В счастливом и уверенном расположении духа я отправился на располагавшийся неподалеку наблюдательный пункт 2-й батареи, удобно расположившийся в здании какого-то учреждения. Чердак был изрешечен, в бетонном потолке над ним были многочисленные дыры, но остальные перекрытия — включая толстое над подвалом — давали надежное убежище. Главная комната в подвале была дополнительно усилена деревянными балками и подпорками. Все было выкрашено масляной краской. Здесь, наверное, располагался русский штаб высокого уровня. Стены были выкрашены белой краской, пол был деревянный, и даже имелись деревянные нары. Была в подвале и печь. Через световые колодцы проходил дневной свет. Это было хорошее место. В крепком световом колодце поставили стереотрубу. В стене, обращенной к Волге, артиллеристы пробили наблюдательную щель. Они хорошо поработали над ней, и она окупала все труды. У нас был самый фантастический панорамный вид на центральный вокзал, на центр города и весь путь через Волгу до Красной Слободы — наблюдательный пункт лучший, чем в бункере 11-й батареи. Единственным недостатком была невозможность наблюдать сектор соседней дивизии, но нашей 2-й батарее это было неважно.
В тот же день я посетил артиллерийские позиции. Мимо церкви из красного кирпича в общем направлении летной школы шла широкая улица. К моему огромному удивлению, я увидел, что орудийные позиции были очень близко к бане, где я провел свою первую ночь в Сталинграде. Артиллеристы обжились на этом месте и даже сделали деревянные бункеры и вырыли землянки для хранения снарядов для каждого из четырех орудий. Они уже думали о приближающейся зиме и хотели обосноваться здесь как следует.
Стоящие среди разрушенных деревянных и глинобитных домов орудия окружал кольцевой бруствер, и их было трудно обнаружить. Нужно было подобраться почти вплотную, чтобы их заметить. Никогда раньше я не видел столь отлично оборудованных позиций и не мог чувствовать себя более довольным. Эти позиции находились в пределах досягаемости вражеских минометов. Мы думали перенести их чуть дальше к западу, но было бы много сложностей со снабжением. С другой стороны, только наша легкая батарея могла обстреливать большой участок Волги. Поскольку ее ни разу не обстреливали, — возможно, потому что русские не ждали здесь встретить батарею, вынесенную так далеко вперед, — она так и оставалась здесь до конца.
Дерево для строительства и оборудования блиндажей можно было легко раздобыть в развалинах по округе. Здесь было легко обустроиться. Мы знали, что нам придется жить здесь, на Волге, в наступающую зиму. Мы надеялись, что летом 1943-го нас сменят и переведут во Францию, чтобы полностью измотанная 71-я дивизия наконец была переформирована.
Готовый блиндаж с последней недостающей деталью — дверью. Солдаты 71-й пехотной дивизии тратили столько сил, потому что они знали, что эти убежища надолго станут их домом.
В других батареях дела шли похуже. Их позиции были на западной окраине города. Русские подозревали, что они находятся там, и подвергали их непрерывному обстрелу. Дерево для строительства блиндажей нужно было искать в самом городе, а потом с трудом доставлять на позиции.
1-й батальон был мне совершенно неизвестен. Когда я пришел с рапортом о прибытии к своему новому командиру, я наткнулся на молодого гауптмана, который раньше служил в 31-м артиллерийском полку. Он тепло меня поприветствовал. Его батальонный командный пункт находился у водочного завода. Производство было в основном разрушаю. Не считая пустых водочных бутылок, в основном сплавленных в слитки стекла, здесь больше ничего не напоминало об алкоголе. Но и здесь были крепкие подвалы, позволяющие безопасное укрытие.
Оттуда я прошел к Волге. Мне навстречу вышел мой проводник. Это был передовой наблюдатель нашей батареи, стоявший на посту у Волги. Там стояли два захваченных русских 76,2-мм орудия, которые охраняли берег и должны были стрелять по любым кораблям на реке.
Мы называли эти современные орудия «ратш-бум» (по-русски было бы «взрыв-бум» — сначала звук разрыва, а потом звук выстрела. — Примеч. ред.). Звуки выстрела и попадания разделяла лишь доля секунды. Пушки стреляли унитарными снарядами и были очень скорострельны. Полуавтоматический затвор при отдаче выбрасывал пустую гильзу. Эти небольшие орудия прекрасно справлялись и с ролью противотанковых.
Единственным недостатком этой интересной пушки был ее сравнительно малый калибр. 76, 2-мм снаряд вызывал лишь небольшие повреждения, а шрапнельные снаряды, которыми русские любили стрелять, были еще менее эффективны. Может быть, нам стоило чему-нибудь научиться у удивительно простой и легкой конструкции пушки? Наши пушки хотя и были очень надежными, но были слишком сложны и тяжелы для своего калибра и огневой мощи.
Обращенные к Волге полбатареи были хорошо расположены в развалинах высоких зданий у крутого берега реки. Командой руководил унтер-офицер, живший со своими людьми в подвале. Пост передового наблюдателя стоял недалеко от нас, на лестничной клетке жилого дома. Приходилось быть чрезвычайно осторожными, потому что русские со снайперскими винтовками или даже с противотанковыми ружьями шныряли тут и там, подстреливая множество солдат-одиночек. Только когда ты знал, какие районы под наблюдением у русских, ты чувствовал себя в развалинах в сравнительной безопасности. Со временем для повышения безопасности было сделано многое — появились предупреждающие таблички, были развешаны экраны, перекрывавшие снайперам поле зрения. Иногда даже рылись глубокие траншеи для пересекающих определенные улицы, находящиеся под наблюдением. Тем не менее нужно было пробираться с осторожностью или — что даже лучше — иметь при себе солдат, которые хорошо разбирались в местности.
* * *
Позже на моей новой батарее развернули 105-мм гаубицу, чтобы стрелять по отдельным зданиям в городе к востоку от района вокзала. К месту, где она расположилась, можно было безопасно подойти только в темноте. Орудие несколько раз побывало в серьезном деле, и каждый раз расчет нес потери. Такие задачи можно было выполнять только днем, иначе было невозможно навести орудие на цель. Перед первым выстрелом тоже проходило слишком много времени, потому что гаубицу нужно было силами расчета выкатить из укрытия на огневую позицию. Два артиллериста толкали каждый свое колесо, а другие двое упирались плечами в станины. Пятый член расчета и командир орудия тоже старались как могли, тянули и толкали. До того как первый снаряд выходил из ствола, эти солдаты оказывались легкой мишенью. Русские, которые издали видели, что происходит, стреляли из всего, что у них было. Даже когда, казалось, все в порядке и русским приходилось залечь, они продолжали стрелять из минометов. Обычной практикой было как можно быстрее выпустить 30–40 снарядов по домам, занятым русскими, чтобы быстро втащить гаубицу обратно в укрытие.