сталин был психически болен. Он действительно верил в существование всемирного сионистского заговора. Дочери он заявил: «Сионисты подбросили тебе твоего первого муженька». – На её возражение он резко ответил: «Ты не понимаешь. Сионизмом заражено все старшее поколение»[77].

Поэтому он пристально всматривался в своё окружение, никому не доверяя и повсюду выискивая следы сионистов. В 1953 году он бы и Ленина арестовал за деда-еврея по материнской линии, Карла Маркса – за обоих родителей, заново распял бы Христа и одиннадцать его верных апостолов.

Через двадцать шесть лет Константин Симонов, участник октябрьского пленума, по памяти воспроизвёл выступление Сталина[78].

Его воспоминания подтверждаются мемуарами других участников пленума, в частности Микояна.

Пленум продолжался два – два с половиной часа, из них полтора часа выступал Сталин. По словам Симонова, Сталин говорил «жёстко, а местами более чем жёстко, почти свирепо».

Первый удар, наиболее мощный, обрушился на Молотова, который обвинялся в трусости и капитулянтстве, «во всех тех грехах, которых не должно быть в партии, если время возьмёт своё и во главе партии перестанет стоять Сталин»[79].

Затем настала очередь Микояна – ему досталось основательно, но в меньшей степени. Закончив выступление, Сталин предложил выслушать каждого обвиняемого. Все это напоминало сценарий пленумов 1930-х годов со слёзными покаяниями Каменева, Зиновьева, Бухарина…

Молотов и Микоян по очереди «пытались объяснить Сталину свои действия и поступки, оправдаться, сказать ему, что это не так, что они никогда не были ни трусами, ни капитулянтами и не убоятся новых столкновений с лагерем капитализма и не капитулируют перед ним»[80].

Участники пленума выслушали их, не проронив ни слова. Они оцепенели от страха, опасаясь, что следующей будет названа их фамилия. Таковы воспоминания Симонова, прошедшие сито советской цензуры.

Воспоминания другого участника пленума, бывшего секретаря Курского обкома КПСС Леонида Ефремова, законспектировавшего речь Сталина, опубликованы в постсоветское время[81].

«Молотов – преданный нашему делу человек. Позови, и, не сомневаюсь, он, не колеблясь, отдаст жизнь за партию. Но нельзя пройти мимо его недостойных поступков. Товарищ Молотов, наш министр иностранных дел, находясь „под шартрезом" на дипломатическом приёме, дал согласие английскому послу издавать в нашей стране буржуазные газеты и журналы. Почему? На каком основании потребовалось давать такое согласие? Разве не ясно, что буржуазия – наш классовый враг и распространять буржуазную печать среди советских людей – это, кроме вреда, ничего не принесёт. Такой неверный шаг, если его допустить, будет оказывать вредное, отрицательное влияние на умы и мировоззрение советских людей, приведёт к ослаблению нашей, коммунистической идеологии и усилению идеологии буржуазной. Это первая политическая ошибка товарища Молотова. А чего стоит предложение товарища Молотова передать Крым евреям? Это – грубая ошибка товарища Молотова. Для чего это ему потребовалось? Как это можно допустить? На каком основании товарищ Молотов высказал такое предположение? У нас есть Еврейская автономия. Разве этого недостаточно? Пусть развивается эта республика. А товарищу Молотову не следует быть адвокатом незаконных еврейских претензий на наш Советский Крым. Это – вторая политическая ошибка товарища Молотова. Товарищ Молотов неправильно ведёт себя как член Политбюро. И мы категорически отклоняем его надуманные предложения.